ЗДРАВСТВУЙ, ДЕДУШКА КОЩЕЙ

Предисловие, или Откуда есть пошла земля Кощеева

«… — Никитушка!

— Что?

— Ты уж как будешь купцов-то слушать, меня из горницы не гони. Я-то сразу угляжу, который из них врет.

— Как же можно? — Я дружески приобнял бабку за костлявые плечи. — Мы теперь одна команда. Оперативный отдел. Работаем вместе, согласно штатному расписанию. Митька, дуй к Гороху, скажи, что у меня новое дело, пусть к обеду не ждет. Потом рысью назад. Бабуля, зовите пострадавших!

Если бы я знал, чем это дело закончится, — ни за что бы за него не взялся».

Уф-ф-ф… Всё. Я поставил точку, сохранил документ и откинулся в кресле, разглядывая на мониторе последнюю страницу свеженького ещё текста. Набрал наконец-то, а то уже перед Никитой стыдно становится. Обещал еще давно перегнать его книгу в комп, чтобы распечатать впоследствии, а всё тянул до последнего. А скоро Новый год — всего пара недель осталась, вот и будет классный подарок Лукошкинскому участковому милиции, Ивашову Н.И.

Я, кстати, тоже заразился от Никиты сочинительством, даже не ожидал от себя. Только мы в разных стилях пишем. У Никиты настоящий художественный роман получился, с юмором и, надо отметить — с немалой долей выдумки. Но — здорово, мне понравилось. Я же пишу скорее хроники, чистейшая документалка такая. Никаких там веселых моментов, битв, кровопролития, что так часто встречаются в современном творчестве. Нет, просто скрупулёзное изложение фактов, никакой фантастики, одна историческая правда. Вот почему, кстати, у нас получились разные описания одних и тех же событий. Но это даже и хорошо, думаю. Одним нравится веселые книги почитать, а другие требуют серьёзных, аналитических подходов к описанию исторического процесса. Каждому — своё, а в целом — гармония. Сразу отмечу, что данный отчет тоже выдержан в строгом стиле документалистики. Никаких глобальных сражений просто монотонное перечисление событий. Так что потом не ругайтесь, я предупредил.

А Никите распечатаю, обложку какую-нибудь придумаю, да отдам нашим умельцам, чтобы переплели. Да тому же Аристофану, например. Он на фальшивых золотых слитках узоры защитные наловчился делать, уж переплет-то наверняка осилит. Правда как узнает, что для милиции старается, сразу бурчать начнёт мол, «западло, босс на ментов пахать в натуре». Ничего, потерпит. Царь я или не царь?

Кстати, вопрос довольно интересный. Потому что с одной стороны я ещё какой царь и даже император да мало того — Кощей, а с другой стороны как ни крути, так только исполняющий обязанности вышеперечисленных должностей. На самом деле я — скромный начальник Канцелярии при дворе Кощея. Статс-секретарь Федор Васильевич Захаров, если уж официально. Прошу любить и жаловать, хотя такие проявления чувств с вашей стороны будут весьма затруднительны, учитывая, что перед тем как согреть меня теплом, пронестись они должны не только сквозь пространство, а и через время. За тридевять земель как минимум, а уж в стародавние времена, так вполне определенно. Ну, живу я тут, понимаете? Это я не сам сюда попал, не подумайте. Это Кощей постарался. Понятное дело, что он старался не для меня, просто задумал убрать со своего пути вышеуказанного участкового и почему-то решил, что оптимальным оружием против него будет его же соотечественник. Вы понимаете такую логику? А я вот постепенно стал понимать. Поживите тут с моё, еще и не такого нахватаетесь. Одно скажу — теперь я очень рад, что так всё получилось. Вначале-то волком выл, на стены кидался, требовал вызвать адвоката, консула и спецназ, а потом как-то постепенно привык, вник в обстановку, с коллегами-друзьями сошёлся и сейчас обратно не хочу, хоть стреляйте.

— Внучек, бросай ты компутер свой бесовской, а давай-ка лучше за стол. Я ить тебе сейчас оладиков нажарю, хочешь? Со сгущенкой!

— А давай, Михалыч, — сразу согласился я, а дед даже икнул от удивления.

Как это так — Федьку упрашивать покушать не пришлось! Целый ритуал просьб, плавно переходящий через логические доводы к прямым угрозам и обломался!

Дед, обескуражено чеша в затылке, зашаркал к себе в комнату, где давно еще установил маленькую печурку, как раз для оладиков, блинов или просто — разогреть что-нибудь. Основные блюда нам из кухни доставляют, а вот особые вкусняшки Михалыч сам делает.

У двери к себе дед оглянулся и уточнил:

— Точно Федька? А то я наделаю сейчас, а ты снова нос воротить будешь.

— Не дождешься, Михалыч. Со сгущенкой я что угодно съесть готов. В крайнем случае — Тишке да Гришке отдашь.

Тишка да Гришка — это бесенята Михалыча. Они маленькие еще, даже разговаривать не умеют. Зато умеют деду помогать по хозяйству, а еще — проказничать, да так, что Аристофан со своими бандитами от зависти из серых зелеными становятся, когда про очередные проделки бесенят узнают.

Аристофан? Это тоже бес, только уже взрослый. Он у меня командиром отряда служит в Канцелярии. В подчинении у него двадцатка бесов же, а обязанности — что ни скажу, всё выполнять. Ага, я тут хорошо устроился. И это никак от моего нынешнего царствования не зависит. Аристофан, между прочим, именно на Канцелярию работает с самого начала — ветеран. Бесы они вообще-то жуткие разгильдяи. Вороватые, проказливые, ленивые. Но мы сразу Аристофану по рогам настучали, а он уже своих бойцов в оборот взял, и теперь хлопот с бесами у нас практически нет. «По рогам», кстати — это не эвфемизм. Бесы, как вы понимаете, и с рогами, и с хвостами, и с поросячьими пяточками, всё как положено.

Михалыч? Не, он не бес — обычный человек. Ну, в физиологическом смысле, а на самом деле — личность уникальная. Посмотришь со стороны, ну старичок и старичок. Невысокого роста, с бородой, да и одежда на нём самая простецкая по местной рабоче-крестьянской моде. А на самом деле моего деда тут все знают и уважают, а кто не уважает, тот боится. А кто не боится, тех уже и в живых-то давно нет. Ну, кроме меня. Я деда не боюсь, а люблю. Я как тут казался, Михалыч меня сразу под крылышко взял, заботой и теплом окружил, и я его сейчас как родного дедушку и воспринимаю. Да и он ко мне всё «внучек, да внучек». Он-то у нас семьёй так и не обзавелся, пока сейфы у богатеев по всей Европе вскрывал, а на Русь вернулся уже в возрасте, да так и остался одиноким. А тут я ему подвернулся и теперь сполна огребаю всю дедову нерастраченную любовь. Не-не, дед у меня не какой-нибудь там монах-затворник, совсем даже наоборот. И выпить любит, и морду набить может, и дама сердца у него есть, а при необходимости и с топором на обидчика кинется. Обычный такой дедушка.

— Ну-ка, — дед с сомнением посмотрел на меня и поставил на стол тарелку с горячими еще оладиками. — Садись Федька, коли не передумал.

— А сгущенка?

— Иван Палыч сильно извинялись — переварилась сегодня сгущенка, карамелью отдаёт, — развел руками дед. — Так что придется тебе, внучек, с вареньем оладики кушать, а сгущенку я ентим двум паршивцам, Тишке да Гришке отдам.

— Да конечно! — я подскочил с кресла, в которое тут же забрались бесенята. — Вот варенье им и скармливай, а мне сгущенку подавай! Ничего, пропихну как-нибудь в себя и с карамельным привкусом.

Тишка да Гришка на сгущенку и внимания не обратили, продолжая скакать в моём кресле, махать лапками, рожками и хвостиками, да жалобно поскуливать, привлекая моё внимание. Это они мультики требуют. Подсадил я их на мультфильмы крепко. Дед, кстати, тоже не брезгует произведениями кинобизнеса. Но он больше фантастические сериалы полюбил — часами может спорить, кто круче в бою: клингоны или джедаи. А еще больно ему шлем Дарта Вейдера по душе пришёлся. Он даже в наши мастерские бегал, просил такой же сделать для меня. Я сейчас на официальные мероприятия обычный шлем одеваю, ну такой в виде волчьей головы. У Кощея из его запасов позаимствовал. Всяким там послам и почетным гостям, прибывающим с визитами к нам во дворец, мне лицо своё показывать не рекомендуется мол, не и.о. какой-то с важными лицами беседу ведёт, а как бы сам Кощей. Тем более что шлем этот еще и голос отлично искажает.

Но я от дедовой поделки напрочь отказался еще на стадии идеи — я и к волчьему уже привык. Да и Михалыч после первого образца из мастерских, тоже охладел к своей творческой задумке.

Я не очень сумбурно всё излагаю? В моих предыдущих отчетах я всё подробно расписывал, но думаю, стоит хотя бы конспективно всё-таки рассказать об общей обстановке в нашем царстве-государстве, да и с основными персонажами познакомить на тот случай, если кто-то не читал мои ранние хроники.

Государство наше — сказочная Русь, расположено… ну где-то на территории современной России. Так неопределенно, потому что так и есть на самом деле. Тут не карты географические, а направления. Надо вам попасть, к примеру из стольного града Лукошкино к нам на Лысую гору, под которой дворец Кощея находится, останавливаете тогда первого попавшегося прохожего и просите указать дорогу. Он вам пальцем сразу и ткнёт мол, туда и иди, а потом тем же пальцем у виска покрутит мол, иди-иди коли мозгов нет, да добровольно Кощею в лапы попасть хочешь. Да еще и добавит традиционно — тридевять земель пройдешь, три пары железных сапог сносишь ну и так далее по текстам известных сказок. И, кстати, если и надумаете идти, то так и получится и неизвестно, сколько лет добираться придётся, причем через заколдованные леса, где хозяйничают всякие странные зверушки и обитатели от леших до чугайстырей или через реки, кишащие русалками и водяными. Это нормально для здешних краёв, все давно привыкли. Только я пешком на такие расстояния не хожу. Да никто не ходит, особых дураков тут нет. Ну, кроме классических, сказочных, которые почему-то поголовно зовутся Иванами. У меня для передвижения есть Змей Горыныч, правда он сейчас на морях отсиживается — зиму пережидает. Есть еще могучий жеребец Кощея — Максимилиан, говорящий и не в меру начитанный, иногда просто достающий своей вежливостью и болтовнёй на темы древних цивилизаций, пирамид, ацтеков и прочей околонаучной ересью. Зато ему подвластны особые пути, тропы и до того же Лукошкино он часа за три-четыре запросто меня довозит. А с месяц назад мне вообще классная штуковина в руки попалась — Шмат-разум. Вещь, честно вам скажу. Раньше это создание могло запросто любое желание исполнить, ну, например мост хрустальный с одного берега реки на другой протянуть в самые кратчайшие сроки, а сейчас что-то глючить у него стало, а может просто выдохся от злоупотребления самогоном, и осталась у него одна-единственная способность — перемещать людей с места на место. И получается это очень качественно. Скажешь, эдак: «А ну, Шмат-разум, перемести меня сотоварищи на утренние профитроли во дворец французского короля!» и через секунду вы уже в Париже, в окружении хлопнувшихся в обморок придворных, во главе с местным королём.

О, простите — Гюнтер с докладом пришёл.

Пока он не начал, коротко поясню. Гюнтер — это дворецкий местный. Довольно неприятный тип, да еще и на меня глаз положил. Угу, в том самом смысле. Правда, пока я тут царствую, он себе ничего такого не позволяет, а вот когда я был просто начальником Канцелярии, то к радости моих добрых и участливых сотрудничков, всегда готовых похихикать над вышестоящими товарищами, заваливал меня орхидеями и слащавыми открытками с пошлыми намёками.

— Ваше Величество, — поклонился он, прорываясь в Канцелярию сквозь заслон моей личной гвардии — рыцарей-зомби.

— Давай, Гюнтер, заходи, — махнул я рукой. — Оладики будешь?

— Со сгущенкой, Государь?

— А как же.

— А можно просто сгущенки кружечку — я потом у себя откушаю?

— Ишь хитрован какой, — хмыкнул дед, но пошел к себе, запаковать дворецкому сгущенку на вынос.

Тут тоже надо пояснить. Ох… Достану я вас пояснениями, но без них запутаетесь... А надо было мои предыдущие отчеты читать!

Сгущенку это я сюда привнёс. Мы её вместе с нашим шеф-поваром научились делать. Кухня тут во дворце шикарная, а заведует ею, конечно же француз — Жан-Поль де Бац, а по-нашему — Иван Палыч. Иван Палыч у нас — большая умница, фанат своего дела. Когда я сюда попал, то быстро с ним спелся и теперь царская кухня может похвастаться новыми блюдами — тортик «Наполеон», сгущенка и салат «Оливье», который пока не рекламируется и в массовое производство не поступил. Берегу его на Новый год. Да и с майонезом никак справиться не можем пока, зато зеленого горошка Иван Палыч закатал несколько банок, ура.

— Что у нас нового, Гюнтер? — спросил я, расправляясь с последними оладиками.

— Тишина, Ваше Величество. Последние послы по домам разъехались. Приходила пара очередных царевичей вас воевать, но услышав, что в заточении пока ни царевен, ни принцесс, ни даже цариц нет, развернулись и уехали. Обещали весной наведаться.

— Вот и хорошо, — прочавкал я. — У нас сейчас и без них хлопот полно — Новый год на носу. Кстати, как придворные приняли мой Указ о назначении выходного дня, да и сам новый праздник?

— Спокойно и с пониманием, Ваше Величество, — Гюнтер благодарно кивнул Михалычу, принимая из его рук, обвязанную тряпицей глиняную кружку со сгущенкой. — Благодарю, господин Михалыч, вы как всегда крайне любезны и готовы поддержать пострадавшего ради Отечества.

Кстати, тут Гюнтер не врёт и не преувеличивает. Пару недель назад он лишился глаза при попытке одного мерзкого древнего колдуна — Лиховида, устроить дворцовый переворот. Теперь Гюнтер щеголяет разноцветными повязками на глазу, меняя их по настроению, а колдун сидит в заточении в маленькой коробочке.

— Да не за что, милай, — покивал головой Михалыч. — Это Иван Палычу спасибо, что не забывает нас.

— И мне, — обиженно встрял я. — Я же рассказал, как сгущенку делать!

— А тебе, — дед подвинул мне кружку чая, — ежели расправился с оладиками, то пора и делами царскими заниматьси, а не валятьси на диване, от работы отлынивая.

— Ну, дед… — тут же заныл я. — Я же не от лени на диване валяюсь, а для лучшего пищеварения, будто ты сам не знаешь.

— Иди-иди, Федька. Раз выбилси в цари-ампираторы, так соответствовать должён!

Это Михалыч так прикалывается. Ни в какие цари я не выбивался, больно надо было. Это мне Кощей подкузьмил. Враг тут у него древний объявился, а справиться с ним у Кощея пока силёнок нет, вот и взял он да добровольно сдался в плен официальному царю нашей страны — Гороху. Кстати, вполне нормальный царь. Хотя, это простым жителям он царь, а если по нашим правилам судить — просто Горох. Ибо царь-батюшка у нас только один — Великий и Ужасный Кощей. И вот этот Великий да Ужасный вполне, знаете ли, здраво рассудил, что если он для своего врага станет недоступен, то тот злодей будет тихо сидеть и дожидаться, когда же ему этот самый доступ к телу Кощея откроют. И выгода от этого плана очень даже великая оказалась. Вот представьте, что тот Кощеев противник, а надо сказать, что обычный его облик — большо-о-ой такой змей (не путать с Чингачгуком и тем более с Горынычем), размером с полквартала, летающий и совершенно чокнутый, вступил бы в бой с Кощеем и с большой вероятностью прибил его. Не насмерть, конечно — бессмертный у нас царь, но вернуться в привычную ипостась Кощею удалось бы ох как не сразу. Могло и несколько сот лет пройти, кстати. И это — еще полбеды. А настоящая беда могла произойти, когда после победы тот нечингачгук отправился бы сносить под корень Лысую гору вместе с дворцом, который под ней находится, а потом, наверняка отправился по Руси резвиться, обнулив для начала Лукошкино. И получается, что Кощей своей сдачей в плен не только себя спас, а в первую очередь — наше государство. Самоотверженный, даже героический поступок. Вот только этот герой сейчас где-то за Уралом в тюрьме строгого режима прохлаждается, а я за него тут лямку тяну. Вот такая справедливость. И я снова подчеркну — сам я на этот пост не стремился. Кощей перед отсидкой оставил официальное письмо, в котором на время своего отсутствия назначил меня даже не то что царём, а самим Кощеем. Вот и…

Ага, вспомнил отличную цитату, подходящую к случаю: «Вот вы говорите: «царь-царь»… А вы думаете, нам, царям, легко? Да ничего подобного, обывательские разговорчики». Очень, знаете ли, в тему звучит.

А почему именно меня? А больше некого. Нет-нет, я не гений (скромничаю, конечно) и не незаменимый, просто действительно некого. Из людей на более-менее приличных постах, во дворце только Гюнтер, мой Михалыч, Иван Палыч, да я. Без ложной скромности скажу, что выбор тут очевиден для всех. Да никто и не возражал — дураков тут нет против воли Кощея идти. Уже нет. Вывелись вследствие естественного отбора.

— Ваше Величество, — напомнил о себе Гюнтер, терпеливо дожидавшийся, пока мы с дедом не закончим очередную перепалку, — а стоит ли ставить ёлку на верхушке Лысой горы? Не обойдёмся ли ёлкой только в Тронном зале? Я понимаю — праздник, только эта ёлка как маяк сработать может.

— Да кого нам бояться, Гюнтер? — отмахнулся я. — Гороха? Даже не смешно.

— Фон Дракхена, — строго уточнил дворецкий.

Это так официально того гада, врага Кощеева зовут.

— Кощей говорил, что фон Дракхен холод совсем не переносит и по таким морозам фиг он куда из своего отапливаемого замка выберется. Ну, даже и выберется — он же знает, что Кощея тут нет, а мы ему неинтересны. Давай, Гюнтер, ставь обе ёлки, отпразднуем Новый год, порадуем население в кои-то веки.

— Как скажете, Ваше Величество, — коротко поклонился дворецкий. — Я могу идти?

— Ещё вопрос, Гюнтер. Нужна мне помощь в организации праздника, сам я всё не потяну. Ну, эдакий комитет по подготовке, человека три активных, не ленивых. Есть такие на примете?

— Именно людей, Государь? — уточнил дворецкий.

— Нет, конечно, — отмахнулся я. — Что ты меня на слове ловишь, как будто унизить перед подданными желаешь? Ты у нас не враг народа случайно?

— Просто уточняю, Государь, — невозмутимо отозвался Гюнтер. — Сегодня же подберу… хм-м-м… людей и доставлю пред очи ваши ясные и совсем не грозные.

— Как это не грозные? — возмутился я. — Ещё какие грозные! Ладно, можешь идти. И смотри у меня! Ух, я в гневе страшен!

— Как скажете, Ваше Величество, — согласился Гюнтер и покинул Канцелярию.

Бесенята, дождавшись ухода дворецкого, завопили с новой силой, да так, что даже дед поморщился:

— Да включи ты им енти мультики, внучек, так и оглохнуть можно.

Ага, я сразу и поверил, что Михалыч за уши свои беспокоится. За Тишку да Гришку он переживает! А мне теперь вставать с дивана и плестись к компу. Ладно, чего только не вытерпишь ради мира и спокойствия.

Между диваном и компом у нас дверь в генераторную, где с удовольствием пашет мой дружище — скелет Дизель. Я заглянул к нему, помахал рукой, а он в ответ радостно заклацал челюстью, не прекращая ни на мгновение крутить рукоять генератора.

Дизель — это тоже идея Кощея. Царь-батюшка меня из моего времени вытащил прямо из геологической партии, где я подрабатывал сезонно. Прямо с вагончиком со всей аппаратурой, спасибо ему за это, благодетелю нашему. Я бы без компа точно ходил бы тут скучный и грустный. Если бы вообще выжил. А так удалось Кощея заинтересовать достижениями науки и техники, а потом и полезным стать, вот постепенно за чуткость, гениальность и скромность и выбился в большие начальники. А Дизеля мне как раз Кощей и посоветовал в качестве замены бензина, которого тут даже в теории пока не существует. Михалыч приделал к генератору рукоять и теперь Дизель с чувством огромного удовлетворения, крутит её, а комп работает. Дизель после этого стал местным героем у всех скелетов. Особенно после того, как за особые заслуги я ему красным фломастером, нарисовал на лбу знак радиационной опасности. У скелетов во дворце жизнь тоскливая, скучная, а тут такой прорыв в карьере, вот и образовался у нас тут клуб дизелепочитателей. Да ладно, не мешают — пусть развлекаются. Однако есть в этой ситуации и огромный минус для меня. Кощей наш батюшка, чтоб ему икалось в цепях в тёмной камере, запрограммировал Дизеля запускать генератор ровно в шесть утра. Оно бы и ничего, но при вращении рукоятки косточки скелета так громко и отвратительно визжат, что от этого ультразвука я тоже теперь вскакиваю в шесть утра.

Я полюбовался бесенятами, затихшими в кресле, завороженными «Ну, погоди!», который они пересматривают, наверное, в тысячный раз. Почесал между рожек Тишку, потом — Гришку, а может быть наоборот — вечно их путаю и задумался.

Глобальных дел ну, таких что всё бросить и куда-то бежать в очередной раз, спасая мир, не было. А вот делишек скопилось больше чем хотелось бы, и заниматься ими было жутко лениво.

— Внучек, — будто угадав мои мысли, протянул дед, убирающий в шкаф миски после легкого перекуса, — а ты ведь давно у Варьки своей не был а? Может смотаемси в Лукошкино? Поглядим, не случилось ли чего?

Ага, заботливый какой. Это он сейчас на самом деле не за меня переживает и не за мою девушку, а прикидывает, как бы самому попасть к своей пассии — могучей тётке Пелагее, служащей у моей Вари домоправительницей. Любовь у них с дедом.

А вообще любовный вопрос у нас тут даже и не вопрос, а устоявшийся факт. Будто не декабрь, а март месяц на дворе — все в чувствах, переживаниях. Вот смотрите. У меня — Варя. Чудесная девушка, которой удалось сбежать из монастыря после того как она стала сиротой, а два братца запихнули её в туда, чтобы она не мешала им прогуливать наследство. Я про это тоже подробно рассказывал в предыдущих хрониках.

Варя у меня — настоящая боярыня, знатного рода Зубовых. Сейчас она проживает не в своём имении, а в стольном городе Лукошкино, где с милостивого изволения (ха-ха!) Гороха, вот-вот собирается открыть первую школу для детишек.

Поборов свою невероятную скромность, исключительно ради истины, должен отметить, что я принимал самое непосредственное участие во всех приключениях Вари. Её братцев, которые опустились до откровенного грабежа на большой дороге, силами нашей Канцелярии удалось избавить от смертной казни, и милостивым судом Гороха они были отправлены на пожизненную каторгу. Варя была восстановлена в правах и с увлечением достраивает школу, половину расходов по которой, кстати, я взял на себя под видом некоего гуманитарного фонда.

А в целом у нас с Варей всё хорошо даже отлично. И пожениться мы планируем, наверное, летом. Вот только повидаться с ней удается не так часто как хотелось бы. Дела, сами понимаете.

Следующая любовная линия это, как я уже говорил — Михалыч и Пелагея. Особо ничего про них сказать не могу. Пожилые люди, развлекаются, как могут. Счастья им, здоровья и, хи-хи, детишек побольше.

Еще один любовный сюжет это уже в духе «Ромео и Джульетты»: участковый Ивашов из Лукошкино и наша новая сотрудница — бесовка Олёна. Отношения у них развивались постепенно и довольно сложно. Ну, по разную сторону баррикад они оказались, что уж тут поделать. Про Никиту я рассказывать не буду — он сам про себя прекрасно в своих мемуарах рассказывает, а вот про Олёну пару слов скажу. Она родилась обычным человеком, но еще в детстве попала в рабство по договору к Кощею и он её быстренько переделал в бесовку. Я этих тонкостей ни в юриспруденции, ни в колдовстве не понимаю, просто принимаю как факт и договор этот и бесовку, не вникая в детали. Как бы то ни было, но Олёне совсем невмоготу стало на службе у Кощея и решила она любыми путями обрести волю. И, знаете, получилось у нее. Правда — в перспективе. Летом Кощей пообещал отпустить её, а пока она зачислена в мою Канцелярию и служит верой и правдой. Ну а в процессе службы встретилась с Никитой, и завертелось у них и как я думаю — очень серьёзно.

Есть и еще одна парочка у нас, самая первая из всех. Это наша сотрудница, простая вампирша Маша и её пламенный поклонник — немецкий посол Кнут Гамсунович Шпицрутенберг. Про Машу я вам потом расскажу. Она у нас личность неординарная и парой слов не обойтись, а вы у меня и так уже устали от пояснений. Да и Михалыч давно ответа ждёт.

— А знаешь, деда, возможно, ты и прав…

Михалыч аж подпрыгнул от негодования:

— «Возможно?!» Да ить как у тебя только язык поворачиваетси, Федька, такое говорить?! Я всегда прав!

— Я пытался сказать, пока ты меня не перебил, что можно действительно в Лукошкино смотаться, но если тебе важнее свои скрытые комплексы тут демонстрировать, то давай лучше останемся. Я тебе сейчас психологические тесты запущу на компьютере, будем выявлять, что ты у нас за личность на самом деле и как с тобой бороться.

— Паразит ты, внучек, — вздохнул дед. — И как только Кощей-батюшка тебя царем назначил… Одевай свой полушубок да поехали, уговорил.

Ну и как вы думаете — удалось мне повидаться с Варей? Правильно — нет.

А у нас тут всегда так. Стоит задумать что-нибудь полезное, а главное — приятное, как тут же происходит нечто, сразу нарушающее все планы.

История о бравом офицере, который взлетев вверх, тем не менее, опустился вниз

Испортил нам с дедом приятное времяпровождение Аристофан. Нет-нет, не в том смысле, что это у меня с дедом романтические отношения возникли, разумеется. А в том, что планы повидать наших милых дам навернулись сегодня как Винни-Пух с дерева.

— Это… босс! — заорал крайне возмущенный командир моего диверсионного отряда бесов, врываясь в Канцелярию. — А чё они там ваще в натуре офигели, а?!

Дед вздохнул и отложил полушубок в сторону:

— Опять твои паразиты что-то натворили?

— Ты чё, дедушка Михалыч! Пацаны в натуре не при делах! Это всё они, блин! Мало им тогда босс всыпал!

— Ты про подвалы что ли? — догадался я.

Аристофан, весь кипя от негодования, только кивнул и стукнул себя кулаком в грудь. Не Кинг-Конг, конечно, но звук хороший получился, громкий.

— И что случилось? С твоих бандитов деньги за выпивку потребовали, а им платить нечем?

У нас тут во дворце, точнее — под дворцом, находится масса увеселительных заведений. Казино, куча баров со стриптизом и без оного, различные забегаловки, дома любви и прочие радости для заскучавших придворных. Мне туда ходить нельзя — Кощей запретил уж и не знаю по какой причине, но ослушаться его я не хочу да и сам туда не особо рвусь.

А в прошлом месяце там вообще бунт вспыхнул, представляете? Против меня-батюшки. Разметала бунтовщиков в клочья моя тридцатка рыцарей-зомби, полученная мной по наследству от Кощея, да сотня скелетов во главе с Дизелем. Владельцы злачных заведений быстро поняли с кем жить лучше в мире и по чьим именно правилам, и проблем больше до сегодняшнего дня не было.

— Ты чё, босс! — Аристофан даже задохнулся от возмущения. — Братва всегда реально за себя платит!

Я захихикал, а дед поднял глаза к потолку. Ага, как же. Сколько раз приходилось выручать Аристофана, подкидывая ему деньжат, чтобы расплатился за прогулянное и пропитое.

— Ты, Аристофан толком говори, — потребовал я. — А то я и не знаю то ли уши тебе надрать, то ли опять рыцарей подымать. Точнее — опускать. Вниз.

— Так ты же сам, босс и приказал в натуре, — удивился Аристофан.

— Я?!

— Ну, типа Указ такой, босс. Мол, я — реально глава комиссии, ну этой… блин и не выговорю. Короче, должен прошмонать там всё.

— Деда?

— Было такое, внучек, — кивнул Михалыч. — Аккурат перед самим бунтом ты Указ издал, а подвалы-то и поднялись после ентого.

— Гю-у-унтер! — заорал я в воздух. Это тут самый быстрый способ вызвать кого-нибудь ко мне. Не знаю, дворец ли так реагирует — мы же с ним в ментальной связке, а скорее всего кто-то из придворных неподалеку дежурит.

Как бы то ни было, но минут через пять дворецкий уже стоял передо мной.

— Гюнтер, а напомни, пожалуйста, что там за указ такой был, в котором Аристофан должен был в наших злачных местах инспекцию проводить?

Дворецкий закатил глаза… пардон — глаз к потолку, пожевал губами и процитировал:

— «Назначить Аристофана главой инспекционно-санитарной комиссии и со всеми его бесами отправить в подвалы»…

— О, как… Ну да точно, так я и распорядился тогда, — я повернулся к Аристофану, — Ну и что там сегодня произошло?

— Облом, босс. Мы типа в один кабак сунемся мол, проверка пришла, радуйтесь в натуре, а там уже кодла охранников с соседних забегаловок набежала конкретно. Мы в другой, а они уже там. Их реально много, босс.

— А не в том дело, — вспыхнул вдруг дед, — что много, а в том, что супротив указа царя-батюшки переть посмели!

— Точно, деда, — согласился я. — Похоже, не додавили мы их тогда.

— В натуре, босс, — подтвердил бес.

— Был там один… не помню имя, но говорил, что бар у него… как же там?.. А! «Бес и дева».

— Матвей, босс, — подсказал Аристофан. — Реальный мужик, без базара. Только таких там — две-три штуки на всю кодлу.

— Точно, Матвей. Давай-ка, Аристофан тащи его сюда, поговорим. А вообще надо вопрос решать кардинально. Ну что за дела — каждый месяц нам бунт теперь устраивать будут?

— Под корень их вырезать, внучек, — предложил дед, — а заместо их новую прачечную открыть, али вторую кухню.

— Не-не, Михалыч! — перепугался Аристофан. — Никак нельзя в натуре, ты чё?!

— Да-а… Не поймёт нас народ, дед, если совсем прикроем. Тогда весь дворец взбунтуется.

— Опять же прибыль оттудова немалая идёть, — забрал назад своё предложение Михалыч.

— Я погнал, босс? За Матвеем типа?

— Давай, Аристофан, только быстро. В кабак не заверни по пути.

— Прикажете снова ополчение скелетов созвать, Ваше Величество? — предложил Гюнтер. — В помощь вашей гвардии?

— Да пока вроде и не надо, спасибо.

Гюнтер ушел, а на его место вскоре заявился Аристофан со знакомым мне уже владельцем бара — Матвеем.

— Ну что, Матвей, — строго начал я, — не оправдал ты моих надежд. Опять бунтовать вздумали?

Матвей рухнул на колени:

— Не вели казнить, батюшка, а только не виноватые мы.

— А кто виноват? Надеюсь не я?

Шутка не удалась — Матвей только непонимающе посмотрел на меня и вздохнул:

— Не по-людски у нас там дела идут, батюшка. Маемся мы, горемычные, тыкаемси туды-сюды, а без толку. И рады бы жить тебе да себе на пользу, а никак.

— Вот как? Порядка не хватает? А если наведу порядок, не взвоете?

— Да батюшка ты наш… — Матвей даже подскочил. — Да ты только силушкой всподмогни, а мы уж порядок и сами наведём!

— Понял, Матвей, хорошо. Будет вам силушка.

Матвей ушел, Аристофан не сводил с меня преданных поросячьих глазок мол, вот-вот озарит меня и всё само собой исправится. А дед, как обычно при решении проблем, потащил на стол самовар.

— Деда, погоди пока со своим чаем. Только же оладики ели.

Дед вздохнул и к моему изумлению без споров и причитаний утащил самовар в свою комнату.

Я повернулся к бесу:

— Аристофан, давай гони свою банду обратно в казарму и сидите там пока не позову.

— Отряд у меня, босс, — привычно надулся Аристофан. — Типа реальный боевой такой.

— Отряд-отряд, — отмахнулся я и едва бес покинул Канцелярию, плюхнулся на диван и потащил из коробки сигару.

Нет, я не заядлый курильщик, так иногда балуюсь. Да и сигары какие-то горькие, крепкие. А вот повертеть её в пальцах, полюбоваться на сизый дымок — очень даже способствует в раздумьях.

Сразу предупрежу возмущение дотошливых читателей мол, не может быть в этом времени табака, помидоров, той же картошки и много другого. Правы вы, абсолютно правы — не может быть. Но — есть. Я тоже сначала удивлялся, но Кощей всё очень просто объяснил: привозят купцы из-за моря-окияна. И всё, все вопросы сняты.

Дизель тихо скрипел за дверью, бесенята так же тихо пихались и ёрзали в моём кресле, не отрываясь от монитора, на котором Волк всё так же безуспешно гонялся за Зайцем. Дед, сидя за столом, начищал ордена и медали с моего генеральского мундира и изредка поглядывал на меня — не созрела ли очередная гениальная идея у внучека.

А ведь созрела. Не быстро, не полностью, но когда я подскочил внезапно с дивана, дед заулыбался, покивал головой и пошаркал за самоваром.

— Михалыч, а вот скажи, — я еле дождался когда дед водрузит самовар на наш большой стол из простых струганных досок, — если я тут натворю что-нибудь, ну указ какой издам, который Кощею не понравится, не прибьёт ли он меня потом когда вернётся?

— Ну, если ты не вздумаешь, к примеру, перенести дворец в Лукошкино или еще какую глупость не сотворишь, то посопит Кощей-батюшка, да и махнёт рукой своей костлявой. Ить он же тебя на царский пост назначил, значится всё, что ты ни делаешь, всё с евойного одобрения получается. Захочет тебе пинка дать, а не станет, чтобы престиж свой не уронить.

— Престиж… И откуда ты, деда такие словечки знаешь?

Михалыч только фыркнул. А да, всё время забываю, что дед в молодости по Европе гастролировал и на основных европейских языках худо-бедно, а объясниться может.

— Деда, тогда следующий вопрос: а не повысить ли нам Калымдая? Сейчас он у нас майором служит, а мы ему дадим… ну, полковника, скажем. А? Кощей не озвереет от такого моего самоуправства?

— Да и хрен с ним, — пожал плечами Михалыч. — Ежели и озвереет, так сбегает на луну провоется да отпустит его. А ты ведь, внучек, — дед прищурился, — не от доброты душевной нашего бравого вояку в чине повысить хочешь, а? Ну-ка признавайся, что ты там удумал?

Признаюсь, конечно, только вас с Калымдаем познакомлю. Ну, тех, кто еще с ним не знаком. Есть у Кощея отдельное войско даже, скорее — народ. Шамаханами называются. Бандиты натуральные, очень похожи на монголо-татарских захватчиков только в отличие от них по физиологии своей ближе к бесам: рожки, хвостики, хотя и без пяточков. Используются они для защиты в основном восточных границ, а также для любых военных кампаний. Вот и наш Калымдай от роду — шамахан. А по натуре — эдакий царский офицер XIX века. Прошёл обучение в Военной Академии имени Кощея, растерял шамаханское варварство, а взамен приобрел кроме воинских знаний офицерский блеск и элегантность.

Когда мы с ним в первый раз встретились, он был в чине ротмистра и командовал отдельной сотней шамахан, которых выдрессировал в настоящий спецназ. Видел я их и в бою и во время спецопераций — бойцы великолепные. После первого же нашего совместного дела я выклянчил у Кощея майорский чин для Калымдая. А потом как-то незаметно мы сдружились, а после того как я перетащил его со всей сотней к нам в Канцелярию, мы вообще не разлей вода. Его сотня, кстати, прямо тут у нас и располагается. Как выйдешь из кабинета, так в одну сторону — казарма бесов Аристофана, а в другую — Калымдай со своими ребятами.

— Наливай, Михалыч! — скомандовал я, перебираясь за стол.

Дед налил мне большую кружку душистого чая, а сам сел напротив:

— Ну?

Чай был вкусный, пряники тоже. Идею мою дед после небольших уточнений и корректировок одобрил и пошел звать Гюнтера. Загоняем мы сегодня дворецкого. Ничего, работа у него такая.

Подойдя к компу, я ткнул «пробел», поставив мультики на паузу, чем тут же вызвал обиженный писк бесенят. Потерпят. У меня тут дело государственной важности.

Шаблоны на все случаи жизни с двухстраничными перечислениями титулов Кощея у меня уже были заготовлены, осталось вписать в один из них:

«Повелеваю: за особые заслуги перед государством, проявленную храбрость в сложных операциях, за личную доблесть на поле боя и вне его, наградить орденом «За Кощея-батюшку» нашего бравого воина Калымдая Кощеевича и назначить ему чин полковника героической, непобедимой и легендарной армии всё того же Кощея-батюшки, то есть меня».

Само собой — дата, подпись, печать.

Печать приложил Михалыч, заботливо храня её в своем безразмерном кошеле на поясе. Это враки всё, что кошель безразмерный — не более шести пудов в нём унести можно.

— Ваше Величество? — в кабинет степенно вошел Гюнтер.

— Через полчаса в тронном зале будет официальная церемония, — оповестил я. — Всех бесов Аристофановых туда согнать, роту Калымдая и его самого. Придворных, какие попадутся под руку — тоже туда гони для массовки.

Гюнтер поклонился и исчез, а я повернулся к деду уже протягивающему мне официальный плащ для выходов. Шлем одевать не стал — сегодня внутренняя церемония, все свои.

Ах да, мультики снова включить мелким паразитам. А то так забудешь — еще и в кроссовки нагадят от обиды или джинсы пожуют, когда спать буду.

В тронный зал я вошел торжественно в сопровождении тридцатки рыцарей-зомби. Суровые ребята надо сказать. Личная гвардия Кощея, перешедшая мне временно по наследству. У меня с ними тоже ментальная связь, поэтому, едва я вскарабкался на высокий трон, сразу дал мысленный приказ командиру фон Шлоссу:

— «Барон, поставьте своих людей в шеренгу справа от трона».

Слева уже стояли, переминаясь с лапы на лапу, бандиты Аристофана. Михалыч быстро прошаркал к Калымдаю и его сотня замкнула квадрат. Ну а придворные, которых уже набежало немало, толпились за рядами воинов.

— Майор Калымдай! — проорал я. — Стать в центр! Яви нам себя, благородный воин!

Калымдай удивился, но отчеканил шаг и замер в центре.

Ну, я и зачитал указ в сокращенном виде без титулов. Все дружно рявкнули «Ура!» и моментально нарушив торжественный строй, кинулись поздравлять новоиспеченного полковника. Бардак, никакой дисциплины. Мы с Михалычем под шумок улизнули обратно в Канцелярию, шепнув по пути Гюнтеру, чтобы привел туда Калымдая, как все немного успокоятся.

— Вот и всё, внучек, — покивал головой дед, ставя передо мной очередную кружку чая. — Вернётся Кощей-батюшка и прибьёт тебя за самовольство. Но ты, Федь не переживай, поминки мы по тебе отгрохаем всем на зависть!

— Да ну тебя, дед, — я отхлебнул из кружки. — А пряников нет? Или хоть бубликов каких?

— Правильно, внучек, заедай горюшко-печаль раз от самогонки отказываешьси.

— Ну, дед… Завязывай.

— Вредный ты у меня, Федька, — вздохнул Михалыч, ставя на стол тарелки с пирожками. — Ить и поворчать уже старому человеку не даешь.

— Да какой же ты человек, тем более — старый? — возразил я, а дед даже рот открыл от удивления. — Ты — Михалыч!

— Не поспорить, — захекал дед.

В Канцелярию зашел Калымдай, стал по стойке смирно и начал:

— Господин генерал! По вашему приказанию…

— Да ну тебя на фиг, Калымдай, — перебил я его. — Ты еще в ножки начни кланяться. Садись, давай — Михалыч пирожками угощает.

— В долг, внучек, всё — в долг, — хмыкнул дед, ставя и перед полковником кружку.

Калымдай улыбнулся и сел напротив меня, тут же подтащив к себе пирожки с капустой:

— Благодарю, Федор Васильевич. Отслужу, оправдаю.

— А куда же ты денешься? — хихикнул я. — Только пирожки-то все не загребай.

— На войне, как на войне, — пожал плечами Калымдай и потянул к себе вторую тарелку.

— А ты, внучек не зевай — рот поширше открывай. О, складно-то как получилось. Надо написать красиво на большом листе да на кухне у Иван Палыча повесить, — заявил дед, но всё же пожалел несчастного Феденьку: — На от тебе с ливером.

— Калымдай, а сколько всего таких рот как твоя? — перешёл я к делу.

— Таких больше нет, — гордо расправил плечи он. — А всего диверсионных рот — три.

— Ого! Три роты таких архаровцев как твои запросто то же Лукошкино за час под себя подомнут!

— За полчаса, — поправил Калымдай. — Да и то минут на десять остановятся квасу на базаре хлебнуть.

— Да кому оно нужно енто Лукошкино? — фыркнул дед.

— Да это я так, теоретически, — поправился я. — Вот что, полковник, заберёшь все три роты под своё командование. Заселим их пока тут во дворце. Вот только место для такой оравы подыскать придётся… — я сделал вид, что задумался.

— А что там думать, внучек? — подыграл мне дед. — Вона внизу места сколько, хоть десять таких рот заселить можно.

— А и правда, дед, — кивнул я. — Вот и отлично. Давай тогда, Калымдай и организуй там казармы недалеко от казино и прочих заведений.

— Эх, Федор Васильевич, — Калымдай укоризненно покачал головой и отложил надкусанный пирожок. — А сразу нельзя сказать, что собираетесь поприжать злачные места? Мы же с вами давно работаем, в каких только переделках не были…

Дед виновато вздохнул, да и мне стало неловко:

— Извини, Калымдай. Пост этот царский так и заставляет юлить да окольными путями к цели идти… Ну, что скажешь на моё предложение?

— Это приказ был, а не предложение, Ваше Величество, — хмыкнул Калымдай. — Надо — сделаем.

— Завязывай, Калымдай, — насупился я. — Я же извинился. Скажи лучше, как тебе моя идея?

— Три роты против этих рестораторов это вы что-то уж совсем противника переоцениваете, Федор Васильевич. Там и десятка моих ребят хватит.

— Достали они уже, — пожаловался я. — Надо с ними окончательно разобраться. Ну а потом, бойцов же всё равно где-то разместить надо? Только меня беспокоит, а не поддадутся ли соблазнам твои парни? Бары, казино под носом. Не пустятся ли они во все тяжкие?

— Даже и не переживайте, Федор Васильевич, — фыркнул Калымдай. — В увольнительные будут к ним ходить, разумеется, но умеренно без излишеств. Уж я прослежу.

— Ну и отлично. Сколько тебе времени надо, чтобы перевести все три роты сюда?

— Часов пять, думаю. С помощью Аристофана, его подземными тропами переведём всех во дворец да начнем обживаться на новом месте.

— Угу. Тогда отправляй своих бойцов сразу вниз, пусть осмотрятся, место себе подберут. А половину из них или сколько там понадобится, сразу же отправь с Аристофаном в качестве поддержки.

— Понял, Федор Васильевич. Сделаем.

Калымдай ушел, я тут же подгрёб к себе поближе тарелки, а дед хмыкнул:

— Ох и начнетси сейчас там, внучек! Ух и завоют вскоре владельцы-то казино.

— Вот и славно, — прочавкал я.

* * *

Вечером в Канцелярию заявился улыбающийся во всё свое свиное рыло Аристофан и грохнул на стол, звякнувший содержимым деревянный ящик:

— Это тебе босс, в натуре. Матвей типа просил передать.

Дед достал из ящика пузатую бутылку из тёмного стекла, повертел перед носом и облизнулся:

— Французский. Я такой только раз пил давно еще на приёме у герцога Орлеанского.

— И тебя реально пустили к герцогу, дедушка Михалыч? — восхищенно протянул Аристофан.

— Не, — отмахнулся дед, — енто у него в сейфе такая же бутылка стояла. Пока приём шёл, мне и удалось опробовать такого коньячку, как только сейф-то и открылси. Вку-у-усный…

— Калымдая дождёмся и опробуем все вместе, — решил я. — Кстати, Аристофан, как там дела внизу?

— Без базара, босс, — закивал рожками Аристофан. — В натуре подмяли под себя всё.

— Давай рассказывай, не тяни.

— Да там реально и рассказывать-то нечего, босс. Пацаны Калымдаевы сразу порядок навели ну, типа вырезали недовольных…

— Ох, — перебил Михалыч. — Там хоть кто-нить живой осталси?

— Кто поумнее — все живы, — заржал бес. — Не, там, в натуре трупов двадцать-то и было. Среди охранников.

— Угу. А не охранников? — уточнил я, подозрительно разглядывая Аристофана.

— Да что я считал их, босс? — возмутился бес. — Оно мне надо? Почти всех хозяев казино и баров конкретно вырезали, вот и считай сам.

— И снова — «угу». Остались мы без увеселительных заведений теперь?

— Не понял, босс, — озадаченно почесал правый рог Аристофан. — Надо было всё прикрыть? А мы наоборот…

— Чего наоборот?

— Ну, типа своих поставили управлять.

— А ну, правильно. Я как раз это и имел в виду. Чтобы простоя в работе не было, народ не волновался, а денежка в казну капала.

— В натуре, босс, — кивнул бес. — Процесс реорганизации, устранение руководства и назначение нового шёл одновременно. Реально.

— Ух ты! — восхитился дед. — У Калымдая небось такие слова подслушал?

— Без базара, дедушка Михалыч, — Аристофан гордо выпятил грудь. — В натуре красиво звучит, да?

— И какова сейчас обстановка внизу? — вернул я беса к интересующей меня теме.

— Всё в порядке, босс. Там типа честные хозяева, которые под тобой, босс, предложили создать Гильдию рестораторов и работников увеселительных заведений, а мы их поддержали без базара. Матвей теперь — глава Гильдии, а я… — он скромно потупился, — Генеральный директор. Это типа — почётный командир, босс. В дела не влезаю, но прибить могу реально.

— То есть, сейчас все заведения работают уже?

— В натуре, босс.

— Недовольных захватом нет?

— Какой захват, босс? — удивился Аристофан. — Там реально, перед тем как горло перерезать очередному буржую, с него типа брали дарственную на всё его заведение. Всё по закону, мы же не бандюки какие, блин.

А еще чуть позже подошел и Калымдай. И Матвеев коньяк как раз очень кстати пришелся, пока мы обмывали новое звание. Потом еще пили за устранение проблемы внизу, за мир во всем мире, за Кощея-батюшку, за женщин, а дальше не помню. Заснул.

Тёмные замыслы и их последующее воплощение, или Гений тайных операций

В Канцелярии сегодня было шумно и весело — к нам в гости пожаловали Маша и Олёна. На самом деле — они наши постоянные сотрудники, но всё время ошиваются в Лукошкино у своих кавалеров и видим мы их сейчас очень редко. Да ладно, пусть развлекаются, пока возможность есть. Вернётся Кощей, уже так не оторвутся.

Вот кстати о Кощее я и хотел поговорить со всей Канцелярией. Как раз удобный случай — все здесь и сейчас.

Только, как и обещал ранее, расскажу вам коротко про нашу Машу. Она у нас — вампир. Ничего особенного, скажете вы? И ошибётесь. Маша у нас вместо крови уплетает морковку да запивает её киселем, одновременно радостно жуя стащенные у меня из-под носа пирожки. Но никакого ливера или мяса в пирожках! Она у нас — вегетарианка. Да-да, вот такой забавный казус приключился, когда Кощей-батюшка во время очередного приступа научного энтузиазма, решил поэкспериментировать над ней. Получилось, как обычно не то, что он задумывал, но вполне забавно. Теперь наша вампирша не рассекает лунными ночами в поисках свеженькой кровушки, а чаще — сидит на моём диванчике с рыцарским романом, обложившись пряниками для более вкусного поглощения книги и бесенятами — для утепления и уюта. И снова кстати: Маша у нас вовсе и не Маша. Это я её так обозвал при нашей первой встрече, да так и прижилось. Маша родом из Сербии и имя у неё очень красивое — Мирослава. Ну, правда же, красивое? Вот. А она сама требует называть её на французский лад — Марселиной. Вот и стала Машей из вредности.

А вообще, она у нас хорошая. Кровь не пьёт, в вампирских сборищах не участвует. Пребывает постоянно в сентиментально-романтическом настроении — от романов и немецкого посла, за уши не оттянуть. Капризная, да, ну и вредная временами, но мы с этим уже смирились. Ходит она (и летает) в своём любимом кожаном костюме — тёмные жилетка да брюки. Прибавьте к этому иссиня-черные волосы и суровый макияж начинающего гота и всё это при хорошей фигурке и милом личике — и вот вам наша Маша во всей своей вегетарианско-вампирской красе. Ну и для полноты описания стоит добавить выдвигаемые по необходимости клыки, когти как у пантеры, и крылья, плюс — чисто вампирская сила, сравнимая с десятком Иванов Поддубных.

Сейчас Маша не кушала и не читала, а радостно визжа, отбивалась от Калымдая с Аристофаном, кинувшихся обнимать её. Олёна стояла в сторонке, опасливо поглядывая на наших силовиков, понимая, что следующая на растерзание — она.

Михалыч тут же погнал бесенят к Иван Палычу за угощениями, а сам засуетился, накрывая на стол. Ну а как же — внученьки-то с голодного края вернулись. Кто же их сиротинок в Лукошкино этом покормит? А если и покормит, то такой гадостью небось, которой у нас тут последнего монстра кормить не будут.

Пока шамахан с бесом тискали Олёну, правда, уже в щадящем режиме, вернулись Тишка да Гришка, притащив две корзины снеди с кухни и через пару минут стол наш магнитом притянул всех к себе, заставил рассесться на лавки, похватать ложки и взвизгивать, постанывать и похрюкивать — кто, что умел — от нетерпения. Я был вынужден отложить свои дела минимум на час. И это не потому, что сам был занят пищей — сколько мне там надо? А потому, что эти жадные хищники накинулись на еду и стали поглощать её с завидным аппетитом, не имея никаких сил оторваться от неё. Мне едва удалось утянуть половину запеченного гуся, кусок осетра, маленькую миску с холодцом, бутерброд с ветчиной, тарелку вареников с творогом и всего полтарелки с вишней. Спасибо, дед сразу сгущенку поближе ко мне поставил — хоть блинами подзакусил маленько.

После праздничного обеда начинать разговор о делах было бесполезно. Растянувшись с сигарой на диване, я с откровенным неодобрением смотрел на своих сотрудников, разомлевших за столом от их непрекращающегося обжорства. Хоть снимай их с довольствия! Да толку с этого не будет никакого, я знаю, уж поверьте. Одни бездельники вокруг.

Наконец мне удалось подняться и, заняв своё командное место за столом около самовара, я демонстративно откашлялся, привлекая внимание и начал:

— Господа мои Канцелярия! Да-да, и дамы конечно, Машуль… Что вы там с Олёной всё шепчетесь? Неужели в городе, да в дороге не успели наболтаться?.. Куда пошёл?! А-а… Целый час уже прошёл, как вы не общались? Ну, тогда, конечно… И всё же, позвольте вернуться к важному… Что, Аристофан?.. Пивка для стимулирования нейронов в голове? Михалыч, дай ему для стимулирования шваброй… Спасибо. Итак... Что, Маш? Дизель громко жужжит? А почему он, кстати, не за столом? Его это тоже касается… Ди-и-изель! Выключай генератор и иди к нам!.. Что, Михалыч? Мультики для бесенят? Перебьются. Пусть лучше идут коридор мыть — я там утром окурок видел. Бардак развели… Что ещё, Михалыч? Маленькие они? Тогда сдай их в детский сад, пока не вырастут! Мне дадут сегодня к делу перейти?! Что, Маш? Да, детский сад, это место, где к веткам деревьев проказливых детей за ноги привязывают вместо груш и яблок и так они и висят, пока не исправятся… Спасибо, Дизель, я тоже думаю, что смешно, только не надо от восторга так громко челюстью клацать… Всё? Можно уже к делу переходить?

 У нас всегда так. Если прирезать кого надо, то сделают быстро и эффективно, а часто и эффектно. А если начальника, можно сказать — отца родного выслушать, то никаких моих и так истрёпанных нервов на них не хватит.

Полчаса ругани, плавно переходящей в милую истерику, полстакана коньяка от нервов, поглаживания по голове для утешения, клятвенные заверения, что больше не будут, и я был готов вновь начать совещание. Окончательно успокоившись, я начал во второй раз:

— Гады!!! Я вам тут такое сообщить хотел! А вы?! Паразиты! Вот, чесслово — вредители! Сейчас же всех отправлю на мытьё общественных туалетов! А бухгалтерию предупрежу, чтобы с вас не только премиальные сняли, но еще и зарплату за полгода на мой счет перечисляли!

— Всё-всё, внучек, — заволновался Михалыч. — Мы слушаем, не ори ты так. Денежку только не трогай…

— Уф-ф-ф… Сталина на вас нет… Ладно, слушайте. В двух словах: я знаю как нам можно…

— Это не два слова, босс, — справедливо перебил меня Аристофан и не менее справедливо опять получил шваброй от деда.

— … хоть прямо сейчас освободить Кощея, — закончил я и торжествующим взглядом обвёл сотрудничков.

Сотруднички переглянулись и пожали плечами.

— У меня и роты еще не слажены для совместной работы, — задумчиво сказал Калымдай, рассматривая что-то на потолке.

— А оно нам надо, внучек? — хмыкнул дед. — Али царствовать надоело самому?

— Он опять та-а-ак орать будет… — Маша приложила пальчики к вискам и покачала головой.

— И в Лукошкино уже не сможем ездить… — протянула Олёна.

— И бизнес реально в подполье уводить придётся, — озаботился Аристофан.

— Клац-клац! — согласился с ними Дизель.

— Да вы что?! — заорал я и осёкся, увидев ехидные улыбки, дружно появившиеся на наглых физиономиях коллег. — Паразиты вы всё же…

— Давай, внучек, рассказывай, что ты там придумал, — серьёзно сказал дед и подвинул мне кружку с чаем.

— Вот же… Ладно, слушайте. У нас же Шмат-разум есть и мы можем в сию секунду отправиться прямо в камеру к Кощею и удрать оттуда таким же макаром, прихватив царя-батюшку с собой. Что думаете?

— А кто это такой, этот ваш Макар, мсье Теодор? — удивилась Маша.

Олёна хихикнула и зашептала ей что-то на ухо.

Все помолчали, переваривая гениальную идею, а потом Михалыч нерешительно протянул:

— Можно, да… Только как-то всё больно просто у тебя внучек получаетси.

— Не выйдет, — спокойно произнёс Калымдай.

— Что не так?

— А вот сами смотрите, Федор Васильевич. Едва мы батюшку к нам перетащим, как слух о его освобождении тут же по всем краям разлетится. А фон Дракхен, разумеется, услышав об этом, тут же кинется в атаку. Тут-то нам всем и… всё.

— Ага! — я радостно закивал. — Вот и я так же думал, потому раньше и не дёргался! А мы Кощея подменим! Повесим в его одежде на цепи какого-нибудь скелета ответственного. В камере наверняка темно, Кощея никто, само собой, не кормит, не поит. Будет наш героический скелет висеть там спокойненько, да изредка цепями греметь.

Дизель вскочил и похлопал себя ладонью по груди, умоляюще смотря на меня. Да-да, у Дизеля мимика отличная, хотя он одни только косточки для этого использует.

— Не, дружище, садись, — махнул я. — Мы без тебя здесь не справимся, а вот подыскать нужную кандидатуру это мы точно тебе поручим.

— А что, босс, в натуре дельно звучит, — протянул Аристофан. — Типа и Кощей тут, и на нарах кто-то парится, и фон Змей не при делах.

— Весь в меня! — гордо произнёс дед и подвинул мне тарелку с поощрительными пирожками.

— Может сработать, — согласился Калымдай.

— Только он всё равно та-а-ак орать будет, — вздохнула Маша.

— Давайте еще подумаем, — попросил я. — С первого взгляда вроде бы и неплохо, а вдруг я что-то недосмотрел?

— Фига думать, босс? Ништяк план, поехали к Кощею! — подскочил бес.

— Ага, — фыркнул дед, — сейчас все и отправимси. Еще и оркестр для параду возьмём.

— Как-то всё очень просто, — вздохнула Олёна. — Раз — и там. Раз — и уже тут вместе с царём-батюшкой. Неинтересно.

— Ага, Олён, давай тогда войска к тюрьме подгоним, штурмом её возьмём, стены в пыль разметаем, охрану вырежем, а как Кощея освободим, так сразу без передышки на Лукошкино повернём — Гороха воевать.

— Красиво, босс, — расплылся в улыбке Аристофан. — Классный план. Ну, я пошёл пацанов звать?

Все вздохнули, а бес удивлённо заозирался:

— А чё, в натуре? Чисто поприкалываемся. И босс еще типа про стены хорошо так сказал…

Дед подсунул бесу тарелку с ветчиной и Аристофан тут же позабыл о своих кровожадных планах.

— Думаю, Федор Васильевич, — рассудительно заметил Калымдай, — надо сначала разведку провести малыми силами. Один-два человека предстанут пред батюшкой, осмотрятся, а там уже и видно будет.

— Верно, полковник, — согласился я. — Так же думаю. Вот я сейчас быстренько и смотаюсь туда-сюда, а потом уже всё и обсудим пока все здесь.

— Я с тобой, внучек! — категорически заявил дед.

— Вам бы не стоило, Федор Васильевич, — укоризненно покачал головой Калымдай.

— Ничего, — отмахнулся я. — Если что я быстро смоюсь, да и защитный медальон у меня всегда с собой и колечко, вон атакующее на пальце. Всё нормально будет.

— А и пошли тогда, внучек! — подскочил Михалыч. — Чаво время тянуть как кота за хвост?

— Погоди, деда, а гостинцы царю-батюшке?

— Ась?

— Ну дед… А как же классические три ведра воды для поднятия тонуса? Да и пожевать чего вкусненького — он же там уже почти четыре месяца торчит.

Михалыч хлопнул себя ладонью по лбу и засуетился:

— Аристофан, ну-ка рысью на кухню! Попроси Иван Палыча пусть подыщут флягу какую ведра на три али ещё что для переноски удобное. Да быстро! Смотри в кабак куда не заверни, слышь?

— Ну, ты чё, Михалыч, — обиделся бес. — Да я в натуре, чё без понятий? Без базара ща смотаюсь.

Пока Аристофан бегал на кухню, дед положил в корзинку целый копченый окорок, порезал сала, кинул краюху хлеба, пару яблок, насыпал пряников, а сверху водрузил бутылку коньяка.

— А мне окорок зажал, — проворчал я. — Ну где там Аристофана носит?

— В натуре, босс, — пропыхтел бочонок с водой, а вслед за ним в кабинет протиснулся и бес. — Иван Палыч в водичку мёду добавили и пять бутылок красного вина вылили, — бес сглотнул. — Ништяк наверное вино — пахло классно.

— Ну, мы пошли тогда, — я достал из кармана маленькую коробочку. — Шмат-разум, а перенеси-ка меня, Михалыча с корзинкой и вот этот бочонок прямо в темницу к Кощею!

Лёгкая вспышка и… темнота.

— Ни фига не видно, деда…

— Так ты колечко своё запусти.

— Что, Федька, — вдруг со стороны послышался тихий хриплый шёпот, — одолел-таки Лиховида, а?

— Ваше Величество? — я поспешно крутанул камень на перстне и камеру залил тусклый свет.

— Моё-моё, — подтвердил царь-батюшка, громыхнув цепями.

Выглядел Кощей мягко говоря — не важно. Распятый на стене, перепутанный цепями, худющий, почерневший и весь в пыли и паутине смотрелся он жутковато, но, тем не менее, был бодр и вполне даже в рассудке:

— Здорово, Михалыч. Попить принёс?

— А как же, батюшка! — засуетился дед, выуживая из безразмерного кошеля ковшик. — На-ка от отпей… Да не спеши ты, ишь носом в воду урылси… Три ведра принесли, небось хватит.

— Ваше Величество, — я шагнул к Кощею, — вы как?

Тот только фыркнул прямо в седьмой ковшик.

— Ясно, пардон. А про Лиховида вы откуда знаете?

— От ты Федька у меня, — Кощей оторвался от воды, — то умный, а то как ляпнешь что, будто из-под хвоста коровы да на землю.

— Да ну вас, Ваше Величество… А всё же?

— У батюшки, где бы он ни был, завсегда мозговое единение со дворцом, — пояснил дед. — Отстань, внучек с расспросами покуда, дай человеку попить спокойно.

— Какой я тебе человек, Михалыч? — снова фыркнул Кощей. — А в корзинке что?

— А мы за вами пришли, — выпалил я. — Сейчас за скелетом назад смотаемся, вместо вас пусть висит, а вы через пять минут уже во дворце будете. Я сейчас Гюнтеру прикажу ванную вам набрать.

— Сам придумал? — недоверчиво хмыкнул царь-батюшка.

— Сам-сам, — вмешался дед. — Ить и славного же ты себе работничка воспитал, батюшка. Героического ума у нас Федька! Весь в меня.

— Ну что есть, то есть, — я скромно шаркнул кроссовком по пыльному каменному полу. — Так что собирайтесь Ваше Величество пока я за скелетом смотаюсь.

— Остынь, Статс-секретарь, — проскрипел Кощей. — Нельзя мне просто так во дворце показываться.

— Так никто же не узнает!

— Узнают. Только я во дворце окажусь, как сразу все, кому надо и кому не надо, меня там почувствуют.

— Блин, — я разочарованно вздохнул. — А такая идея хорошая была…

— Идея хорошая, — кивнул Кощей, прикладываясь к бутылке коньяка, заботливо поднесенной к его губам Михалычем, — только… уффф… А откуда такой коньяк у вас?.. А, ладно, потом разберусь… Только не до конца продумана идея твоя, Федор Васильевич.

— Так я же не знал, — развёл я руками.

— Зато я знаю.

— И что теперь? Так и будете висеть тут, пока не созреете на битву с фон Дракхеном?

— А тебе бы этого и хотелось? — прищурился Кощей. — Понравилось, небось, царствовать, а Федька?

— Да ну его на фиг, это царствование, — честно ответил я. — Мне кроме моей Канцелярии, ничего больше не надо.

— Моей.

— А?

— Моей, говорю, Канцелярии, — ворчливо пояснил царь-батюшка.

— А, ну да, ну да. Вашей, конечно… И всё же, Ваше Величество, вот хоть сгущенки мне не давайте больше, а не верю я, что у вас никаких уловок на этот счёт не заготовлено.

— Молодец, Фёдор, — хмыкнул Кощей. — Не зря я тебя к себе взял. Есть одна идея, да только весь расчет у меня на Лиховида был, а ты его и того… Устранил.

— А что еще оставалось, Ваше Величество? — пожал я плечами. — А что за расчет?

— Отсидеться во дворце, да только не открыто, а в защищенных палатах. В библиотеке, например, да хоть в галерее. Там, где не шастает никто.

— А защита?..

— Колдунская, — кивнул Кощей. — Теперь и не знаю, кто такое сделать может…

— Батюшка, — влез Михалыч, — так Лиховид-то не помер, паскудник, а в заточении у нас. Нешто его заставить нельзя?

— Не знаю, Михалыч, — вздохнул Кощей. — Кабы я его за гузку потряс, то и был бы толк. Но нельзя мне во дворец. А его сюда нельзя — без шума не обойдётся, тут-то охрана и набежит.

— Ну, мы попробуем, Ваше Величество, — предложил я. — А он в курсе, как и что?

— Обговаривали с ним, — кивнул Кощей. — Еще весной.

— Тогда ждите, Ваше Величество, мы постараемся побыстрее. Не надо ли вам чего пока мы Лиховида обрабатывать будем?

— Скоморохов для души, да десяток прынцесс покрасивше — для тела, — фыркнул Кощей.

Организационно-технические мероприятия, обеспечивающие проведение праздника, или Тяжело быть царём

Я задумчиво сидел за компом, а бесенята, устроившись на спинке кресла за моей головой, сочувствующе вздыхали и разглядывали строки на мониторе. Нет, это они не мне сочувствовали — друг другу. Как же, согнали маленьких, мультики выключили, да ещё и любимое кресло заняли. А вот такая жизнь. Пускай с детства приучаются к несовершенству мира.

Зря я указ о праздновании Нового года издал. Надо было все праздники в один указ загнать. Ладно, сейчас исправим. «Приказываю»… Нет. Ага, вот: «Постановляю». Угу.

«Назначить 23 февраля Днём защитника Кощея.

Дамы поздравляют кавалеров, дарят символические подарки, наливают, ухаживают, не ругаются весь день. Офицерам и прочим военнослужащим — 100 грамм за счет казны.

Назначить 8 марта Международным женским днём».

Тут и выдумывать ничего не надо: женский день, он и есть женский день. В любом случае, как ни назови — мужикам страдать.

«Кавалеры поздравляют дам, дарят символические подарки, цветы, наливают, ухаживают, не ругаются матом и подают в постель завтрак».

Нет, не надо в постель. Не поймут. Я удалил строку и написал:

«…и готовят завтрак». Ага, пойдёт. Что там у нас дальше? Первомай.

«Назначить 1 мая — Днём работников Кощея.

Все празднуют, выпивают, поют песни, ходят друг к другу в гости. По желанию выносят плакаты и флаги и ходят с песнями вокруг Лысой горы. Администрация поздравляет работников традиционной ежегодной речью. Рекомендуемые лозунги для транспарантов: «Народ и Кощей едины!», «Наша цель — кощеизм!», «Заветам Кощея верны!», «Пролетарии всех стран…».

Нет, пролетариев не надо, пожалуй.

Убьёт меня Кощей, точно убьёт. А вот надо во дворце править, а не по тюрягам отсиживаться! Сам виноват.

«Назначить 12 июня…»

Хм-м-м… Ну, не независимость же, правда? Надо что-нибудь патриотическое. Ага.

«Назначить 12 июня днём Кощея.

Все радуются, хвалят царя-батюшку, выпивают за его здоровье и процветание государства. Расходы на алкоголь на 50% оплачивает бухгалтерия».

Точно убьёт. Да и ладно, зато погуляем. Что там дальше? 7 ноября. Или 4 ноября. Пусть будет 1 ноября.

«Назначить 1 ноября Днём единства». Бред какой-то. Ну, хоть не социалистической революции. Удаляем.

«Назначить 1 ноября Днём светлого, но тёмного будущего». Ой, да пойдёт.

«Все пьют, гуляют, восхваляют царя-батюшку, ждут скорого приятного будущего. Рекомендуемые напитки: светлое и тёмное пиво».

Ну и хватит. Профессиональные праздники установлю потом, в рабочем порядке. В шаблон, на печать, готово.

— Ну, паразиты, — повернул я голову к Тишке. Или Гришке. — Включать мультики или пойдем стены в коридоре штукатурить?

Риторический вопрос, понятное дело. Включил, конечно, и в спину тут же забарабанили маленькие лапки мол, вали с нашего кресла, Твоё Величество, не мешай.

— Ваше Величество, — заявился Гюнтер. — Прикажете представить пред очи ваши светлые праздничный комитет?

— Подобрал кандидатуры? Ну, давай посмотрим, с кем работать придётся.

— А батюшка царь! — в кабинет влетела Елька. — А вот она и я! А я как услыхала, что вы тут праздновать собралися, так сразу и думаю: нет-нет, не осилит царь-батюшка сам такое! А ручки-ножки от забот отвалятси, головушка разболится, а мне потом от барыни кнутов на конюшне получать? А не согласная я! А вот и примчалась аки ласточка быстрокрылая, на помощь тебе!

— Заходи, ласточка, — проворчал я. — Присаживайся, пернатая ты наша. Только замолчи, хоть на минутку.

— А от чего ж не замолчать-то, батюшка? А и запросто замолчу! Ты сказал — я сделала. А я же у тебя послушная работница, не чета там некоторым. А ты только намекни, да даже просто глазиком своим ясным моргни, а я уж расстараюся, я уж…

— Цыц!

Сведет она меня в могилу своей болтовнёй. Елька, точнее — Еля Малаховна, у нас появилась недавно и месяца еще не прошло, но достать успела всех. Мне её главбух наша, Агриппина Падловна подсунула. Расстаралась тётушка, а мне теперь страдать от племянницы. Ну, на самом деле я больше ворчу. Елька хоть и студентка еще, но девчонка вполне грамотная. Она вместе со своим дядькой Сидором к моей Варе в услужение поступила на роль управляющей хозяйством, заодно и производственную практику пройдёт. Кстати, Елька — кикимора по происхождению, как и наша главбух, а вот Сидор — тот простой оборотень. Хороший мужик, мощный такой и справедливый. И чтобы путаницы не было: главбух — тётка по матушке, а Сидор — дядька по батюшке.

Варя, кстати, говорила, что Елька в её поместье сразу шороху навела. Мол, надои озимых уже на склады отправили, урожаи все вскопаны и засеяны, на подковы новые драйверы поставлены. Или что-то такое. Я в этих агрономических ужасах совсем не разбираюсь.

— А как же ты, Ель, хозяйство бросила? Дядька один там справится? Стоп! Не отвечай. А то опять голова от твоей болтовни разболится… Гюнтер? Ну, кто там еще в комитете? Чего не заходят?

Второго члена комитета я хорошо знал. Пожилой бес Виторамус, крайне интеллигентной внешности и содержания, работал у нас завскладом. Это звучит так банально — завскладом, а на самом деле у нас тут внизу перед увеселительными заведениями на весь этаж целое хранилище, которому аналогичное № 13 и в подмётки не годится. У Виторамуса там идеальный порядок — он даже мне магические артефакты и то под расписку выдаёт. Уважаю.

— Салют, Виторамус! — поприветствовал его я. — Как жизнь? Крысы на складе артефакты не погрызли?

— Здравствуйте, Ваше Величество, — пожилой бес снял с носа пенсне и стал протирать его белоснежным платочком. — С крысами, действительно есть проблема — почти всех вывели теперь тестировать вверенные мне на хранение вещи не на ком, — он покосился на Тишку с Гришкой и задумчиво протянул: — Разве что…

— Рога пообломаю, — дед многозначительно покачал сковородкой.

— Юмор, дедушка Михалыч, — улыбнулся бес.

— Я от тебе хвост с пяточком местами поменяю, тады и посмеёмси.

— Всё, хватит, — прикрикнул я на старичков. — Ну, кто там у нас третьим будет? Наливайте!

Шутку не поняли, не доросли еще, а в кабинет шагнул Аристофан:

— Сбегать за самогоном, босс?

— Не сейчас. У тебя что-то срочное? Если нет — подожди немного, на тебе сигару, покури, пока я с комитетом познакомлюсь.

— Без базара, босс, — он взял сигару и отгрыз у неё кончик. — Только ты реально со мной и так знаком.

— Гюнтер? — я повернулся к дворецкому.

— Очень они просили, Ваше Величество, — Гюнтер потёр опухшее ухо. — Отличный кандидат. Деятельный, с фантазией, весьма подойдёт для ваших целей. В натуре.

— Ну-у… Ладно, давайте попробуем. Прошу садиться, комитет. Цель у нас одна: торжественно и весело отпраздновать Новый год. Я знаю, что для вас это новый праздник, но ничего сложного нет. Основные понятия, требования и традиции я расскажу, а дальше — сами придумаем. Ну, там игры всякие, конкурсы…

— На деньги, босс? — оживился Аристофан.

— На раздевание, — фыркнула Елька и пояснила: — Игры, тупорогий — енто всякие гульбища как на Купалу, когда через костёр маленько попрыгают, а потом мужики баб по кустам растаскивают и до самого утра их там и…

— Нет, — поспешно перебил я. — Не настолько радикально. Ладно, игры придумаем, а конкурсы — это такие задания, ну вроде кто быстрее что-нибудь сделать сможет, например. На ловкость, сообразительность. И небольшой приз победителю.

— Понял, босс, — солидно кивнул Аристофан. — Это типа, кто быстрее избу поджечь сможет или там, кто больше стрельцов за час завалит. Без базара, босс, пацанам понравится.

— Не совсем, но суть ты ухватил, — кивнул я, а бес горделиво приосанился. — Елька, я слышал как ты поёшь, молодец, хорошо получается. Поэтому вот, слушай внимательно.

Я вытащил из кармана смартфон и врубил заранее подготовленную песню. Елька дослушала до конца, кивнула и совершенно не фальшивя, напела: «В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла…»

— Поняла, батюшка, только мало в ейной песне жалостливости. А давай, батюшка я переделаю маленько. А пущай ёлочку спилят так же, только на ней распнут, а лучше — в зад ту ёлочку воткнут ухажёру подлому, который красну девицу соблазнил, а потом от неё к богатой купчихе убёг. А девка та в отместку купчихин двор подпалила, а от него и весь город заполыхал и остались опосля пожара только дитятки малые, да и тех звери лютые к вечеру и сожрали, мясцом сиротским потешились, а косточки малые по всему белу светушку разметали.

— Креативно, — передёрнул плечами я.

Дед с тревогой побежал проверять, как там бесенята, скрытые от его глаза спинкой кресла. Виторамус загрустил и снова стал полировать пенсне, а Аристофан поднялся:

— Схожу за самогоном, босс. Помянём детишек в натуре…

— Не надо, — откашлялся я. — И самогон не надо и песню переделывать. На, Елька, — я протянул ей листок с распечатанным текстом, — размножите сами вручную, а то мне картридж экономить надо. Раздашь всем во дворце, пусть выучат, да постараются не фальшивить. Сроку тебе — неделя. Остановлю кого в коридоре, а спеть не смогут — не обижайся тогда.

— Отдашь бесам на поругание, батюшка? — восторженно распахнула глаза Елька. — Али самому наказать захочетси?

— Агриппине Падловне нажалуюсь.

— Всё-всё батюшка! — подскочила молодая кикимора. — Всё сделаю, не сумлевайся даже!

— Так, дальше. Ёлки две будет — на горе и в тронном зале. Ёлки украсить надо. Игрушек небольших понаделать, шариков разноцветных, ленточек, ваты набросать, будто снег, ну и всё такое. Я схожу в бухгалтерию, попрошу деньжат нам подкинуть на расходы.

— У Агриппины Падловны, босс?! — ахнул Аристофан. — Денег просить? Ты в натуре герой у нас.

— Ну и герой, почему бы и нет? — хмыкнул я. Есть у меня методы на нашу бухгалтерию, давно уже отработаны. — Теперь по самим празднованиям. Массовые гуляния устроим в ночь на Новый год ну и на следующий день, а надо нам еще праздник организовать для детей сотрудников. Виторамус, ты со всяким там учётом хорошо справляешься, поэтому проведешь перепись всех наших детишек. Постарайся быстро сделать — надо будет им небольшие подарки организовать, сладкие. А еще с Дедом Морозом и Снегурочкой вопрос решить надо.

— Ну его на фиг, босс, — запротестовал тут же Аристофан. — Он с таким здоровенным колом ходит, что разок, блин, по спине огреет, и будешь в натуре горбатым до лета ходить. Да и внучка его худющая реально, посмотреть не на что. Давай лучше стриптизных девок снизу позовём? Если десяток сразу заказать, то ништяковые скидки будут.

— Нет, Дед Мороз нужен, — категорически заявил я. — Это как без ёлочки — совсем не то будет. Ладно, это я тоже на себя беру. А стриптиз — это вы уж в частном порядке для себя организовывайте, я не против только денег на это не дам.

Бес вздохнул, а я продолжил совещание.

Провозились мы часа два не меньше. Вроде бы, кажется, ну что там сложного новогодний праздник организовать, да? Всё всем давно знакомо, всё понятно. Но это — нам с вами, а вот моим сотрудникам приходилось объяснять подробно да не по одному разу. Когда все расходились, я остановил нашего кладовщика:

— Виторамус, а подготовь-ка мне тот браслетик, ну с которым я перед Ордой выступал. Мне ненадолго, вечером верну.

— Под расписку, — напомнил аккуратный бес. — Сейчас принесу, Ваше Величество.

— Вот же нашёл ты себе забот, внучек, — покачал головой дед, когда мы остались одни. — И сдался тебе ентот Новый год?

— Душа праздника хочет, деда. А то у нас всё проблемы да хлопоты, а тут отдохнём, погуляем, — я подмигнул, — коньячку попьём.

— Да енто ты только свистни, вона ящик в углу пылитси.

— Это не то. Вот увидишь, деда, классно будет. Всем дворцом оторвёмся.

— Как бы Кощей-батюшка тебе что-нить не оторвал за такие гулянки.

Я только отмахнулся.

* * *

Через полчаса, мы с Михалычем поднимались по винтовой лестнице, спрятанной в библиотеке прямо сквозь гранитную плиту, служившую дворцу потолком. Дед, повозившись с люком, откинул крышку и тут же ветер ласково залепил по пригоршне снега в наши самоотверженные лица.

— Холодина-то, деда! Бр-р-р!

— А то! Ить декабрь на дворе. От только я одно не могу понять, внучек, — с натугой произнес дед, захлопывая крышку, — как же ты енто в такой лютый мороз сюда придворных вытащишь вокруг ёлки отплясывать?

— Так я потому две ёлки-то и ставлю, деда. Наверху — для экстремалов и особо пьяных героев. Надо, кстати, спасательные команды организовать — пометь себе, пусть спящих из сугробов вытаскивают и вниз гонят… Ну, что, начинаю?

— Начинай-начинай, — проворчал Михалыч, — только зазря ты всё затеял, не получится ничего у тебя с отмороженным ентим.

Я отодвинул рукав полушубка и взялся за браслет. Хорошая штучка, колдовская. Пару недель назад я тут перед шамаханской Ордой представление устраивал, так мне этот браслет очень помог. Он по желанию владельца визуальные и аудио-эффекты выдает. Вот и сейчас, дважды нажав на выступающий на браслете узор, я вырос метров так на пятьдесят не меньше. Красота, конечно, если со стороны смотреть, а вот самому не очень, уж поверьте. Я смотрел на мир одновременно сверху и снизу, и представляете, какие глюки ловил от этого двойного зрения мой, пусть и гениальный, но всё же многострадальный мозг? Жуть просто. Я поёжился и нажал на узор с другой стороны. Это — усиление звука. Всё, можно и я заорал во всю глотку:

— ДЕДУШКА МОРО-О-О-ОЗ!!!

Чуть сам не оглох, а в лесу с деревьев возмущенно вспорхнули стаи ворон. Ничего, потерпят ради праздника. Я посмотрел на Михалыча. Сверху он выглядел маленьким темным пятнышком, а вот рядом со мной — обычным, только сейчас — очень недовольным старичком, ковыряющем пальцем в ухе и тихо матерящимся.

— Деда, — громогласно на всю округу прошептал я, — а как ты думаешь, сколько раз еще звать надо будет?

— Выруби ты енту заразу, Федька, — жалобно попросил Михалыч. — Хоть один раз ори, хоть сто — всё едино.

— А, ну ладно, — радостно проорал я на весь лес и выключил браслет, спускаясь с небес на землю. — Уф-ф-ф… Бедные мои глазки… А сколько теперь ждать? А он услышал меня? Придёт?

— Услышал-услышал, — раздался густой бас сбоку.

Я подпрыгнул от неожиданности и уже в прыжке развернулся на звук с радостно замирающим сердцем:

— Дедушка Мороз?! Ура! Вот я знал, знал, что вы существуете! Ух, класс!

— Ну чего разорался-то, — недовольно протянул знаменитый Дед и повернулся к моему, надо сказать, тоже знаменитому деду. — Здорово, Михалыч.

— Здорово, Иваныч, — кивнул мой дед. — Дело у нас к тебе, по специальности, так сказать.

— Всегда дела, — вздохнул Дед Мороз и поправил концом посоха, меховую шапку. — Хоть бы кто просто на чай пригласил.

— Да это мы с радостью, дедушка! — снова заорал я. — Пойдемте к нам вниз и чаю попьём, а я вас еще и сгущенкой угощу!

— Вниз к Кощею? — удивился Дед, а потом повернулся к Михалычу: — Он у тебя всегда такой дурной или на дворе мозги смёрзлись?

— Вы чего? — обиделся я. — Я же просто чаю вам предложил…

— Сам пей, — отрезал Дед. — Мне от Кощея ничего не надо.

— Да при чем тут Кощей? Мороз Иваныч, я вас попросить хотел, не для себя даже. Придите к нам на утренник, а? Ненадолго так, чисто символически.

— И впрямь дурачок, — кивнул Михалычу Дед. — Чтобы я в Кощеев дворец пришел на праздник?!

— Да я же для детей стараюсь! Не к придворным же зову. Ну, сами прикиньте — куча детишек, праздник, ёлка, а Деда Мороза нет. Ну ладно вы с Кощеем не в ладах, но дети-то тут при чем?

— Да ладно, внучек, — дернул меня за рукав Михалыч, — пошли отседова. Ентот моралист старый, ни за что супротив своих принципов не пойдёт. Великий он, понимаешь? Величие ему глаза и застило пеленой. Кошенёнок малый у него на пороге от голода помирать будет, так он и пальцем не шевельнет даже. А почему? А потому что — не по правилам. Это кабы зайчик али белочка в лесу от мороза гибли, тут он поможет, ничего не сказать. А животинку малую выручить, али детишкам праздник устроить — шиш. Низзя. Пошли, внучек, пошли, зачем нам такие кудесники хреновы?

— Ну, ты чего, Михалыч? — обиделся Мороз.

— А, ничего. Иди-иди себе по своим делам. Вона Лукошкинской мелюзге подарки отнеси. Они же правильные, не то, что наша ребятня. Вот так от, внучек, детишки-то тоже оказывается разные прямо с рождения бывают. А я старый дурак, считал, что дети, они и в Африках — дети.

— Ладно тебе, Михалыч, — вздохнул Дед и повернулся ко мне: — Ты меня тоже пойми, Федор Васильевич — ну никак мне нельзя в Кощеевы владения. Узнает кто, не дай боги… Я же на стороне света, а тут у вас сплошное зло.

— Дети — зло?! — поразился я.

— Да, тьфу на тебя, Федька! — насупился Мороз. — Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму. Думаешь, мне детишек не жаль? Ещё как жаль! Люблю я ребятишек-то, подарками на праздник не обижаю, на улице снежку подкидываю, чтобы им играть веселее было… Просто — нельзя мне. Уж не серчай. И ты, Михалыч не обижайся, войди в положение.

— Ну-у… Ладно, — вздохнул я. — Понимаю. У каждого — свои трудности. Жаль, конечно… Дедушка Мороз, а может хоть Снегурочка к нам придёт?

— Одна?! — поразился он. — К твоим бесам?! Да ни за что!

Бесполезно. Я развел руками:

— Ладно, извините, что побеспокоили, Мороз Иваныч. Пойдём мы тогда. С наступающим вас!

— Хорошего Нового года, — пробасил он и вдруг спохватился: — А ну-ка стой, Федька! А ну-ка подь сюда.

Я удивленно пожал плечами и шагнул к нему, а он сбросил с плеча красный мешок и стал копаться в нём, приговаривая:

— А хорошо ли ты вёл себя в этом году, Феденька?..

— Ура! — перебил я его. — Подарки!

Вот, верил я, верил в Деда Мороза с самого детства и прав оказался!

Крепко прижимая к груди объемистый мешочек, я растроганно смотрел вслед исчезающему в белой метели Деду Морозу.

— Должок за тобой, Иваныч, — крикнул ему вслед мой дед, а зимний Дед не оглядываясь, кивнул.

— Ну и ладно, деда, — я погладил подарок. — Мы и сами как-нибудь обойдемся. Пошли?

А люк-то на Лысую гору, оказывается, только изнутри открывался. Не буду вам рассказывать, как мы полчаса плясали вокруг него, пытаясь поддеть топором, выуженным из безразмерного кошеля деда. Как скатывались с горы вниз по свежему снежку. Как материл Михалыч и меня, и Кощея, и Мороза, и всех, кого только припомнить смог. Хотя, при чем тут я, я так и не понял. И только когда я грохнулся сверху у ворот и словил себе на спину деда, только тогда дед замолчал. Правда, тут уже я заорал от боли и неожиданности, но кого такие мелочи волнуют? А потом, уже в Канцелярии, мы полчаса тыкали друг в друга пальцами, обзывали склеротиками и хохотали до слёз. Шмат-разум-то у меня в кармане был всё это время.

А в подарочном мешке были два картриджа для моего лазерного принтера и четыре пачки бумаги «Снегурочка». Вот, скажите — где Дед Мороз нашёл их тут?

Дела любовные, или О, спорт, ты — жизнь!

В глубокой задумчивости я вышагивал по коридорам и залам, направляясь в бухгалтерию. Мимо, вжимаясь в стены и старательно кланяясь, спешили по своим придворным делам разнообразные монстрики, скелеты, бесы, даже пара людей попалась, но я почти и не замечал их, погруженный в свои мысли.

Да мыслитель и что такого? Не всем же саблями махать во чисто поле, надо же кому-то и государственными делами планетарного масштаба заниматься. Не хочется, а надо.

Но спасение мира — это чуть позже, а пока меня больше всего волновало, где бы раздобыть знающего колдуна, чтобы Кощею магическое экранирование организовать. Казалось бы — сказочное государство, тут всяких волшебников, чародеев, магов и прочей этой заумной братии, как грязи должно быть, ан нет. Вредный бунтовщик Лиховид у нас в коробке заперт — предварительное заключение, так сказать. Кощей вернётся, пусть уже сам голову ломает, что с ним делать. Баба Яга еще есть — хозяйка участкового Лукошкинского. Колдует она точно, а вот насколько сильна, да и подойдёт ли её магический профиль для наших целей — вопрос. Ну и противная она, сварливая и меня почему-то сразу невзлюбила. И всё. Больше колдунов не знаю. Есть они конечно тут, но или в засаде где-то сидят или по лесам-горам прячутся, чтобы их работать не припрягли. Пойди, попробуй, найди их. Охохошеньки… Ну почему всё самому делать приходится?

Добравшись до бухгалтерии, я пригладил волосы, вдохнул-выдохнул и вежливо постучал в дверь. Угу, царь. Угу, мог бы и пинком дверь открыть. Угу, может быть и жив остался, но денег точно бы не получил. Наш главбух — Агриппина Падловна, кикимора по происхождению и бухгалтер по призванию, дамой была крайне суровой. Дело своё знала великолепно и строга была немеряно. Габариты имела внушительные и круглый год без отрыва от производства сидела на жутких диетах, используя в основном народные рецепты, ну там, болотные гнилушки на завтрак, горсточку ила на обед, а на ужин, максимум — пару головастиков и то до шести часов вечера. Толку с того не было, а сама главбух от такой диеты только зверела. Профессиональная вредность плюс диетические страдания сделали из милой кикиморы ужасную гарпию, от которой шарахался весь дворец и даже мимо бухгалтерии придворные пробирались ползком или на цыпочках.

Однако у меня была уже отработанная система и, дождавшись громового «кого там еще бесы принесли?!», я вошёл в бухгалтерию и тут же схватился за сердце:

— Да что же вы со мной делаете, Агриппина Падловна?! — завопил я. — Я вас всего-то пару дней не видел, а вы с полпуда точно сбросили! Если так дело пойдёт, то через пару месяцев у нас же тут во дворце дуэли из-за вас начнутся, будут трупы воздыхателей ваших на каждом углу валяться.

Главбухша довольно вздохнула и кокетливо поправила болотную тину на голове:

— Ну, Федь, ты как скажешь…

— Вы это прекращайте, Агриппина Падловна, — я шутливо погрозил ей пальцем, — эдак с вашим похудением мы скоро всех придворных кавалеров растеряем. Оставайтесь лучше такой как сейчас — в меру похудевшей и всеми любимой. Только платьице себе ушейте, а то на боках висит.

Всё, она моя.

Глазки у неё замаслились, подернулись мечтательной паволокой, но профессионализм все же взял верх:

— Шо? Опять деньги пришёл клянчить?

— Не для себя, Агриппина Падловна, — я выставил перед собой руки. — Для детишек малых стараюсь. Хочу праздник сироткам наших сотрудников устроить.

— Сироткам? — усомнилась главбух.

— И сироткам тоже, — кивнул я. — Какие у них радости в жизни? С утра до вечера трудятся, родителям по дому помогают, а если и вырвутся на улицу в грязи поваляться, так раз в неделю, не чаще. Надо бы им, Агриппина Паддловна, хоть раз в год праздник сделать, по пряничку малому выдать, по петушку на палочке…

— Сколько?

— Детишек? Точно не знаю, сейчас кладовщик их переписывает и вам потом сообщит.

— Сколько денег надо?

— Ой, ну что вы всё о деньгах?.. Агриппина Падловна, а вы Новый год в этом миленьком платьице встречать будете или у вас уже нечто шедевральное для нас подготовлено? Только прошу вас — не увлекайтесь красотой, куда же больше? А то наши придворные вместо Снегурочки, только на вас и глазеть будут, весь праздник нам сорвут… А сколько денег я не знаю. По кулёчку сладкому соберём каждому ребёнку, ну, может куклу какую недорогую или лошадку деревянную. Вы же в этом лучше меня разбираетесь, вам и карты в руки. А на счет платья новогоднего, вы всё-таки серьезно подумайте — катаклизмы и народные волнения, они куда как дороже обходятся, чем подарки ребятне. А дети — это наше всё, это — наше богатство.

— Продавать их надумал штоле? — оживилась главбух.

— Нет, это я так, в образно-государственном смысле. С перспективой на будущее.

— Ладно, — вздохнула Агриппина Падловна, — половину казна оплатит. И не спорь, Федька! Половину пущай родители выкладывають! Казна у нас не безмерная! Всё иди-иди, мне еще годовой отчёт составлять.

Послав ей воздушный поцелуй, я живенько смотался, пока не передумала. А казна у нас хоть и не безмерная, но вполне хватит, чтобы полмира купить. Уж чего-чего, а денежек у Кощея на тысячу лет непрестанных пиров хватит. Просто должность такая у Агриппины Падловны, понимаю.

— Федька! — вдруг раздался громовой голос из бухгалтерии, и я покачнулся от воздушной волны, ударившей в спину. — А ну, подь сюды!

Ой-ёй, только бы не передумала. Я метнулся назад и был крайне поражен увиденным — главбухша, с трудом выбравшись из-за стола, старательно пыталась сделать книксен:

— Ваше… это… Федь, Величество…

— Ой, ну что вы, Агриппина Падловна, — кинулся я к ней, — а ну-ка сядьте немедленно и прекращайте уже эти церемониальные штучки! Ну как вам не стыдно? Вы же для нас как мать родная, а тут поклоны бить надумали…

— Федь… — главбух поёрзала в кресле, устраивая в нём свой необъятный… седалищный нерв. — Подумала я тута, а давай мы полностью подарки детишкам оплатим за счет казны? Чай не обеднеем. Жалко их, сопляков малых…

— Та-а-ак… И в чем подвох?

— Просьба у меня Ваше… Федя.

— Для вас — что угодно, — твёрдо заверил я, мысленно вздыхая.

— Племяшка моя… Помоги, Федь?

— Елька? А что не так? Вроде у нее все в порядке, с работой справляется, Варя её хвалит, Сидор приглядывает, да и сама довольная вон круги по дворцу нарезает, фиг догонишь.

— Не Елька, — вздохнула главбух. — Тамарка. Подросла девка, замуж пора, вот и хочу ей хорошего мужика найти.

— А у меня уже невеста есть, — лихорадочно забормотал я. — И свадьбу мы летом планируем. А может и раньше — весной или вон на Новый год как раз.

— Да тьфу на тебя, Федька! Какой из тебя жених для моей Тамарки? С кикиморой справиться, енто слабо тебе будет.

Слава богам! Блин, напугала, аж в животе заныло.

— Ну, я не против, Агриппина Падловна, только чем помочь-то могу?

— Слыхал, небось, Горох Лукошкинский жениться надумал? Баб себе из-за границ понавыписывал, скоро приедуть и будет он средь них царицу себе выбирать?

— Ну да, докладывали что-то такое… Вы племянницу Гороху подсунуть хотите?!

— А чего нет? — удивилась главбухша. — Девка она у меня ладная, хоть и масти непривычной, но на такое мужики и кидаютьси. Хорошая, пригожая, да и хозяйка знатная — сама всему обучала. А да что я тебе расписываю? Ща покажу… Тамарка! А ну рысью сюда!

В бухгалтерию зашла красна девица, ну, может и не столько красная, сколько коричневая, но высокая, фигуристая. Поклонилась низко, а потом стала, ручки сложила спереди, глазки потупила.

— А чего эта она такого цвета? — шёпотом спросил я у главбухши.

— Да сестрица моя Мушандра, спуталась с ефиопом одним знатным и получите подарочек через девять месяцев.

— А где же она в наших краях негра-то нашла? Ой, не надо, не рассказывайте, мне и своих забот хватает. А почему опять на вас дочку свалили? Везет вам — то Елька, теперь — Тамарка. А больше у вас племянниц нет?

Агриппина Падловна начала считать, загибая пальцы, но тут же спохватилась и яростно замотала головой:

— Только две енти прынцессы, а боле ни одной нет! Мушка с хахалем своим загорелым по миру гуляет — решили вона южные земли поближе рассмотреть, говорят царство там своё, за морями-окиянами оснуют… обоснуют… освоют… Тьфу ты! А мне Тамарку и подкинули.

— Понятно. А что, мне идея нравится, прикольно. Если и правда дело выгорит — поржём вволю. А ты сама, Тамара… Как по отчеству-то?

— По матчеству, — низким, но приятным голосом поправила тёмно-красна девица. — Мушандровна. Матушка у меня — Мушка, стало быть, Тамарка Мушандровна я и есть.

А верно, вечно я забываю, что у кикимор по матери всё. И по жизни по имени. Угадайте, как маму нашей главбухши звали?

— Так что, Тамара Мушандровна, хочешь за Гороха-то?

— Хилый он какой-то… — протянула она. — И борода противная.

— Да вроде и не хилый, — удивился я.

— Тамарка! — рявкнула Агриппина Падловна. — Ить она тут еще перебирать будет! Ей царя в постель пихають, а она нос воротит!

— Да я что? — потупилась юная кикимора. — Давайте хоть царя, чего уж…

— Уговорили, — хмыкнул я. — Теперь надо подумать, как тебя Гороху представить.

— А чего тут думать, батюшка? — снова поклонилась Тамарка. — Принцесса я и есть. Папашка-то мой — принц, хоть и младшенький.

— Ну, пойдет. Давай только для конспирации, не эфиопской тебя принцессой назовём, а, скажем… Нигерийское королевство, во. Только тебя приодеть соответствующе… Точнее — прираздеть. Вряд ли в Африке наши сарафаны с шубами в моде.

— А у меня есть, батюшка, — затараторила кикимора. — Маменька с папенькой как в чужедальние края подалися, так подарками меня и засыпали, чтобы я не плакала. У меня и шкур каких угодно много, и носорожьи есть, и жирафьи, и леопардовы с хвостами…

— Трепло ты, Тамарка, — проворчала главбухша. — Таких и слов-то на свете нет, а она — шкуры…

— А вот и есть, тётушка! А вот и есть! А еще у меня лук со стрелами есть, да копьё ихнее, народное! Я с ним ентой осенью на кабана ходила! С одного раза соседского порося уложила, вот!

— И разговаривать тебе, Тамара, не по-нашему надо, — заметил я.

— Ндугу бвана вангу, — гордо подбоченилась Тамарка.

— А ну, цыц, охальница! — рявкнула тётушка. — Повыражайся мне еще при царе-батюшке!

— Ух ты! — удивился я. — Ты и по-африкански говорить можешь?

— Суахили, батюшка, — поклонилась кикимора.

— Да ты слова-то выбирай! — снова заорала главбух. — Ты как царя обозвала, паршивка?! Сама ты суа… енто самое слово!

— Всё в порядке, Агриппина Падловна, — вмешался я. — Это язык такой, ну, как у нас французский или там английский.

— Язык у них, — проворчала успокаиваясь пожилая кикимора. — От я бы енти языки и пообрывала бы под корень…

— Ну, значит, договорились, — я поднялся. — Свиту еще надо, да хорошо бы негритянскую, поколоритнее. Ну, негров нам Калымдай организует — его бойцы запросто любую личину накинуть могут, а с национальными одеждой и оружием в процессе решим.— Я задрал кверху голову и заорал: — Калымда-а-ай!

Пять минут и бравый полковник уже вытянулся по стойке смирно в бухгалтерии.

Понимающе кивая и изредка хихикая, Калымдай выслушал поставленную перед ним задачу, кивнул: «сделаем» и открыл дверь, пропуская Тамарку вперед: — Мадмуазель…

Та важно вышла из кабинета, а Калымдай, подмигнув мне, шагнул вслед за ней. Тут же в коридоре раздался визг и звонкий шлепок. Что такое? Я выскочил из бухгалтерии и уставился на счастливую, потирающую попу Тамарку и не менее счастливого, потирающего щеку Калымдая.

— Калымдай! Я тебе что поручил? А ты чем занимаешься?! Марш работать!

— Виноват, господин генерал, — вытянулся он и снова подмигнул.

Совсем распустились тут.

— Вот покончу с Кощеевыми проблемами — возьмусь за них, — ворчал я, сворачивая из главного коридора в тронный зал. — Один самогонкой заливается, другой — девок щиплет… И всё на глазах у меня-батюшки! Будто мне не завидно…

Сильные руки подхватили меня и под шелест крыльев я был вознесён к потолку.

— Мсье Теодор, — горячо зашептали мне в ухо, — я по Кнутику соскучилась. Никаких сил нет, даже руки дрожат от любовной страсти, вот-вот разожмутся.

— Вот Кнута Гамсуновича своего и хватай, Маш, чего ты в меня вцепилась?

— А дайте тогда мне во временное пользование ваш Шмат-разум, а? Я быстренько туда и сюда. Поздороваюсь только с господином послом и сразу назад. Ну, хоть на три денёчка, а, мсье Теодор? — заканючила Маша.

— Максимилиана седлай и вперёд.

— Холодно же, мсье Теодор! Застужу себе всё женское, потом сами лечить будете.

— Маш, мне Шмат-разум самому нужен. Не дам.

— А давайте вместе тогда в Лукошкино вояж сделаем? Вы же наверняка по мадмуазель Варе соскучились, а она так вообще глазки свои томные прорыдала вас дожидаючись.

— Хотелось бы, конечно…

— Вот и аванти, мон шер!

— Летим, Маш в Канцелярию, а там видно будет.

Повизгивая на крутых поворотах, я болтался в крепких вампирских объятиях, а сам размышлял о том, что, действительно, а почему бы и не рвануть в Лукошкино? С Никитой на счет его бабки поговорю — может и правда нам поможет с магическим экраном? Ну и Варюшу повидаю…

В Канцелярии за столом горько рыдала Олёна.

— Что случилось? — кинулся я к ней, едва Маша поставила меня на пол.

— Ой, плохо мне, батюшка! — завыла она. — Ой, истосковалось сердечко моё-о-о!

— Всё-всё, — успокоила её Маша, — заканчиваем спектакль, я уже договорилась с Теодором — едем в Лукошкино!

— Ой, как здорово! — захлопала в ладоши Олёна, сияя совершенно сухими глазами.

— Бабы, — философски пожал плечами дед, уворачиваясь от просвистевшей у его уха миски. — А и правда, внучек, поехали? И сам-то, небось, по Варьке соскучилси, да и я пару слов Пелагеюшке пошептать хотел.

— У нас же дел полно! — возмутился я. — А работать кто будет? Вам бы только бездельничать, да развлекаться, а я всё на себе один тащу! Давай полушубок. И бесенят гони на кухню — пусть у Иван Палыча профитроли для Вари попросят, не с пустыми же руками отправляться, а она их любит даже кажется сильнее, чем меня.

Девушки кинулись меня расцеловывать, а я кинулся от них в ванную — приводить себя в порядок.

* * *

В Лукошкино было необычно. Я тут давно не был, а теперь с интересом оглядывался по сторонам. Вся Колокольная площадь, как и весь город, была засыпана толстым слоем пушистого снега. Легкий ветерок носил снежинки вокруг нас, стараясь запихнуть их за шиворот, а если не получалось, то обиженно бросал их пригоршнями в лицо. Снег был хаотично расчерчен утоптанными тропинками, совершенно не поддающимися никакой логике. Ну, когда тропинки тянутся параллельно друг другу, это понятно — двое рядом шли, а вот когда такие же тропинки на расстоянии метров трех-четырех друг от друга? По уже протоптанной нельзя было пройти? Пересекающиеся под самыми разными углами — тоже нормально, а вот та, например, начинающаяся с переулка и заканчивающаяся прямо посредине площади? Шёл-шёл и передумал? Назад по своим следам пошел или вознесся? А, ну их. Делать мне больше нечего, как логическое мышление лукошкинцев пытаться понять.

Девчонки наши моментально улизнули, а мы с дедом направились к высокому забору, за которым находились школа и терем моей Вари.

— Деда, ты, наверное, один иди, а я к участковому сбегаю и подойду попозже.

— А чавой-то ты у него забыл?

— Да хочу на счет его бабки порасспрашивать — может поможет она нам с Кощеем.

Михалыч вдруг резко остановился, снял с меня меховую шапку, пригладил заботливо волосы, обошел сзади и… отвесил мне подзатыльник!

— Ты чего, дед?! За что, блин?!

— От ты, внучек, умный-умный, а местами, ну как те Иванушки, что Кощея-батюшку воевать ходят — дурак дураком. С какого это непостижимого хрена ты удумал, что Яга помогать Кощею будет? Да и участковому, дружку твоему, который сам царя-батюшку в тюрягу упёк, зачем оно?

— Блин.

— Ага, внучек, он самый. А всё енто от…

— Знаю-знаю — от недоедания и нервов, которые тоже только едой и лечатся.

— От и умничка, держи шапку.

А какая идея хорошая была… Вот дед всегда так — возьмёт и обломает.

Мы протиснулись в узенькую калитку и остановились посреди двора. Двор был уже отгорожен от школы высоким забором, а сама она выросла до третьего этажа и мастеровые возились с… этими… ну бревнами, на которых крыша держится. Стропила, да? Короче — со стропилами. Мне лучше знать, как тут и что называется, попробуйте поспорить. И вообще, царь я или не царь?

Дверь терема распахнулась и на крыльцо вылетела моя Варюша. Всплеснула руками и радостно кинулась ко мне, быстро перебирая очаровательными ножками в маленьких валенках. Дед хмыкнул и направился в дом, а я шагнул навстречу своей любимой и распахнул руки для объятий. Только, едва Варя прижалась ко мне, как я тут же коварно запустил руки ей под шубу, обхватил сзади и стал гладить спинку, ощущая нежное тепло, а потом и вовсе пополз ладонями вниз.

— Вредный ты у меня, Федька, — горячо зашептала Варя, тесно прижимаясь ко мне. — Ну куда полез от, ну куда?

— Ну как я могу попку тебе не помять? Ты же обидишься.

— Вредный… — снова прошептала она и заёрзала по мне горячим, мягким телом. — Ну, всё, хватит… Отпусти, Федька, слышь? От закричу же, вражина! Давай, целуй и пошли в дом!

Пришлось подчиниться и поцеловать. К сожалению — недолго. Мороз же.

Вредную тётку Пелагею, уже куда-то уволок Михалыч, наверное, про Аристотеля что-нибудь поучительное рассказать, а меня Варя взяла за руку и потащила к себе. А я прям отбивался, прям отбивался… Верите? В спаленке она сразу же кинулась сдирать с меня свитер, приговаривая:

— Вот же ты настырный какой у меня, Федька… И откуда только прыть такая?.. И майку свою бесовскую тоже скидывай… Вот куда ты полез, а?.. А ладно, от тебя разве отобьёшься… Вот уж нет, никаких поцелуев в шею! Сначала в губки целуй… Ой, а что это у тебя там?..

Пардон, увлёкся. Дальше — это личное. Если уж очень интересно — можете сами додумать, я не против. Хотя всё равно фантазии не хватит, настолько хорошо мне было с Варюшей.

Когда через полчасика она лежала рядом, положив голову мне на грудь и легонько царапая меня ноготками, то вдруг вздохнула:

— Нехорошо, Федь…

— Тебе было плохо, Варюш? — забеспокоился я.

— Нехорошо во грехе жить.

— Да разве любовь — это грех?

— Любовь-то не грех. А вот то, что ты, обольститель сатанинский со мной тут только что вытворял — точно грех.

— А мне показалось — тебе понравилось… Ой! Не щипайся!

— Я и укусить могу. А только нельзя так дальше…

— Как это — нельзя? Ты о чем, Варь?

— А ты забыл разве, что по весне мне Горох обещал мужа найти роду боярского, чтобы мы ему слуг верных понарожали побольше.

— Хрен им. И мужу и Гороху.

— Тю на тебя… Хрен-то хрен, да только я — слуга царю нашему батюшке и слушаться его должна.

— Ну, давай тогда поженимся и всех делов.

— Как у тебя всё просто… А жить где будем? У Кощея во дворце?

— Почему бы и нет?

— А детишек, — она покраснела, — тоже у Кощея воспитывать будем?

Вот почему женщины не могут без заморочек? Обязательно какие-то проблемы придумывают… Ничего мы конечно, в этот раз не решили, но хоть и не поругались уже хорошо.

Когда мы сидели в знакомой мне горенке и неспешно уминали большую ватрушку, честно разрезанную пополам, я обратил внимание на необычное оживление под окнами.

— Да это дружок твой, Никита, новую забаву придумал, — отмахнулась Варя. — Как-то по-басурмански называется… забыла. Здоровые мужики с клюками в руках по льду чурку березовую гоняют.

— Хоккей, что ли?

— Во-во, именно это слово, прости меня господи. Весь город ходуном ходит, куда не выйдешь — одни только и разговоры об ентой забаве.

— Да? Весь город, говоришь? Варюш я на секундочку выйду, поговорить надо кое с кем.

Вот тут я тоже немного пояснить должен, уж пардон. Те из вас, которые читали мои ранние отчеты, конечно в курсе нашей булавочной связи, а вот те, кому только сейчас повезло приобщиться к моим хроникам, коротко расскажу. У каждого из сотрудников Канцелярии торчит в воротнике по специальной булавке — говорушка по-нашему. Тут всё просто: берется зелье колдовское и капается им на обычную булавку. Можно вызвать для разговора любого у кого такая же есть, а можно и конференц-связь устроить между несколькими собеседниками. Голос слышится прямо в голове и никто подслушать не может пусть вы хоть среди толпы стоите. А то, что вы среди толпы сам с собой разговариваете… Ну, может, сумасшедший, кому какое дело? Расстояние приличное. Хотя я вам уже рассказывал о наших расстояниях. От Лысой горы до Лукошкино без проблем добивает, а вот до Урала, например, уже нет.

Вот и сейчас, выйдя за дверь, я дважды сжал головку булавки пальцами и тихо сказал:

— Аристофан.

Никаких, гудков в голове, конечно, не было, как и голоса оператора, зато возник голос моего беса:

— Это… босс?

— Аристофан, собирайся и дуй сюда в Лукошкино. Как на Колокольную площадь прибудешь — свяжись со мной, понял?

— Без базара, босс. Пацанов взять?

— Пока не надо. Если что — потом высвистаешь.

Вернувшись в горницу, я с сожалением развел руками:

— Дела, Варюш, надо идти. Гони свою Пелагею от моего Михалыча, да будем собираться.

— Что, вот прямо сейчас-сейчас? И минуточки еще не побудешь?

— Минуточку — побуду, — засмеялся я.

— А что стоишь тогда? Давай, целуй! Вот же настырный Федька ты у меня… м-м-м…

Через полчасика мы с дедом с сожалением покинули терем и дед, напяливая посильнее шапку на голову, проворчал:

— Ну что енто у тебя, Федька, вечно спешка в самый неподходящий момент? Я только Пелагеюшку свою ка-а-ак разверну, да ка-а-ак…

— Не надо подробностей! — перебил я. Мне только баек про утехи этих престарелых любовничков и не хватало. — Дело, деда, превыше всего! Сейчас расскажу, только Аристофана дождемся.

— Тут я, босс, в натуре, — произнес невзрачный низенький мужичок, подбредая по сугробам к нам.

Бесы, они тоже личину менять могут. Да и вообще — многое, что могут.

— Ага, отлично. Слушайте. Тут участковый Лукошкино подсадил на спортивную игру — хоккей называется. Бегают по льду мужики с клюшками, ну это палки такие изогнутые и стараются маленький чурбачок в маленькие же ворота загнать. Короче, правила нам без надобности, а вот народ тут с азартом такое развлечение воспринял.

— Зима, скукотень, — кивнул Михалыч.

— Интересно, босс, — протянул Аристофан. — Золотишком попахивает.

— Вот именно. Откроем подпольную букмекерскую контору, будем ставки на игру собирать.

— Это… босс. Да там навару с того мало в натуре. Да еще и конкретно влететь можно — из своего кармана платить придётся.

— И от кого я это слышу? — укоризненно покачал я головой. — Учишь тебя, учишь… Вот ты, Аристофан сам прикинь. Есть в команде один-два сильных игрока, на которых вся команда и держится. А если этот игрок прямо перед самой игрой, когда ставки уже сделаны, возьмет да поскользнётся, да ногу вывихнет, а?

— Пролетят все в натуре, кто на команду бабло поставил... Реально, босс!

— Да тише ты, рогатый, — шикнул на него дед. — А можно и денежку команде сунуть, чтобы играли плохо.

— Или тупо припугнуть так, типа выиграешь — избу подпалю.

— Ну, вроде того, — согласился я. Пошёл творческий процесс. — Только так уж глобально не надо, Аристофан, слышишь? Участковый это затеял и если заметит махинации, то злой будет ужас как. Он потом на уши всех поставит, а оно нам надо?

— Не надо, босс, без базара. Нам бы только навариться и всё.

— Ну, вот и действуй. Бери ребят своих потолковее и вперёд.

— У меня — все пацаны толковые конкретно, — гордо выпятил грудь Аристофан.

Аристофан остался планы коварные разрабатывать, а мы с Михалычем домой отправились, а Машу с Олёной даже предупредить забыли. Да ничего, они тут не заскучают без нас.

Научные изыскания, или Без соли, что без воли: жизнь не проживешь

— Внучек, а что с Кощеюшкой-то делать будем?

— Ой, деда, у меня Новый год на носу, утренник, опять же с ёлками вопрос еще решить надо… — перечислял я все тише. — Не знаю. Ломал-ломал голову, ничего придумать не могу. Уже и перед Кощеем стыдно — пообещал его вытащить из тюрьмы, а как?

— Думать надо. Созывай, внучек, Канцелярию на совет. А я пока самовар заведу.

— Аристофан! — гаркнул я.

— Здесь, босс, — в щель двери осторожно просунулись маленькие рожки.

— Заходи, чего ты там мнёшься?

— Да я тут, босс, в натуре постою.

— Да, заходи-заходи, остыл я ужо, — проворчал дед и повернулся ко мне. — Енти паразиты вчера девок снизу в казарму притащили.

— И что, с тобой не поделились? — хмыкнул я.

— Да тьфу на тебя, внучек! Под утро самогон у них закончился и решили они девок ентих в Турцию продать в гаремы. А те — визжать, отбиваться. Полвзвода с синяками ходит, а у одного рог обломан. Неужто не слышал шума, внучек, так спал хорошо?

— Не-а.

— Вот и славно, зато выспалси. А мне, паразиты, так и не дали поспать.

— Ясно. Завязывай ночные гульбища Аристофан, а то самого в гарем продам, понял?

— Без базара, босс, — понурился бес.

— Ладно, на вот тебе Шмат-разум, мчись в Лукошкино и девиц наших сюда волоки. Скажи — срочное совещание, ждать не буду все пирожки сам съем. Давай-давай, отправляйся.

— Девиц, гы! — фыркнул Аристофан и исчез.

— Нету у меня никаких пирожков, — проворчал Михалыч. — Хлеб да сало.

— Ну да, я так и поверил. Что ты такой сердитый, деда?

— Ох, внучек, — дед присел на лавку. — Всё Кощеюшка наш из головы не идёт, всё думки тягостные одолевают.

— Да придумаем что-нибудь, деда, не переживай. Вытащим Кощея из тюрьмы.

— От то-то и оно. Заявитси он сюда и опять начнет порядки свои устанавливать, на нас орать да премий лишать.

— Что-то я не припомню, чтобы нам хоть раз премию не выдали… И что ты предлагаешь? Не спасать, а самим тут править?

— Во-во, внучек, это ты хорошо придумал! — оживился Михалыч. — Гениальный ум у тебя. Говоришь, ну его ентого Кощея? Лучше сами тут править будем?

— Э-э, дед! Ты мне не приписывай свои мечты! И вообще. Кощея будем выручать, это даже не обсуждается. И царский чин я ему моментально верну, только он тут появится. А ты, дед, у нас какой-то заговорщик, честное пионерское. КГБ на тебя нет.

— Ну, на нет и суда нет, — согласился дед, пыхтя затаскивая самовар на стол. — А может и зря, внучек, мы совет общий затеваем-то. Уж ежели два таких светлых ума, как мой и твой с задачей справитьси не могут, то куда уж там нашим воякам да вертихвосткам…

— Не скажи, деда. Они может быть саму идею и не выдадут, но подтолкнуть к ней смогут. Вон когда с Лиховидом воевали, так придумали же, как артефакт по кусочкам собрать.

— Придумали, внучек, придумали, — захекал дед. — Только он же нам во вред и обернулся.

— Ну, это уже частности. Придираешься ты, Михалыч, а лучше бы пирожками да пряниками озаботился. Маша, когда на нервах, так будто ураган всё со стола сметает.

— Обжора, — согласился дед. — Тишка, Гришка! А ну паразиты ленивые, марш на кухню! Живо кому сказал?! Вот я сейчас на вас Федору Васильевичу нажалуюсь, шиш вам тогда, а не мультики! Ну, куда рванули?! Сначала выслушайте, что у Иван Палыча попросить надобно.

— Только сгущенку не берите, — крикнул я бесенятам вдогонку.

— Жмот ты, внучек.

— Только когда дело сгущенки касается. И не жмот, а просто экономный.

Когда явились наши девчонки с Аристофаном, Калымдай уже ронял слюнки за столом, а рядом с ним чинно восседал Дизель. В кресле насупившись, сидели бесенята — как же, мультики им выключили. Ничего, потом включу им любимых черепашек-ниндзя и успокоятся.

— Как же я люблю все эти совещания, — протянула Маша, усаживаясь и обводя стол взглядом.

— Обжора, — повторил свою резолюцию дед.

— Нервы, дедушка Михалыч, — вздохнула Маша. — Как у вас тут говорят в вашей варварской России?.. А, вспомнила: как работаем, так и едим. Подайте мне вот тот подносик силь ву пле.

— Господа, — начал я, — и дамы, разумеется. Позвольте открыть производственное совещание на тему: «Как нам приготовить помещение для царя-батюшки, если колдунов в наличии не имеется». Прошу высказываться. Только коротко и по существу.

— А Лиховид, босс? Может прижать его реально? — начал первым Аристофан.

— Хорошо бы, а как?

— Давайте все же попробуем, Федор Васильевич, — предложил Калымдай.

— Ну, давайте, — пожал я плечами и заорал в воздух: — Гюнтер!

Гюнтер явился через три минуты, а поднос перед Машей опустел наполовину. Прав дед в своих характеристиках.

— Гюнтер, притащи, пожалуйста, коробку с Лиховидом. Не потерялась, надеюсь?

— Не потерялась, Государь, только… — он замялся.

— Ты чего? — впервые я увидел смущенного дворецкого.

— Боязно, Ваше Величество, — почти прошептал Гюнтер.

А, понятно. Не осуждаю — ему в той переделке больше всех досталось.

— Давай я, босс? — вскочил Аристофан.

— Вместе идите, а потом и ты, Гюнтер, к нам присоединяйся, вдруг подскажешь чего.

— Клац-клац!

— Ну и ты, Дизель сходи, прогуляйся. А то сидишь в генераторной безвылазно с этими мультиками.

— Ить, маленькие они ишо, — тут же вступился за своих любимцев Михалыч. — Пущай пока резвятся.

— Угу. Маленькие. А не подскажешь, деда, это какие такие маленькие, третьего дня самый большой котел на кухне спёрли и пытались монстрика из бригады теплоснабжения в нём сварить?

— Вот ты, Федька… — Михалыч огорченно покачал головой. — Они же череп выварить хотели — тебе на пепельницу. А ты за такую заботу на них накидываешьси?

— Спасибо, конечно, только с такой заботой у нас скоро обслуживающего персонала не останется... А кто ночью в казарму к бесам пробрался и все штанины им отрезал?

— Сам же им по компутеру своему про Супермена сказку показывал, — пожал плечами дед. — Вот они по-родственному Аристофановым бесам и сподмогли, как могли. А знатные трусы получились, Федь, хоть сейчас поверх любых штанов одевай, да плащик сверху и в бой против злодеев всяческих!

— Это против нас что ли? Мы же дед не на стороне добра, помнишь? Хорошо еще не повели бесов на Лысую гору учиться летать.

— Наговариваешь ты на них, внучек, — проворчал дед. — Маленьких всяк обидеть норовит…

— И кстати о плащиках. Я что-то сразу и не догадался, кто из прачечной все простыни спёр. Скажи, чтобы вернули, слышишь, дед?

Утолившая первый голод Маша, шепталась с Олёной. Калымдай сидел, улыбаясь, прислушиваясь к нашей перепалке.

— О кстати, Калымдай, а как там дело с Тамаркой-то движется?

— Хорошо движется, Федор Васильевич, — кивнул полковник. — Трое моих ребят сдали её с рук на руки боярам, поплясали вокруг напоследок, песни повыли и удрали. Сейчас в наблюдательном пункте ситуацию контролируют.

— Ну а сама-то девица наша красно-коричневая?

— Всё в порядке. Выделили ей комнату не хуже чем другим претенденткам на чин царицы. Благоустроилась, развесила шкуры, амулеты и прочие предметы народного промысла, только за Горохом охоту еще не начинала. Или осваивается с обстановкой или…

— Или?

— Или Горох ей даром и не снился.

— Агриппина Падловна точно прибьёт её, а потом и за нас возьмется.

— Если догонит, то это вполне вероятно, — кивнул Калымдай.

— Твоё, босс, Величество, — ввалился в Канцелярию Аристофан и выудил из кармана знакомую всем коробочку, — во!

Гюнтер с Дизелем скромно уселись, а Аристофан положил коробку в центр стола, сдвинув самовар к краю.

— Ага, — я опасливо покосился на неё, потом решился, постучал пальцем по крышке и немного нервно спросил: — Лиховид Ростиславович, вы там?

— Иди на хрен! — тут же послышался скрипучий голос старого колдуна.

— И вам — здравствуйте. Лиховид Ростиславович, а не хотите ли значительно улучшить условия вашего вынужденного, но совершенно справедливого заточения? Ну, там, свежие овощи на завтрак, божоле к ужину?

— Иди на хрен!

— Он же призрак, Федька, — напомнил Михалыч, — зачем ему еда?

— Верно… Может быть договоримся, Лиховид Ростиславович, а?

— Иди на хрен!

— Заклинило гада в натуре, — хмыкнул Аристофан. — Может ему в коробку перца с махоркой насыпать?

— Давайте я попробую, — предложила Олёна и наклонилась над коробкой. — Дедушка Лиховид, помогите нам.

— Олёнка? — заинтересованно прохрипел колдун и тут же залаял, как озабоченный пёс: — Моя! Моя! Моя!

Этот старый маразматик давно уже доставал Олёну повышенным вниманием, а во время почти удавшегося путча, так и вообще в деталях изложил программу кроватно-развлекательных мероприятий, которые он размечтался регулярно проводить с ней.

— Ну, помогите, а? А я вам бороду расчешу, — Олёну передёрнуло, — брови подстригу и в ушах тоже…

— Хрен вам всем! — категорически донеслось из коробки.

— Добром значится, не получилось, — констатировал дед.

— В натуре, босс, можно? — подскочил Аристофан.

— Что ты там задумал?

Аристофан выскочил в казарму и тут же вернулся с ведром в лапе. По Канцелярии разлилась такая сивушная вонь, что все дружно схватились за носы, а Михалыч вдобавок — за сковородку.

— Самогон, босс, — пояснил зачем-то Аристофан. — Пацаны давно еще его спёрли, а выпить так и не смогли в натуре. Так и стоял у нас.

— Напоить призрака собрался? — хмыкнул дед.

— Не-е-е, — самодовольно протянул бес, схватил коробку и опустил в ведро. — Такого конкретного духа никакой дух не выдержит, — скаламбурил он, растянув пасть в улыбке.

— Ну, попробуй, — с сомнением кивнул я.

— Уй-ё-о-о! — заорал вдруг Аристофан, выпустил коробку и замахал в воздухе лапой. — Больно, блин! Жжёт в натуре!

Лапа из привычно серой стала ярко-красной, а густые волосы на ней свились в спираль и задымились.

— Доставайте коробку! — заорал я. — Расплавится же в этой кислоте, а Лиховид улизнёт!

Дед ударом валенка перевернул ведро и подхватил начавшуюся обугливаться коробку полотенцем:

— Ну, Аристофан… — угрожающе протянул дед.

— А я чё, дедушка Михалыч, — завопил бес, — я ничё! Я же реально как лучше хотел! Вон, блин, даже пострадал конкретно! Босс, мне в больничку надо!

Вызвав спецов из отдела санитарии и утилизации, мы спешно покинули Канцелярию. Находиться там уже было невозможно — пролитая на гранитный пол самогонка, вошла в реакцию с камнем и успешно разъедала его, шипя и источая едкие пары.

Дизель под руку повел Аристофана в медпункт, а я махнул оставшимся:

— Пошли в тронный зал там продолжим.

Продолжить в тронном зале не получилось — там устанавливали ёлку. Ёлка была просто красавица, густая, пышная, почти под потолок, а новогодний аромат хвои так и ходил волнами по всему помещению. Распоряжалась тут Елька, вполне толково командуя сводной бригадой скелетов и бесов, припрыгивая от ажиотажа и врожденной неугомонности. У стены стояли наготове несколько ящиков с украшениями и четыре девочки Иван Палыча, явно экспроприированные Елькой в помощь.

Поощрительно помахав ей рукой, я кивнул своим:

— Пошли в Кощеев кабинет.

— Ить молодец девка, — одобрительно хекнул Михалыч, когда юная кикимора, подпрыгнув, засадила ногой расшалившегося не в меру беса.

— Ага, надо бы им премиальные не забыть выписать. Напомни потом, деда, хорошо?

В кабинете Кощея на меня сразу нахлынули воспоминания. Не пугайтесь, не буду рассказывать. Обстановка тут всегда напоминала классический кабинет сумасшедшего ученого, которым в некоторой доле Кощей и являлся. Ну, знаете, все эти колбы, мензурки, старинные фолианты, чучела странных животных, стеллажи, заставленные пыльными артефактами и всё такое. Красота. Эдакий рабочий бардак. Мне всегда тут нравилось.

Я уселся в кресло за письменным столом, Михалыч положил передо мной коробочку на полотенце, а остальные, разобрав стулья, уселись полукругом передо мной.

— Итак, — начал я, но умолк. Что-то было не так. — Итак… Чего-то не хватает, а?

— Бутерброды, Ваше Величество? — откликнулся Гюнтер.

— О, верно. Молодец, тащи.

Не знаю, как у вас на работе проходят кризисные ситуации, а у нас без еды — вообще никак. Нервы истончаются до прозрачности, а подбодрить их можно либо алкоголем, что умственному процессу способствует, конечно, но обычно не в тут сторону, либо — едой. Ну и само собой, пока этих обжор не покормишь, никакого толку от них нет. Поэтому подождав пока они не утолят очередной приступ голода, я взмахнул третьим бутербродом с ветчиной и сыром:

— Итак. Что делать-то, а?

— Хрен вам, — тут же раздалось из коробки.

— Да помолчите уже, Лиховид Ростиславович, раз помогать не хотите, — я потянулся за кружкой чая. — Никакой пользы от вас. А может, подскажите всё же?

— Хрен.

— Угу. Ну, какие будут предложения, Канцелярия?

— Не будет с ентого старого козла никакого толку, внучек, — вздохнул дед.

— За козла — ответишь, Михалыч, — тут же проскрипел Лиховид.

— Согласен, деда, — я взял полотенцем коробку, закинул в сейф и запер его. — Ещё идеи?

— Пряники? — предложила Маша. — И вашу сгущенку, мсье Теодор.

— Да-а, сгущенка у Федора Васильевича знатная, — согласился Калымдай.

— С чаем горячим, — подтвердила Олёна.

— Прикажете сходить на кухню, Государь? — степенно поднялся Гюнтер.

— Фиг вам, а не сгущенку! Нет, ну мы есть сюда пришли или проблему решать? — возмутился я.

— А одно другому ить и не мешает, — фыркнул дед.

— Хватит, давайте серьёзно, — хлопнул я ладонью о стол и тут же замахал ею в воздухе. — Блин, что же он твёрдый-то такой?

— А других колдунов привлечь не пробовали, Федор Васильевич? — Калымдай подул в кружку и, зажмурив глаза, с хлюпом втянул в себя чай.

— Да где их взять? — пожал я плечами. — Вон Михалыч подбивал меня к Яге обратиться, но это же не вариант.

— Я?! — удивился дед.

— Может быть, есть у кого на примете, хоть какой завалящийся колдун? — я обвел взглядом сотрудников. — Нет? Да вот же.

Сотрудники переглядывались, но идей не поступало. Вернулся Аристофан с перебинтованной рукой, а с ним и Дизель, захвативший из душегубки, в которую превратилась Канцелярия, бесенят. Те как обычно висели у него в грудной клетке и верещали, хватаясь за рёбра.

— Цыц! — рявкнул я на них и кивнул вновь пришедшим: — Берите стулья, садитесь.

— Неча на маленьких орать, — тут же заворчал Михалыч и просунул через рёбра Дизеля два кусочка ветчины.

— А мне, дедушка Михалыч? — попросил Аристофан.

Сердобольный дед выделил пострадавшему на магическом поле боя бутерброд и я продолжил:

— Давайте рассуждать логически. Как вообще кому-то становится понятно, что Кощей у себя во дворце? Флюиды он какие-нибудь испускает, что ли?

— Его Величество Кощей, ванну раз в день принимают, — слегка обиженно заявил Гюнтер.

— Я не про обычный запах, — успокоил я его, — скорее — про магический. Ну, типа излучения какого. В моё время радиационное излучение, да и просто радиоволны те же, успешно блокируют свинцом. Железо тоже помогает, но гораздо слабее. Вот бы нам куполом магическим Лысую гору накрыть, а?

— Да ейный купол, небось сам так светиться магически будет, что сразу все неладное заподозрят, — возразил Михалыч. — Да и где его взять-то? Опять же колдун нужен.

— А свинцом если гору обложить?

— Столько свинца у нас нет, Государь, — сказал Гюнтер. — Быстро такой объём не найдём, но, думаю, нам не обязательно гору обкладывать, достаточно и одного царя-батюшку.

— Молодец, Гюнтер, — похвалил я, — разумно. Сошьём ему костюмчик просвинцованный или доспехи какие. А то и просто в какой-нибудь комнате обложим стены свинцом.

— Босс, а свинец реально поможет? Если что у меня немного есть в запасе, — подмигнул Аристофан.

Это он на пол в дальнем зале намекает, где неспешно, но методично, меняет золотой паркет на свинцовый.

— Не знаю, Аристофан. Про свинец это я так, к примеру вспомнил.

— Давайте проверим, Федор Васильевич, — предложил Калымдай. — Пороемся на складе, найдём подходящую колдунскую штучку небольшого размера и обложим её свинцом.

— Годится, — кивнул я и заорал в воздух: — Виторамус!

— Да я бы и сам сходил, Ваше Величество, — немного обижено протянул Гюнтер.

— Вызывали, Государь? — в комнату вошёл пожилой бес.

Я рассказал ему про нашу затею и он весьма оживился:

— Очень интересная идея, Государь. Если вы правы, то в хранилище можно избежать множества конфликтов между магическими предметами, ставя между ними свинцовые перегородки.

— Ну и хорошо. Только нам сначала гипотезу проверить надо. Есть у тебя на примете какой-нибудь подходящий артефакт?

Виторамус ушел на склад, а Аристофан задумчиво проговорил:

— А чего нам в натуре штуковину искать, если у босса вона на шее реально медальон типа защитный висит?

— Запихнуть Федькин медальон в свинец, — кивнул дед, — а Федьке поленом по лбу заехать? Если полено в щепки разлетится, то…

— Или свинец сработал, — радостно перебил Аристофан, — или в натуре у босса башка крепкая.

— Не надо, — твёрдо заявил я. — Будем действовать строго по плану.

Виторамус вернулся, держа в руках небольшой ящичек. Гюнтер, оценив размеры, ушел за свинцом.

— Не рванёт? — опасливо кивнул я на артефакт. — Что это?

— Не беспокойтесь, Государь, — замахал лапами кладовщик. — Специально подобрал безопасную вещицу. При открытой крышке, если подойти ближе, чем на сажень, она просто обложит всех вокруг, извините, матом. Бесполезная штучка, однако же пригодилась.

— Ну-ну, — недоверчиво протянул я. Знаю я эти артефакты. Какой-нибудь страдающий с бодуна колдун сотворит нечто подобное и получи потом последствия.

Под руководством Гюнтера два скелета затащили в кабинет несколько полусантиметровых в толщину листов свинца.

— Где это ты отыскал такой свинец, Гюнтер?

— В лаборатории Его Величества, Государь, — поклонился дворецкий.

— А там без этого свинца ничего… — я неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.

— Не извольте волноваться, Государь. Это из запасников.

— Ну, хорошо. Давайте мастерить экран. Только как же крышку-то открывать, если всё свинцом загородим?

— А енто уже не твоя забота, внучек, — отмахнулся дед. — Ты поцарствуй пока, а мы тут и без сопливых разберёмси.

— Ага, ладно, — я стащил сигару из ящика стола, и по дуге обходя артефакт, направился к выходу. — Покурю пока, не буду мешать. А вы — делайте, испытывайте.

Покрепче притворив за собой дверь, я еще и плечом привалился к ней для надёжности. Угу, сами испытывайте, Кулибины. Прикурив от пальца, я успел выпустить облачко вонючего дыма, как в кабинете что-то гулко бумкнуло. Не-не, я еще покурю, я не любопытный. Когда последовавшая за «бум» тишина сменилась воплями и традиционным русским матом, я смело распахнул дверь.

Матом обложило всех присутствующих. По одежде, рукам, лицам, ползали буквы, складывающиеся в совершенно неприличные матерные слова, причем — в характерном временном написании. Ну, там всякие ять, еры и прочие излишки, с которыми у нас успешно поборолись после революции.

— Однако… — протянул Виторамус, безуспешно пытаясь смахнуть платочком с пенсне, извивающийся остаток народного творчества — «ать».

— Фу, какая гадость! — Маша дунула на огрызок слова, вольготно расположившийся на плече, но «децъ» ловко уполз ей за шиворот.

— Значит, не свинец, — задумчиво протянул я, уворачиваясь от обрывка какого-то уж совсем сложного словопостроения, стряхнутого с себя дедом. — Ну, тогда приводите себя в порядок и продолжим.

Под неодобрительными взглядами сотрудников, я вернулся в кресло, положил сигару в пепельницу и стал терпеливо дожидаться, когда закончится поток колдовских слов выплюнутых артефактом и обычных, хотя и более душевных, на мой взгляд, извергаемых моими коллегами.

Виторамус побрызгал вокруг какой-то жидкостью из склянки и обрывки слов поспешно расползлись по углам, правда, теперь и в кабинете стало вонять, спасибо, хоть не так сильно как в Канцелярии.

— А что за жидкость, Виторамус? Может быть, она нам подойдёт, как нейтрализатор?

— Весьма сомневаюсь, Государь. Зелье узконаправленного действия. Прихватил на всякий случай, однако же, пригодилось.

— Ну, ладно. Давайте думать дальше.

Думать никому не хотелось. Дизель по одному передавал Михалычу бесенят, а тот вертел их в руках, внимательно рассматривая на предмет ошмётков слов. Калымдай с Аристофаном шушукались, поглядывая на меня. Гюнтер озабоченно рассматривал кабинет и брезгливо принюхивался. А наши красны девицы, как всегда шептались и хихикали.

— И как ты столько пирожков за раз уплетаешь, — доносился до меня громкий шёпот Олёны, — да еще и не толстеешь ни капельки?

Я поморщился — думать мешают.

— И вовсе не много, просто метаболизм такой.

— Да и вообще, столько сладкого есть… Я бы вот сейчас рыбки солёной поела, севрюжки там или осетринки…

— Сбегай на кухню, — прошептала прагматичная Маша.

Рыбки… солёной… Солёной!

— Олёна, ты — гений! — подскочил я с кресла.

— Да тьфу на тебя, внучек, — дед схватился за сердце. — Ну, нельзя же так…

— Соль! — перебил я Михалыча. — Что, не понимаете? Соль!

— А верно… — задумчиво протянул Калымдай. — Соль — штука древняя, силы немереной…

— Точно, босс! — подскочил и Аристофан. — Кощея-батюшку, вона как от соли конкретно колбасило, когда менты его ей обсыпали! Аж почернел реально и задымился!

— Интересная гипотеза, — закивал Виторамус. — Стоит попробовать.

— Прикажете на кухню сходить, Ваше Величество? — обратился ко мне дворецкий.

— Ага, Гюнтер, давай. Сразу и опробуем. И, да, я как руководитель нашего подразделения сам проведу испытания! — настолько я был уверен в успехе.

— А можно в туалет? — Маша как примерная ученица, подняла руку.

— Я провожу тебя, — вскочила и Олёна.

— Забоялись в натуре! — заржал Аристофан, но девчонки не обращая на него внимания, быстренько смылись из опасной зоны матерного поражения.

Ну что вам сказать? Эксперимент прошёл успешно. Обсыпанный солью артефакт даже не шелохнулся при приближении к нему, и не единой буквы не проявилось в воздухе.

— Ура, товарищи, — торжественно сказал я, разгибаясь и выходя из-за спины Калымдая. — Теперь осталось всё хорошенько продумать и можно начинать операцию «Возвращение короля».

— Царя, внучек, — поправил не знакомый с творчеством Дж. Р. Толкина, дед. — А то и самого императора!

Морской вояж маленькой такой компании, или Дипломатия под солнцем

— А я говорю — в галерее! — настаивал Михалыч. — Пущай там Кощеюшка отсидитси, заодно и кулюторный уровень себе повысит. Натырил со всего света картин намалёванных да мужиков с бабами каменных, а сам и носа туда не показывает!

— В конюшне, босс, без базара! — пропихивал Аристофан свою версию размещения тайной комнаты для Кощея. — Там конь его шибко вумный, вот и наболтаются вволю реально!

— Только на кухне, мон шер! Там всегда пирожки есть. И пряники. И сгущенка, которую от нас мсье Теодор так старательно прячет.

Понятно да, что это вечно голодная Маша эту реплику выдала?

У Калымдая же подход был исключительно милитаризировано-стратегический:

— Разумно будет вырыть в лесу бункер, верстах в двух от Лысой горы. Мои ребята будут держать периметр, а для усиления огневой мощи, сделаем вылазку в Лукошкино и снимем со стен десяток-другой пушек.

— Засыпать солью весь этот его ужасный кабинет, — предлагала Олёна.

— Крайне не советую, мадмуазель Олёна, — тут же отозвался Гюнтер.

— Клац-клац?

— Убьёт, — коротко пояснил дворецкий Дизелю.

— Клац.

Я лежал с дымящейся сигарой на диване и почти не слушал оживленную дискуссию коллег, рассевшихся за большим обеденным столом в Канцелярии. Час назад после долгих споров было решено тайную комнату оборудовать в библиотеке, как в месте наименее посещаемым придворными, к тому же и царю-батюшке до книг будет рукой подать, если заскучает. Вот скажите, какой смысл после выработанного таким трудом решения продолжать спор? Не знаете? А я знаю: из личной вредности. Каждый себя умнее других считает и старается всячески показать это. Вот с такими кадрами и приходится работать, других-то нет. Да еще и все мои пирожки умяли в процессе.

Нет, вонючие всё-таки сигары у Кощея. Или они все такие? Я ткнул окурок в пепельницу, поднялся и, усевшись за столом, сказал:

— Ма-а-алчать! Развели тут балаган! Что вы орёте на весь дворец? Шпионов на крик заманиваете? Всё уже решено, спор закончен. Я сказал.

Это я красиво в конце ввернул, согласитесь. По-жегловски.

— Еще и лысину корона не натёрла, а уже раскомандовался, — пробормотала вредная Маша.

— Мне встать по стойке смирно? — поинтересовался Калымдай. — Чтобы подчеркнуть драматизм момента.

— Мужчины… — хихикнула Олёна.

— Босс в натуре правильно говорит! Он же типа босс! — встал на мою сторону Аристофан.

— На, внучек пирожок, — так же выступил на моей стороне Михалыч. — Только не ори.

— Прикажите пищаль принести, Ваше Величество? — предложил чуткий Гюнтер. — Для отстрела несогласных.

— Клац-клац! — подвел итог Дизель.

— Хватит, — вздохнул я. — Давайте детали уточним. Комнату делаем в библиотеке, как и договаривались. Отведем в самом дальнем зале площадь, ну-у… метров десять на десять…

— Босс, ты типа по-нашенски скажи или пальцем в натуре ткни: метры твои — это сколько? — почесал рог Аристофан.

— Ну как наша Канцелярия приблизительно. Далее. Надо строительную бригаду подобрать из наиболее доверенных работников, чтобы не проболтались.

— Да порешим их потом, босс и всех делов в натуре.

— Тогда тебя главой этой бригады и назначим, Аристофан.

— Понял, босс. Фигню спорол реально. Не надо меня типа начальником.

— Убивать никого не будем. Просто найдем проверенных товарищей. И заплатить им не забудьте хорошенько. Пусть сделают двойные стены, пол, потолок, шириной с полметра… Для Аристофанов поясняю: полметра это вот столько, — я развёл в стороны ладони.

— Понял, босс, не лох какой-нибудь.

— Пустоты заполним солью. О, кстати, надо же санузел еще организовать, ванную, туалет. Гюнтер, проконтролируй это, а заодно и озаботься обстановкой комнаты — ты лучше всех вкусы царя-батюшки знаешь… Что еще? О чем я забыл? Точнее — мы.

— А сколько мешков соли на всё это потребуется, Ваше Величество? — дворецкий достал блокнотик и приготовился записывать.

— Да вот фиг его знает… — я почесал в затылке. — Считать надо. А сколько у нас есть?

— Мешков пять на кухне, — ответил дворецкий. — Только Иван Палыч нам всё не отдадут даже ради царя-батюшки.

— Ну, пять точно не хватит. Надо будет в Лукошкино докупить. Мешков пятьдесят, а лучше — сто на всякий случай.

— На тебе внучек ишо пирожок, — вздохнул Михалыч. — Заешь печаль-тоску авось и полегчает.

— Что такое?

— Не будет в Лукошкино столько соли, Федь. Зима. Всё что нужно уже засолили, теперь до лета только ждать.

— До лета ждать мы не можем. А где еще соли прикупить можно?

— Я могу на южный берег Франции съездить, мсье Теодор, — предложила Маша. — У меня там и знакомые есть. Только про финансирование не забудьте и подождите немного, месяцев пять-шесть.

— Как раз до лета и поучится. Спасибо, Машуль, в другой раз за счет казны порезвишься. А соль в основном, где добывают?

— На море-окияне, внучек, — протянул мне очередной антидепрессантный пирожок Михалыч. — Али на озёрах соленых.

Как ни странно, но реальную, типа конкретную идею выдвинул Аристофан:

— Босс, а у нас же в натуре Горыныч на морях прохлаждается!

Все заулыбались, закивали и дружно зааплодировали, а бес смущенно потупил поросячьи глазки. Подумаешь… я минут через пять и сам бы про Горыныча вспомнил.

Наш военно-воздушный трёхглавый Змей холода не выносил совершенно и на зиму или заваливался в спячку или, что чаще — отсиживался в тёплых краях, донимая потом всех рассказами о своих героических приключениях. На этот раз мне удалось его пристроить на зиму в Морское царство. У нас недавно там был небольшой конфликт с местным царём, вследствие чего царство осталось без царя, а правила там теперь от имени малолетнего наследника весьма привлекательная царица Морисента. Вполне такая разумная дамочка, несмотря на симпатичную внешность. К тому же очень благодарная нам за избавление от опостылевшего мужа. Нет-нет я и пальцем его не тронул! Это всё Горыныч, совершенно самовольно откусивший царю голову. Ну да, вот такие у нас тут нравы ничего не поделать. Пользуясь случаем, я и оставил царице Горыныча на кормление. В смысле кормить Горыныча, а не Горынычем царицу. Ну, вы поняли.

— Ладно, тогда я сейчас быстренько и смотаюсь на море, — встал я из-за стола.

— Я с тобой, внучек, — категорически заявил Михалыч. — В прошлый-то раз полетел бы без меня и ишо неизвестно, чем дело кончилось.

— Да я и не против, пошли. Только давай Горынычу гостинчик захватим. Пару баранов или там коровку.

Минут через пятнадцать в центральном коридоре возле освежёванной туши несчастной бурёнки собралась вся Канцелярия проводить нас в дальнюю дорожку.

— Ну, возьми и меня с собой, босс, — канючил Аристофан. — Надоела эта зима реально. А я тебе пригожусь без базара!

— Останешься за Тишкой да Гришкой приглядывать, — отрезал Михалыч.

— Ну вот, блин…

— Вы там, Федор Васильевич, — поучал Калымдай, — сразу прямой в челюсть, а уж потом ногой по…

— Кому, Калымдай? — перебил его я. — Там же все свои. Наверное.

— Вот врежете для профилактики, а потом и разберётесь кто свой, а кто чужой.

— Персиков с апельсинами привезите, мсье Теодор и яблок… Кстати, а где мой мешок яблок? — не вовремя вспомнила еще летний должок Маша.

— Ой, Машуль, да не до фруктов нам там боюсь, будет. Но мы постараемся.

— Клац-клац!

— Обязательно, Дизель. Деда, запомни — три пальмовых листа для Дизеля и еще пяток — Иван Палычу. Он какое-то невероятное блюдо с ними затевал.

— Возвращайтесь поскорее, — загрустила Олёна. — И желательно — целыми.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — погрозил ей пальцем Михалыч.

— Шмат-разум, а перенеси-ка меня прямо к Горынычу, да не одного, а с…

— Стой, Федька! — заорал вдруг дед. — Замолчи немедля!

— Ты чего, деда? — осёкся я.

— А коли чешуйчатый наш в воздухе сейчас порхает, а? Хочешь рядом с ним оказатьси, внучек?

— Ох, блин… Не подумал, деда… Заморочили мне голову своими фруктами, да превентивными ударами в челюсть! Чуть не погубили моё Величество! Пора отдел внутренних расследований организовывать. Одни заговорщики вокруг.

— Еще полгодика и настоящим царём станет, — подмигнул провожающим Михалыч. — Ишь как лихо навострился с больной головы на здоровую перекладывать!

Я снял с шеи медную ложку, с которой не расставался и треснул ею по ближайшей стене:

— Горыныч, ау?

— Слушаю внимательно государь наш батюшка, всемилостивейший наш кормилец и отец родной! — тут же откликнулась, судя по писклявому голосу левая голова.

— Кончай прикалываться, Горыныч. Как там у тебя дела? Не обижают?

— Тут хорошо, Федь, — перешел на нормальный тон Змей. — Кормят нас регулярно, я уже летать с трудом можем.

— А сейчас ты не летишь, случаем?

— Куда? Зачем? Мы на песочке лежу.

— Вот так и сиди даже не шевелись, мы сейчас у тебя будем, — я прервал связь и снова обратился к Шмат-разуму: — Эй, Шмат-разум, дружище, а перенеси-ка меня с мясом, да Михалычем прямо к Змею Горынычу!

Вспыхнул зелёный свет и мы исчезли.

Пока длится перенос по маршруту «Лысая гора — Морское царство», я вам немного поясню про эту ложку. Обычная медная, небольшая. Мне её Кощей вручил при расставании, велел всегда при себе носить. Это — для связи, как вы уже поняли с Горынычем. Стукнешь ложкой о твёрдую поверхность и разговаривай с ним сколько хочешь. Потом, правда оказалось, что царь-батюшка или подозревал что-то или местным Нострадамусом сработал, но ложка эта спасла всех нас от атаки Лиховида. Непростая ложечка, вот так-то.

Да-да, обманул я вас с переносом — он мгновенно длится, глазом моргнуть не успеешь. Но я же для вас старался — объяснить хотел. Ну, в любом случае, ворчите не ворчите, а мы уже на месте на горячем песочке под жарким солнышком, торопливо стягиваем с себя, я — свитер, а дед — теплую безрукавку. А Горыныч в это время давится коровьей тушей, благодарно чавкая.

— Не поверишь, Федь, — пробасила правая голова, закончив с едой и вонюче рыгнув дымом, — одни бараны вокруг.

— Не понял. А мне морские жители особо тупыми не показались… Ну, кроме царя-покойничка.

— Да не. Кормят нас одной бараниной, а я знаешь как по говядинке соскучились? У-у-у… Спасибо, Вашблагородь, порадовал.

— Я тебе сейчас по сопатке таких благородей навешаю! — возмутился Михалыч. — Чай с царём разговариваешь, чешуйчатый! Совсем нюх на морях потерял?!

— Всё-всё, дедушка Михалыч, не ругайся! Пошутили я…

— Шутник перепончатый… — проворчал дед успокаиваясь. — Давай лучше царицу нам высвистай.

— Ну, вот как после еды сразу лететь? — огорчился Горыныч. — Давайте часика через три?

— Часика через три тут будет лежать, ужо аккурат как три часа подгнивающий трупик одного трехголового лодыря, а мы с Феденькой будем вокруг хороводы водить, да…

— Лечу-лечу уже, дедушка Михалыч. Злой ты у нас дедушка. Просто деспот и тиран, — Горыныч покосился на Михалыча, поднявшего полено, выброшенное волнами на песок и торопливо добавил: — Но — справедливый.

Через час, примчавшаяся на огромной черепахе морская царица Морисента, уже устраивала нам торжественную встречу около большого разноцветного шатра, скоренько раскинутого на песочке.

— Ваше Величество, — склонила она голову, — мы счастливы видеть вас в наших скромных владениях. Здравствуйте, дедушка Михалыч!

— Здравствуй-здравствуй, внучка, — заулыбался дед, а я молча поклонился в ответ.

— Не изволите ли подкрепить силы после дальней дороги? — Морисента гостеприимно указала на шатёр. — Наш повар будет счастлив, если вы отведаете его кулинарные шедевры.

— Одну секундочку, дорогая царица, — я махнул царственному пацанёнку, нарезающему круги вокруг Горыныча: — Моришур! Ваше мелкое Величество, а не изволите подойти сюда?

— Моришурчик! — пришла мне на помощь царица. — Беги сюда, милый, видишь — дядя Кощей тебя зовёт.

Мальчуган подбежал к нам и остановился, подпрыгивая от нетерпения:

— Здрасте, дяденька Кощей! Ма-ам, ну можно я с Горынычем поиграю? Он меня покатать обещал! Ну, можно?

— Покатаешься, конечно, — успокоил я будущего Морского царя, — держи вот приглашение на Новогоднюю ёлку и беги, тирань чешуйчатого.

— Ух, ты… — протянул пацан. — А что это такое, дяденька Кощей?

— Ну, это праздник такой. Будем водить хороводы вокруг ёлки, песни петь, загадки разгадывать, веселиться, в общем. А потом, конечно — сладкий стол и подарки.

— Подарки?! — он восторженно округлил глаза. — Мама, давай поедем на праздник?!

— Конечно, дорогой, — улыбнулась Морисента. — А сейчас беги, поиграй со зверушкой, а мы пока о делах поговорим.

— Я не зверушка, — привычно проворчал Горыныч. — Аз есмь Змей!

Шатёр был просто огромный и в нём легко поместился и большой стол, и стулья, и даже диванчик — для особых обжор, надо понимать. Еда была странная, но вкусная. Морепродукты, конечно, но приготовлены хорошо, с фантазией. Хотя, честно говоря, стряпня Иван Палыча мне больше по душе.

Кусок мяса, слегка пахнущий морем, оказался вырезкой из какой-то большой рыбы, надо же, а я думал — свинина… Креветки я сразу опознал, от щупалец с присосками так же сразу отказался. А в целом ничего так, отвёл душу немного.

— А вот еще попробуйте, Ваше Величество, — вилась около меня Морисента, старательно виляя бёдрами, — засахаренные морские звёзды, очень вкусно.

Я осторожно откусил кусочек — на печенье похоже, только странное какое-то.

— Смотри, внучек, варенье какое, — дед с заляпанными чем-то белым усами и бородой, протянул мне ложку с белесой густой жидкостью, — ить на твою сгущенку шибко похоже, попробуй внучек.

— Да-да, — подхватила царица, — это новые изыски нашего шеф-повара. Очень трудно достать ингредиенты для этого блюда, поэтому оно весьма ценится при дворе. Представьте только, надо поймать огромного синего кита и так распалить его горячими танцами наших русалок, чтобы он начал выбрасывать… — Морисента покраснела и шёпотом закончила: — …свою мужскую жидкость.

— Это… — дед вдруг выпрямился и покачал ложкой в воздухе. — Это…

— Именно, дедушка Михалыч, она самая. Кушайте на здоровье!

Михалыч позеленел, схватился одной рукой за горло, другой прихлопнул рот и пулей вылетел из шатра.

— Ну, наконец-то, — томно протянула царица и вдруг уселась мне на колени. — Ах, дорогой мой Кощей, я так по вам соскучилась…

— Э-э-э… — я чуть не поперхнулся малосольной сёмгой. — Вы чего, Ваше Величество? У меня же невеста есть!

— Ах вы, проказник, — погрозила мне пальчиком Морисента, вскочила и стала резво стаскивать платье. — Оставили меня без мужа, лишили всяческих радостей жизни, а теперь делаете непонимающий вид? Нет-нет, дорогой мой царственный брат, уж извольте омилосердствовать несчастную вдову!

Формы у царицы были шикарные, да и сама она была дамочка что надо. Быстро перетащив меня на диванчик, она так умело принялась раздевать и ласкать меня, что, в конце концов, пришлось её омилосердствовать. Два раза.

Ну а что делать? Я же всегда старался наладить дружеские отношения с соседними государствами. Тут уж, знаете, хочешь, не хочешь, а приходится пострадать ради мира на земле.

Какая измена? О чем вы говорите? Обычный межгосударственный полов… политический акт.

Через полчаса в шатер заглянул дед:

— Закончили ужо? Пора бы и за дело браться.

— Заходите, дедушка Михалыч, — позвала его Морисента, — откушайте хоть немного.

Дед опять позеленел и замотал головой:

— Сыт я, спасибочки. Уж и не знаю теперь, когда еще покушать осмелюсь…

— Да, действительно, дорогая царица, — вмешался я. — У нас и правда, дело к вам небольшое.

— Я так и знала, — томно вздохнула она. — Всегда дела…

— А что делать, Ваше Величество, — посочувствовал я. — Такая уж наша царская доля… Коротко говоря — мы к вам за солью прибыли. Поделитесь?

— Ваще не вопрос, — кивнула царица и тут же прикрыла рот ладошкой. — Ой. Простите, Ваше Величество мои вульгаризмы. Вернулись недавно из туристической поездки по просвещенной Европе, там-то и нахватались... У нас на кухне мешков десять точно будет — забирайте прямо все.

— Беда, дорогая Морисента, — вздохнул я. — Нам гораздо больше требуется и срочно. А как же так — мы полагали, что у вас тут добыча соли на поток поставлена?

— Так и есть, дорогой мой царственный брат, только вся эта отрасль другому отдана. В качестве оплаты за службу.

— Давайте угадаю — Черномор?

— Он и есть, — кивнула царица. — Но вы же его знаете… Такой капризный мужчина. Хотя и вполне себе привлекательный…

Ага, Черномора я знал. Познакомился в прошлый наш вояж. Дядька он был суровый и я, честно говоря, сильно перетрусил когда он со своей бандой решил мир ото зла чёрного избавить. В качестве зла выступал я, как вы уже поняли. Спасибо Михалыч со мной был. У них с Черномором какие-то очень давние разборки вот дед его и нагнул основательно. Нет-нет, не бил и с топором не бросался, но так его придавил морально, что старый вояка и не рад был, что с нами связался.

Я встал и подал руку царице:

— Пойдёмте, Ваше Величество побеседуем с вашим Терминатором.

На берегу царица сняла с пояса знакомый мне рог и громко в него прогудела. А дальше…

Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Разольется в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор.

Один-в-один надо сказать описание. На счет красавцев, правда, не скажу — у меня другие предпочтения, но бугаи здоровые уж поверьте.

Мне, кстати, всегда было интересно, как это классики всё точно так угадывали? Или подглядывали, а то и путешествовали по нашему царству-государству или, наоборот — наши земли по их описаниям созданы? Да нет, сомнительно. Скорее все эти Александры Сергеевичи да господа Бажовы с Афанасьевыми просто нелегально проникали сюда и жили какое-то время по поддельным паспортам. А может быть и регулярно каждое лето в отпуск к нам ездили. Ну а что? Подадутся на море или там, на Урал, а то и вообще в неописуемой красоты Архангельские земли, а потом понапишут книжек, бесстыдно выдавая нашу действительность за сказки, да издадут многомиллионными тиражами, а в казну нашу, прошу заметить — и копеечки с прибыли не упадёт.

Уф-ф-ф… Пардон, опять из меня государственность попёрла. Пусть пишут, конечно, не жалко. Не обеднеем и без их гонораров.

— По добру ли по здорову дорогой наш витязь? — поприветствовала Морисента главаря этой вооруженной группировки.

Черномор, однако, на неё и внимания не обратил, а сразу впился в меня суровым взглядом:

— Опять ты?!

— Здрастье и вам, господин Черномор, — согласился я. — А я к вам по делу.

— Нет у меня ничего! — опережая мои запросы заявил Черномор. — В прошлый раз подчистую всё выгребли, чуть по миру не пустили!

— Чего?! — возмутился я и совершенно справедливо. — Пару пальмовых листочков только и взяли, да корзинку с рыбой! Чего вы тут наговариваете, а?

— А от поговори мне! — старый бугай погрозил копьём. — Ужо я не погляжу на твою важность, а вот возьму да ка-а-ак…

— Здорово, Черномор, — ласково сказал дед, выходя из-за моей спины. — Всё лаешься на добрых людей?

— Михалыч? — воинственный дядька разом осёкся и выкатил глаза. — А я что-то подумал, что твой внучок один к нам в гости заявилси…

— Соль есть? — снова перебил его дед, беря быка за рога.

— Соль есть, — протянул Черномор, но тут же спохватился: — А много ли надо? А то у нас всего-то и ничего осталось.

— Немного, — отмахнулся дед. — Мешков сто-двести. Ну, триста. Пятьсот — это уже на самый крайний случай.

Черномор почесал в затылке, взглянул на копьё, потом на Михалыча и вздохнул:

— Поищем. Только платить как будете?

— Чего-чего, — шагнул к нему дед и приложил ладонь к уху. — Ась? Не расслышал я чавой-та, совсем к старости глухой стал… Что ты там об оплате молвил?

— А я и ничего, Михалыч, — опомнился старый милитарист. — Ослышался ты. Давай я тебе рыбки корзиночку дам? Очень целительная рыбка и для слуха полезная…

— Побольше корзиночку-то, — согласился дед. — И пареньков своих на пальмы загони — пущай мне опять листиков нарвут. Знаешь, — продолжил он задушевно, — паразиты мои мелкие Тишка да Гришка очень гостинцам твоим радуютси… Вот, думаю, а может на лето примешь в гости парочку бесенят, а, Черномор? Они ежели что и по хозяйству помогут. А чтобы не баловались сильно так я для присмотра с ними сотню бесов, да пару сотен скелетов отправлю, уж не сумлевайся — оберегут ваше царство от проказников ентих. Наверное.

Черномор позеленел а-ля Михалыч откушавший заморского блюда и поспешно стал жаловаться на неурожай, постоянные хлопоты, несовершенство мира, да и вообще — на лето он и сам к тёще на Клязьму уезжает.

— А еще Маше апельсинов с персиками и яблок, — вставил я, раз уж пошло раскулачивание.

Пока суровый дядька спасал царство от неминуемого катаклизма, на берегу стараниями его бойцов уже вырос штабель мешков соли, а неподалёку на охапке пальмовых листьев стояла здоровенная корзина с морепродуктами и поменьше — с фруктами.

— Дорогая Морисента, — повернулся я к царице, пока придворные сворачивали шатёр и грузили его на черепаху, — как ни печально, а должен вас покинуть. Дела, вы же понимаете.

— Как это грустно, дорогой мой Кощей, — промокнула она сухие глаза платочком, — но я непременно жду вас в гости и в самом ближайшем будущем!

— В самом ближайшем — вряд ли, — честно сказал я. — Новый год, хлопоты и всё такое… Но надеюсь вас увидеть на нашем празднике.

— Даже и не сомневайтесь, проказник, — понизила она голос и погладила меня по плечу.

Ой-ёй… Что-то с ней надо будет решать. Калымдая натравлю — он у нас офицер бравый, видный, вот и пусть защищает царя-батюшку от посягательств, берёт удар на себя.

Я потрепал мелкого Моришура по волосам, еще раз заверив, что ждём на утренник непременно, подсадил его на черепаху и вернулся к деду. Морисента долго махала нам платочком, но все же, наконец-то исчезла из виду.

Всё. Домой.

— Горыныч! — заорал я. — Хватай мешки и полетели!

— Куда, Федь? — пискнула левая голова.

— Федь, ты чего? — пробасила правая.

— Никак невозможно, — вздохнула средняя.

— А чего так? — удивился я. — Отдохнул, подкормился и хватит. Пора за работу браться.

— Ну, Федь, — хором выдохнули головы клубы чёрного дыма, тщетно пытаясь спрятаться в них. — У нас же грыжа. Вон мелкий этот загонял только что так, что мы уже ну никакой просто. Животик болит, ножки подкашиваются… Там же холодно, Федь!

— Хватит, внучек резвиться, — позвал меня дед. — Пошли ужо. А ты, зеленый, давай нагуливай жирок, а весной уж будь добр назад в Кощеево царство возвратиться.

— Чтоб я сдохли! — поклялся Горыныч.

Я вытащил коробочку:

— Шмат-разум, а перенеси-ка меня с дедом, да со всеми гостинцами, да с солью прямо в тронный зал под Лысой горой!

— Шутишь, Фёдор Васильевич? — донеслось из коробочки. — Али я тебе верблюд гигантский доисторический такую тяжесть на себе таскать? Никак невозможно, хозяин. Да ты на всем свете не найдешь такой силы, чтобы эту гору хоть на версту сдвинуть. Это я тебе как специалист говорю.

— Сколько?

— Три ведра самогонки, — быстро проговорил голос.

— Два. И только по прибытии.

— И одного хватит, — проворчал дед. — Развели дармоедов…

Сказ о том, как царь Фёдор шамахана женил

Мы с Михалычем сидели у Вари в горнице и сыто отдувались.

Тётка Пелагея на радостях от встречи с дедом расстаралась на славу.

Разделив по-братски печеного с яблоками гуся, заев его нежнейшей ветчиной с жареной картошкой, выхлебав по миске наваристых щей, мы с дедом лениво ковырялись в яичнице с салом, но всё же с интересом поглядывали на вносимые девками миски с варениками.

Идиллия. Но вы же помните про идиллии, да?

В горницу забежала очередная девка и что-то горячо зашептала Варе на ушко.

— Что?! — поднялась моя любимая и, уперев руки в бока, повернулась ко мне. — Это что это за девка черная аки сатана ко мне на двор пожаловала, да тебя, бесстыдника требует, а, Федька?!

— Тамарка, — синхронно вздохнули мы с дедом.

— Варюш, это по работе чес-слово, — поспешил успокоить девушку я. — Сотрудница наша, ничего такого даже не думай. Зови её сюда, вместе и послушаем, что там случилось.

Мы, честно говоря, не особо следили за процессом выбора невест Горохом, однако, после внедрения в ряды конкурсанток племянницы нашей главбухши, нам вынужденно пришлось быть в курсе происходящего. Из основных событий там пока был бардак и постоянная грызня девиц друг с другом, со слугами, боярами. В общем, со всеми, кроме Гороха. К нему потенциальные невесты старались подмазаться и по очереди бегали в его спаленку для демонстрации своих умений. Ну не навыки крестиком вышивать демонстрировали, конечно, как вы понимаете.

А наша Тамарка там воем выла. Из-за чужедальности родины, а особенно — из-за окраса, все эти ни разу не толерантные особи просто шарахались от неё, так что, даже посплетничать чисто по-девичьи ей там было не с кем.

— Батюшка! — завыла наша претендентка на чин царицы. — Не неволь душу девичью!

— Что случилось, Тамар? Садись, рассказывай.

— Ага, щаз, — фыркнула кикимора и, рухнув на колени, стала умеренно биться о пол лбом, выпятив при этом тощую попу, кстати, не особо обременённую одеждой. — На коленях тебя молить буду, отец родной! Не губи! Что хошь для тебя сделаю, а только не неволь за Гороха иттить!

— И что это означает — «что хошь сделаю»?! — Варя потянула у нас из-под носа сковороду с еще недоеденной яичницей. — Ишь хвостом тут развилялась!

— Енто не хвост, барыня, — Тамарка удивленно ощупала пятую точку. — Енто народная одёжка из шкур леопардовых.

— Вот я сейчас кого-то сковородой и отлеопардю! Ишь развратница!

— Я?! — искренне поразилась кикимора. — Я не развратничаю. Я замуж хочу.

— Дамы, дамы! — я вскочил и попытался спасти остатки яичницы. — Варюш, скажи — пусть ей какую одежду принесут, а ты, Тамарка, садись и без этих ваших завываний объясни, что случилось.

Через пять минут все успокоились. Варя, поняв, что на меня никто не покушается, вернула сковородку, которую тут же подгрёб к себе Михалыч. Тамарке дали какой-то тулуп, усадили за стол и вручили кружку чая. Самое то с мороза, особенно если учесть, что к нам кикимора прибежала в национальном наряде. То есть полосочка леопардовой шкуры на, пардон, груди и крохотная юбочка из той же несчастной животинки снизу. И босиком. Зато с копьём в руках. Выглядела она очень эффектно, особенно на фоне упакованных с головы до пят европейских дам. Чего этому Гороху еще надо не понимаю?

— Рассказывай, — велел я Тамарке, печально проводив взглядом последний кусочек обжаренного сала от сковороды до бороды деда.

— А что рассказывать, батюшка? — пожала она плечами. — Не пойду за Гороха и всё тут.

— А чего так?

— Противный он, батюшка. Еще и борода ента его…

— Да уж, — подтвердил Михалыч, поглаживая свою растительность на подбородке, — ить борода не кажному идёт. А только солидным, ответственным мужикам.

— Понимаете, дедушка Михалыч, — закивала кикимора.

— Шовинизм какой-то, — потёр я свой гладковыбритый подбородок. — Тоже мне нашли критерий солидности.

— Ничего, Федь, — погладила меня по плечу Варя, — вот поженимся и ты себе бороду заведёшь.

— Да при чём тут борода?! Уф-ф-ф… Тамарка, а чего ты согласилась в невесты к Гороху пойти?

— Тётушка приказала, — пожала она плечами. — Я же не самоубивица ей противиться?

Тут она права. Агриппина Падловна — дама серьёзная. В гневе пришибить — как деду вареник у меня из-под носа увести.

— А теперь уже не боишься тётки?

— А таперича мне уже всё равно, батюшка. Нагляделася я на жисть-то царскую по самое не хочу. В леса уйду, в болоте жить буду, а только за Гороха не пойду.

— А он тебя уже определил в жёны что ли? — удивился дед.

— И енто тоже нет, паразит такой! А я бы и всё равно за него не пошла!

— Не пойду, не пойду… Заладила… — хмыкнул дед. — А чего же ты хочешь, красна… хм-м-м… девица?

— Замуж хочу, — опять прошептала кикимора.

— Ничего не понимаю, — развел я руками. — Дед, ну ты мне хоть пару вареников-то оставь!.. Замуж она хочет, а за Гороха не хочет…

— Дурит девка, — пояснил дед.

— Глупые вы, — Варя пересела к Тамарке и обняла её за плечи. — За любимого она замуж хочет, а не за первого встречного.

— А он в принципе есть этот любимый или пока только в теории существует?

— Есть, батюшка, — шоколадные щёки кикиморы слегка потемнели. Румянец девичий, надо понимать.

— Уже легче. Кто таков?

— Ой, стыдно-то как…

— Давай-давай, колись, что там за принц такой.

— А ты, батюшка ругаться не будешь?

— Ну, если не за меня собралась, то не буду. А если за Гюнтера, то тут же и благословлю.

— Енто слуга твой верный, воин твой славный, грозный и непобедимый… Калымдай, полковник твой отважный…

Я фыркнул, дед хихикнул, а Варя показала нам кулачок.

— Да, девка, высоко метишь, — погрозил пальцем кикиморе дед. — Ить, Калымдаюшка наш — человек… Ну, шамахан, шамахан, что ты меня вечно поправляешь, внучек? Унизить перед посторонними хочешь?.. Я говорю, девка, шамахан-то наш совсем не простой Калымдай какой-нить… Тьфу ты, запутали старика! Ну что ты ржёшь, Федька, будто Максимилиан новую книгу увидевши? Вот ничего я больше вам не скажу, так и останетесь неучами малолетними!

— Ладно, дед, не ворчи. Мысль твоя понятна. Калымдай в нашем царстве-государстве уж повыше какого-то там Гороха котируется. Да только с чего ты взяла, Тамар, что он тебя замуж взять захочет?

— А я повешусь! — категорически заявила Тамарка.

— Аргумент, — кивнул я. — Напьемся тогда с Калымдаем на поминках, пирожков наедимся, да и пойдём тоску-печаль в подвалы разгонять к стриптизёршам… Не-не, Варюш, это я для примера только сказал! Сдались они мне эти кикиморы! Ой, пардон, Тамар, я не это вовсе имел ввиду… Тьфу, ты! Ну что такое, деда?! Что мы с тобой не скажем, всё пальцем в небо попадаем!

— А потому что, мужики — все глупые, — хихикнула Варя.

— Давай, внучка, — кивнул Михалыч. — Бей, круши! Вырезай под корень всё наше племя! Да и сами корни отчекрыживай… под корень. Тьфу, ты! Бежим отседова, внучек, места тут видать заколдованные супротив мужиков! И слова сказать нормально не получаетси!

Спасла нас с дедом бутылка водки с царских заводов, выставленная перед нами хихикающей Варей.

Выпив, я обрёл наконец-то ясность мысли и связанность речи:

— Я, дед, т-т-тебе точно говорю! Женская магия она накапливается, консу… консолидируется… вот же словечко, а? А п-п-потом, ка-а-ак вдарит по нам, мужикам! Наливай! Давай, деда — за нас, вдаренных, но гордых мужиков!

— Давай, внучек… Ох, хороша, зараза!.. А пойдем, внучек на базар? Собачку купим. Будет нам дворец сторожить, на Гюнтера гавкать… Наливай, внучек... Как закончилась? Уже вторая? Щаз сделаем, только, тс-с-с… Вну-у-учка! Варварушка, организуй-ка, девонька нам еще бутылочку!

Помню, что Варя с Тамаркой всё подсовывали нам вареники и хоть не ругались, но смотрели без душевной теплоты. Потом тётка Пелагея унесла куда-то деда под мышкой. А я, ощутив внезапное понимание всего и вся, допил водку прямо из бутылки, подмигнул мирозданию и… всё. Больше ничего не помню.

* * *

Разбудил меня Дизель.

Гад! Зараза! Сволочь! Убью! Вот выздоровею и убью, честное слово. И Кощея убью, который Дизеля запрограммировал в шесть утра меня будить. И вообще — всех убью… Ой, как плохо-то мне…

В спальню вошел до неприличия бодрый Михалыч:

— Живой внучек?

— Деда… а что это вчера было? Сидели, разговаривали и вдруг — водка и понеслось… Я там ничего не натворил? А домой мы как попали? Ох…

Очень это не характерно для меня вот так напиваться. Нет, в хорошей компании, по предварительной договорённости, я очень даже люблю посидеть, о политике, компьютерах поболтать, но вот так спонтанно, да в зюзю…

— Магия енто женская, — авторитетно пояснил дед. — Сиречь — колдунство Евино. Бабам-то, внучек, от рождения такая сила дана — над мужиками верховодить.

— Как это?

— А тут всё просто, внучек. Где разумом мужика не осилить, там баба языком одолевает.

— Что за намёки пошлые?

— Да тьфу на тебя, внучек, совсем мозги от пьянки повернулися… Помнишь как мы вчера у девок всё выспрашивали, а потом все мысли у нас наизнанку повывернуло?

— Ну да, было что-то такое.

— Вот енто она и есть — магия.

— Ой, даже вдумываться не хочу, на слово поверю… Деда, а дай водички, а?

— У меня кой-чё получше есть, — дед показал мне склянку с тёмной жидкостью.

— Не-не, — слабо запротестовал я. — Сам пей эту отраву.

— А я и выпил, внучек.

Да кто бы сомневался. Дед постоянно с похмелья этим зельем лечится. Глотнёт залпом, заискрит как бенгальский огонь, потом вспышка и дед уже как огурчик и вовсе не тот, что зеленый и в пупырышках. Только по мне — лучше вообще не пить, чем ядами колдовскими лечиться.

— Ну и на здоровье, деда, а мне водички-то дай.

— Держи, внучек, — дед внезапно ткнул меня пальцем в живот.

Едва я распахнул рот, чтобы обложить его матом, как Михалыч ловко опрокинул в меня содержимое склянки.

Вкус, запах… Ну как вылизать лабораторию сумасшедшего алхимика. А ощущения… Не доводилось побывать в трансформаторной будке во время землетрясения? И мне тоже, но теперь я отлично это представляю. А потом я взорвался. Просто разлетелся на молекулы, но слава всем богам — тут же снова стал цельным. А похмелья — как ни бывало! В моё бы время такое зелье — озолотился бы.

— Михалыч, спасибо, конечно, — вздохнул я, — только, пожалуйста, не пичкай меня больше этой гадостью.

— Главное — результат! — дед важно поднял вверх палец.

— А как мы домой попали?

— Да енто мамзель твоя Машу позвала, она нас Шмат-разумом и перебросила.

— Ну, хоть так…

— Силь ву пле, господа, — раздался Машин голос из-за стены.

Угу, вампирскому слуху любой шпион обзавидуется.

— Машуль! — повысил я голос. — Мы там ничего не натворили?

Дверь в мою спальню отворилась и Маша задумчиво спросила:

— Перевернутые лотки на базаре считать за творение? Немного, штук пятьдесят.

— Та-ак… Еще что?

— Да так, мсье Теодор, ничего особенного, всё как всегда. Сорванный колокол с Андреевской церкви, перелом рук и ног у хозяина трактира «Пьяная мышь», после того как он вам отказался наливать в долг. Выбитые ворота в Немецкой слободе — наверное, меня искали — собутыльников вам мало было, не считая той полсотни мужиков, которые за вами попятам ходили. Дедушка Михалыч поймал собачку и вы все повели её на Лялину улицу с девицами местными знакомиться.

По мере перечисления наших подвигов, у меня отвисала челюсть, а дед, положив ладонь на сердце, опустился на кровать и судорожно хватал воздух ртом.

— Потом, когда ваши собутыльники пошли на приступ отделения милиции, — продолжала наша вампирша, — вы, почему-то на них обиделись и вместе с дедушкой сожгли царский терем, разрушили городскую стену и стали гоняться за разбегающимися коровами из ближайшего хлева, когда он запылал от огня, охватившего весь город.

— Вот зараза, — дед выпрямился. — От я сейчас надаю кому-то по вампирской бесстыжей заднице!

— Ну, правда, Маш, нельзя же так пугать.

Маша хихикнула:

— А нечего так напиваться!

— А на самом-то деле, что было?

— А ничего, мсье Теодор, успокойтесь. Вы лежали под столом и спали как счастливый поросёнок, а дедушка Михалыч тоже хрюкал, только уже в кровати мадам Пелагеи.

— Ну, Машка, не видать тебе больше моих пирожков! — никак не мог успокоиться дед.

— И всё вы врёте, дедушка Михалыч, — томно потянулась вампирша. — И пирожки будут и оладики. Вы же меня любите, куда же вы денетесь?

— А чё у вас тут, босс? — в дверь просунулась рогатая голова Аристофана. — А можно и мне в натуре?

— Брысь все из моей спальни! Приведу себя в порядок и поговорим. И скажите же уже наконец Дизелю, чтобы генератор выключил.

— А мультики? — удивился дед.

Угу. Ты, Федька помирай от ультразвука, но мультики бесенятам обеспечь!

Через двадцать минут мы ограниченным коллективом собрались на завтрак. Олёна осталась в Лукошкино, а Калымдай с утра пораньше гонял своих парней вокруг Лысой горы с полной выкладкой. Как раз и обговорить можно свадебную тему, пока его нет.

— Дофофие фофеги, — начал я.

— Что? — дружно удивились все.

Я торопливо прожевал котлету, проглотил и начал заново:

— Дорогие коллеги. У нас проблема.

— Кто бы сомневался, мсье Теодор, — пожала плечиками Маша. — Как всегда после ваших загулов.

— Неправда, блин! — встал на мою защиту Аристофан. — У босса не каждый раз проблемы бывают!

— Спасибо, Аристофан. Машуль, не перебивай, пожалуйста, а то сгущенку не дам.

— И сало вместо оладиков есть будешь, — пригрозил Михалыч.

Маша поморщилась, но замолчала.

— Короче, — я сразу перешёл к главному, — Калымдая надо женить.

— А что он натворил, босс? — бес от удивления даже забыл запихнуть в рот кусок колбасы. — Беда в натуре…

— Почему сразу — беда? — удивилась Маша. — Свадьба — это же такой шарман…

— Племяшка нашей главбухши, не Елька, а другая — Тамарка, очень по Калымдаю страдает, — коротко пояснил я. — Да и он, я сам видел, ей знаки внимания оказывал.

— За задницу её хватал, — подтвердил дед. — А только всё равно, надо ли енто ему, внучек?

— Семья — это важная ячейка общества, дед. Ну, действительно, чего он одиноким мается? Классно же возвращаться с опасного задания зная, что тебя кто-то дома ждёт.

— А мы нашего полковника и так всегда ждём, мсье Теодор, — справедливо возразила Маша.

— Ну, это не то. А когда дома любимая, куча детишек…

— Енто да, внучек, — вздохнул Михалыч, подпихивая мне под руку бутерброды с слабосолёной осетриной. — Нравится мне, когда в доме шум и гам от ребятни, когда ступить некуда, а тебя со всех сторон за штанины дёргают, внимания требуют.

— А то у нас не так в натуре, — фыркнул Аристофан, покосившись на разбушевавшихся в кресле бесенят. — Не-не, дедушка Михалыч, я без намеков конкретно, чисто факт привёл.

— Я тебе сейчас факт между рогов сковородой приведу, — проворчал дед, но всё же смилостивился и подвинул к нему тарелку с пирожками.

— Фу с ливером, — принюхалась Маша. — Теодор, а почему вы у самого господина полковника не спросите — надо ли ему такое счастье? Вполне возможно ему достаточно по кустам с мадмуазель кикиморой периодически пофлиртовать раза три в неделю.

— Калымдаюшка наш, — вздохнул Михалыч, — шибко службой царской озабочен. Решит, что семья ему помехой будет, тогда и Горынычем под венец не затащим.

— А свадьбы тут тоже через венчания происходят? Ну, в церкви? — заинтересовался я, но после синхронного кручения пальцами у висков, поправился: — Ладно-ладно, понял. Потом разберёмся. Так что — женим Калымдая? Прошу высказываться по одному товарищи. Михалыч?

— Женим, внучек. Пущай царю-батюшке ишо калымдайчиков нарожают для службы верной, героической.

— Машуль?

— Пуркуа бы и не па, мсье Теодор? Только с одним условием — я подружкой невесты буду.

— Тогда я без базара — пацаном у полковника! — просиял бес. — Или как там в натуре правильно?

— Дружком, — поправил дед.

— Во-во, в натуре! Гульнём напоследок в подвалах конкретно!

— Тебе бы только гульнуть, — отмахнулся я.

— Традиции, босс. Реально нельзя нарушать.

— Тем более — на халяву, — хмыкнул дед.

— Ладно, решили — свадьбе быть, — я подвинул деду пустую кружку. — Деда, плесни еще, пожалуйста… Теперь, следующий вопрос: как это всё обстряпать?

— Слышал бы тебя Кощей, — вздохнул дед, — быстро бы все выдающиеся части тела и обстряпал бы мечом своим вострым… Он там в цепях мается, злодеюшка наш, а ты, Федька, свадебки тут гулять надумываешь.

— Ты чего, Михалыч? — удивился я. — Соль мы доставили, комнату в библиотеке уже строят. Мы пока больше и сделать ничего не можем. Пока пауза — можем и личными делами заняться.

— Обидится батюшка, что без него его верного воина обженили, — снова вздохнул дед, — и как начнёт мечом махать направо-налево…

— И опять орать будет… — вздохнула и Маша.

— Да ну, перестаньте, — отмахнулся я. — Царь-батюшка у нас прогрессивных взглядов, а кроме того мы всё равно не успеем свадьбу устроить до его возвращения, так что и Кощей на свадьбе погуляет. Давайте к делу. Как их вместе-то свести, Калымдая с Тамаркой?

— Босс, а ты типа Указ напиши мол, женить без базара и всё тут.

— Не, Аристофан, в приказном порядке как-то нехорошо. Калымдай-то вояка дисциплинированный — женится, но всё равно как-то…

— Искра страсти должна вспыхнуть, — томно протянула Маша.

— Верно, внучка, — кивнул Михалыч. — А как он Тамарку-то обрюхатит и от женитьбы ужо не открутитси.

— Ну, тоже вариант, — подумав, согласился я. — И какие будут предложения уже по конкретной ситуации?

— Конкретно надо их, босс в комнате двоих запереть на недельку, да типа самогону пару вёдер поставить. Никуда они, блин, не денутся реально.

— Верно мыслишь, Аристофан, — кивнул я. — На тебе бутерброд. Только такими жёсткими методами мы действовать не будем. А вот заставить их побыть вместе — идея хорошая.

— Верно, внучек, — дед начал выставлять на стол оладики и все сразу оживились. — Чай Калымдаюшка не железный. Покрутится около девки, да организма-то своё и возьмёт, только и успевай тогда ребятишкам имена придумывать.

— Красивое имя — Аристофан, — сказал Аристофан.

— Да погодите вы с именами, — отмахнулся я. — А сгущенка где?.. Ага, спасибо… Сначала им совместное времяпровождение какое-нибудь придумать надо.

— Фи, Теодор, — Маша указала взглядом бесу на дверь и пока он оглядывался, утянула у него миску со сгущенкой, — вечно вы на пустом месте проблему создаёте… Поручите этой парочке ответственное задание, они и слюбятся в процессе.

— Маша, ты у нас — гений!

— Никогда в этом не сомневалась, мсье Теодор. Подайте мне поощрительную тарелку с оладиками, силь ву пле.

— Это типа чё? — Аристофан задумчиво проводил взглядом оладики. — Типа пусть на пару Лукошкино пойдут воевать? Я тоже — гений, босс? А можно и мне реально оладиков?

— Типа чё, — кивнул я. — Только не настолько глобальное задание… Ага! Есть. Я же салют затевал на Новый год и надо за фейерверками в Китай смотаться, вот и пускай эта сладкая парочка туда и отправляется.

— Они в натуре сладкие? — прищурился бес.

— Тебе бы только пузо набить, рогатенький, — вздохнула Маша, обмакивая оладик в сгущенку. — А мы — про чувства, про лямур…

— Шмат-разум Калымдаю выдашь, внучек? — перешёл к деталям дед.

— Не, деда, думаю не надо. Слишком быстро, а нам надо же им время дать друг к другу приглядеться. Горыныча запряжём. Если что — он и переговоры с китайцами вести поможет.

— Не полетит он, внучек. Опять гундосить про холода будет.

— Ничего, переживет. Сюда махнёт быстренько, подхватит будущих молодожёнов и рысью на юг, а по тёплым краям уже и до Китая доберётся.

— Зови тогда Калымдая, внучек и озаботь его своим Китаем, чаво тянуть?

Звать Калымдая не пришлось. Он сам ввалился в Канцелярию раскрасневшийся, вкусно пахнущий морозом и снегом, весёлый и бодрый до отвращения.

— Садись, Калымдай, докладывай, — кивнул я на лавку.

— Да дайте же поесть человеку, мсье Теодор! — возмутилась Маша. — А я пока пойду письма родственникам писать.

— И я это… босс, — подскочил и Аристофан, — пойду реально с пацанами зарядку делать!

Спасибо. Помощнички, блин. Ладно, пусть наш вояка подкрепится, а я покурю пока.

Я крикнул бесенятам, чтобы притащили сигару и пепельницу и они тут же позабыв о мультиках, рванули с кресла выполнять задание меня-батюшки. Верите? И правильно делаете, что нет. Пришлось самому плестись. Ну чего же они такие вонючие эти сигары? Надо или поставщика менять или срочно придумывать сигареты с фильтром.

— Докладываю, Федор Васильевич, — Калымдай обхватил двумя руками кружку с чаем и откинулся на стену. — Занятия с бойцами идут согласно штатному расписанию. Племянницу Агриппины Падловны еще вчера доставили во дворец и сдали тётушке. Строительные работы в библиотеке подходят к концу. В подвалах при смене руководства уничтожен еще один вредитель — владелец казино, а на его место уже назначен наш человек. Больше происшествий нет.

— Ну и славно, молодец, — рассеяно кивнул я. — Положите на комод… А? Не-не, это я так, задумался. Просьба у меня есть, Калымдай. Не совсем по твоему профилю, но дело нужное, а для праздника, так вообще — необходимое.

— Слушаю, Федор Васильевич.

— Надо в Китай смотаться за пиротехникой. Не думаю, что там проблемы будут, но на всякий случай одну Тамарку туда посылать не хочу.

— Тамарку?

— Ну да. Присмотрит у китайцев чего получше, прикупит нам пару ящиков — порадуем детвору. Лишь бы местные там с водки своей рисовой, обижать её не вздумали.

— Когда отправляемся? — вскочил Калымдай, а дед подмигнул мне втихаря.

— Да вот сейчас Горыныча вызову, прилетит за вами и вперёд. Давай собирайся тогда, а увидишь где Тамарку — пусть ко мне зайдёт.

Калымдай быстро допил чай и ушёл, а я взялся за медную ложку:

— Горыныч? Отзовись, чудо наше трёхглавое!

— Федя? — сразу же откликнулась правая голова. — А чего это ты вызываешь? Только что же у нас гостил.

— Цыц, пернатое! — повысил голос Михалыч. — Вызывают, значит нужен! Совсем распустился бездельник.

— Давай, Горыныч, дуй сюда срочно, — приказал я.

Из ложки раздалось перешёптывание, тихая ругань, а потом связь перехватила левая голова:

— Чавой-та? Ты что-то сказал, Федь? Ну ничего не слышно, сломалась ложка наверное… Эх, как же я теперь связь держать-то будем с нашим дорогим и любимым Феденькой?

— Горыныч! А ну хватит придуриваться! Говорят тебе — дело важное, давай галопом сюда!

— Федь, да ты что?! Там же холодно! Мы же помру прямо в полёте!

— Давай, давай, а то с пищевого довольствия сниму. Прилетишь на секундочку, заберешь Калымдая и сразу на юг рванёте, небось, не успеешь замёрзнуть.

— А покушать? — вздохнул Горыныч.

— Покормлю, не переживай.

— Эх, доля моя сиротская, — опять вздохнул Змей и отключился.

— Ну, вот и всё, деда, — я потёр ладонями, — дело в шляпе.

— Шляпа, внучек, шляпа, — кивнул дед. — А только кто к бухгалтерше пойдет с радостной вестью, что в родственниках у неё теперь не царь, а простой полковник будет? На меня даже и не найдейси, внучек.

* * *

— Падловна, ну поимей же совесть! — увещевал дед главбухшу.

Аристофан валялся на полу, героически пав в борьбе с дубовыми счетами, которые направляемые могучей рукой Агриппины Падловны прошли сквозь его голову и теперь смущенно бряцали костяшками на шее. Я, присев за соседним столом, прикрывался огромным гроссбухом, усердно стараясь прикинуться дыроколом.

Гюнтер, морда его мажордомская, сразу сообразил к чему дело идет и даже входить в бухгалтерию не стал. Приоткрыл нам вежливо дверь и тут же захлопнул, оставшись в коридоре. Жив останусь — уволю на фиг.

— Ну Агриппина Падловна…— рискнул я высунуть нос из-за толстого бухгалтерского фолианта, — ну мы же вас так любим… Ой!

Мимо головы просвистела чернильница, на манер кометы помахивая фиолетовым хвостом.

— Самовольничать вздумали?! — главбухша медленно поднялась, уперев мощные руки в необъятные бока, возвышаясь как тираннозавр над распластавшимися от ужаса далёкими предками хомо сапиенс.

Аристофан взвыл и пополз в угол, я увернулся от очередной папки с документами, а дед самоотверженно шагнул к ней:

— Падловна, душа моя, ну выслушай ты хотя бы… Да твою ж мать! Падловна! Ты что творишь-то?! Стол-то зачем ломать?! Да и башка у беса не чугунная чай!

— Убью! — ревела главбухша, размахивая креслом над головой.

Прощай Варя, прощай Кощей-батюшка… Эх и не пожил я вволю-то, ну хоть поцарствовал немного. За тебя, Калымдай, жизнь отдаю, цени, друг.

Я успел мысленно попрощаться со всеми нашими и уже добрался до Иван Палыча, как вдруг в бухгалтерии наступила тишина.

— Ну-ка, ну-ка, — Агриппина Падловна сосредоточенно ворошила какие-то ведомости. — Двадцать червонцев у него оклад… Угу… Да ишо за звание положено…

— За медали и ордена еще можно доплату назначить, — с надеждой пискнул я. — У полковника их много, даже на спине в два ряда висят.

Дед облегченно вздохнул и кивнул мне мол, вылезай, внучек, самое страшное уже позади.

А можно я еще тут немного посижу?

Дверь в бухгалтерию открылась и к нам вошел Гюнтер с подносом, на котором стояли стаканы и бутылка коньяка. Ладно, пусть пока живёт, потом убью. Я откупорил бутылку, а Аристофан, не открывая глаз, повёл в воздухе пяточком и пополз к столу.

— А всё равно не гоже так делать-то, Федька, — проворчала главбухша, когда о минувшем погроме напоминала только здоровенная шишка между рожек беса, да моя щека и лоб, заляпанные чернилами. — Через мою-то голову такие решения принимать.

— Больше не повторится, Агриппина Падловна, хоть убейте, — искренне заверил я. На фиг надо еще раз в такую авантюру влезать. — Мы же как лучше хотели…

— Калымдай — мужик правильный, — заверил Михалыч. — Солидный, степенный, не кобель какой-нить. Будет твоей Тамарке счастье, а тебе — куча внучат.

— Материальную помощь молодой семье организуем, — вставил я. — Сегодня же Указ напишу о повышении роли материнства и ускорении демографического процесса в локальном масштабе.

— Хрен с вами, — вздохнула главбух, — а где же молодые? Почему в ножки мне не кинулись, благословения не попросили?

— На жутко смертельном задании они, Падловна, — пояснил Михалыч, — ажно в самом Китае. Только они еще про женитьбу-то и не знают. А мы вот сватами к тебе заявилися.

— Типа того, — подтвердил Аристофан, стоя на коленях около стола и опрокидывая второй стакан. — Типа, мы — купец, а у тебя — товар… Или как там в натуре правильно, босс?

— Обойдёмся и без этих пережитков прошлого, — заявил я. — Мы — люди деловые, времени на ненужные обряды у нас нет, да и денег тоже. Лучше лишний подарок молодым купим, чем неделю друг к другу пьяными толпами ходить с выкупами и прочими глупостями.

— И то верно, — пробасила грозная кикимора. — Лучше — подарок.

— Не обидим, — подтвердил я. — Свои же, не чужие. Вы бы сами, Агриппина Падловна прикинули, что молодым в хозяйстве надо, да и провели бы по соответствующей статье расходов. Ой, да мне ли вас учить?

— Сделаем, — кивнула главбух. — Не обидим кровинушек наших.

Хана казне.

— Агриппина Падловна, а мы тут в тупике оказались. Вы у нас самая мудрая во дворце, ну посоветуйте, как намекнуть этой парочке о свадьбе?

— Чавой-та намекнуть? — удивилась она. — Обженить их, да и всех делов. Ентот кобель с моей Тамаркой наедине где-то шляется? Вот и дорога ему теперь, либо под венец, либо в чисто поле на расстрел.

— Повесить еще можно в натуре, — внес конструктивное предложение Аристофан.

— Можно и повесить, — одобрительно кивнула кикимора. — Там разберёмси, как возвернутся.

— Никого мы расстреливать и вешать не будем, — категорически заявил я.

— Удавим на фиг, босс? — предложил бес.

— Заткнись и пей, — прошипел я и повернулся к бухгалтерше. — Агриппина Падловна, тогда мы вам и поручим объявить молодым о свадьбе, да? Как самому уважаемому нашему работнику, а к тому же — и ближайшей родственницы невесты.

— Ужо я им объявлю, — кивнула она, а я вдруг сильно посочувствовал Калымдаю. Ладно, он у нас крутой военный спец. Не отобьётся, так убежит. Зря, что ли зарядку каждое утро делает?

Царские хлопоты, или Без проблем скучно

Мы с Михалычем стояли у ворот, запрокинув головы, а дед — и бороду и наблюдали, как сводные бригады бесов и скелетов, подымают на канатах огромную ёлку.

— Уронят, паразиты, точно уронят, — проворчал дед.

— Не уронят, — успокоил я. — Паразиты у нас сильные, откормленные. Им еще и по ведру самогона на бригаду пообещали.

— Ну, разве что самогону… Виторамус, ну что ты там резвишься? Давай ужо скорее — сейчас ёлку подымут!

— Скользко, господин Михалыч, — пропыхтел кладовщик, в очередной раз, скатываясь со склона нам под ноги. — Еще и держалка мешает…

— Машуль, — повернулся я ёжившейся от холода вампирше, — поможешь?

— Кружка сгущенки.

— Угу.

Маша скинула шубу, распахнула крылья и мгновенно вознесла Виторамуса на вершину горы, аки орлица кабанчика своим голодным птенчикам.

— Бр-р-р… — вернулась она к нам. — Там наверху ужасный ветер, Теодор. Пойду на кухню греться.

Ага. Пирожками.

— Смотри, внучек, начинают.

Я долго ломал голову как на горе укрепить такую большую ёлку, но тут вовремя попался под руку Виторамус, который, покопавшись у себя в хранилище, принёс очередной колдовской артефакт — держалку, способный удерживать что угодно и сколько угодно.

Отгородившись ладонью от падающего снега, я щурился, стараясь разглядеть происходившее наверху. Ёлка опасно раскачивалась на канатах и были мгновения, когда она вдруг сильно наклонялась в сторону, и у меня тогда ёкало в животе. И вдруг она резко дёрнулась и замерла прямая как мачта, шевеля ветками на ветру. Ага, сработало, отлично!

— Аристофан, — я обернулся к бесу, многозначительно похлопывающему кнутом по ладони, — гони мелких бесов украшать ёлку.

— Без базара, босс.

Ну, всё, тут всё под присмотром, можно идти дальше.

— Деда, пошли в библиотеку.

Библиотека располагалась вдалеке от основных коридоров и залов и практически всегда пустовала, радуясь только редким визитам Кощея, который в очередном приступе научной деятельности скакал там по многочисленным стеллажам с книгами. Заведовал библиотекой пожилой монстр, уж и не знаю какой национальности. Эдакий фиолетовый бочонок с десятком длинных щупалец, которыми ловко расставлял книги по полкам. Пяток скелетов приданных ему в помощь отлично справлялись с пылью и паутиной и последствиями нашествий Кощея.

Сейчас в библиотеке было шумно и многолюдно. В дальнем конце зал был уже перегорожен двойной стеной, в пустое пространство которой утрамбовывали соль.

— Недодумали мы немного, деда, — я взглянул на массивную дверь, — солью и её набьют, это же самому такую тяжесть не открыть.

— Всё в порядке, внучек — колдунство применили, не переживай.

— А, ладно, молодцы.

Внутри комнаты тоже кипела работа. По всему периметру уже стояли двойные стены, а над нами суетились скелеты, возводя двойной же потолок.

— Ваше Величество, — поклонился Гюнтер, выходя из занавешенной толстыми портьерами спальной.

— Проблемы?

— Никак нет, Государь. Скоро кабинет оборудую, удобств наведу и можно будет принимать жильца на постой.

— А ванная, туалет?

— Вот за той ширмочкой, Ваше Величество. Всё под контролем.

Угу, типа валите и не путайтесь под ногами.

— Когда думаете закончить?

— День, максимум — два, Государь. Я вас оповещу.

— Да уходим уже, уходим…

Похлопав одобряюще монстра, посеревшего от вторжения в святая святых такого количества народа, мы с Михалычем покинули библиотеку.

— Ну, скоро начнётся, внучек, — вздохнул он. — Вернётся Кощеюшка и давай самодурствовать, а нам отдуваться.

— Всё как всегда, деда. Отвык за четыре месяца?

— А может ну его, внучек? Пущай до весны повисит у Гороха в темнице?

— Да ну тебя, дед. Не хочу я больше царствовать. Надоело ответственность такую на себе тащить. Пошли в тронный зал.

Я спешил до возвращения Кощея всё подготовить к празднику, чтобы поставить его перед фактом. А то вернётся, закапризничает и конец моим гениальным идеям.

В тронном зале всё было уже закончено. Ёлка, не такая большая, как на горе, уже была украшена самодельными игрушками соответствующими нашим реалиям, ну, там, деревянными монстриками, бумажными скелетиками и прочей нашей братией. Конечно и шишек да зайчиков хватало. Елька со своей командой потрудились на славу. Даже большой кусок тряпки натянули с надписью «С НОВЫМ ГОДОМ!». Около стены хор репетировал «В лесу родилась ёлочка», а взмыленная Елька самозабвенно исполняла роль дирижёра-садиста, щедро раздавая подзатыльники бесам, тянувшим не ту ноту. Отлично. Теперь на кухню.

За праздничный стол я не переживал — Иван Палыч не подведёт, вот только вопрос с оливье так и оставался открытым.

— Федор Васильевич, — заулыбался шеф-повар, едва я вошёл на кухню. — Как раз вовремя. Продегустируйте-ка очередную версию вашего майонеза.

Он протянул мне небольшой сухарик, умеренно намазанный густой светлой пастой.

Хрум-с!

— А знаете, Иван Палыч, вот совсем рядом уже. На крайний случай и такое вполне сойдет.

— Нам не надо сойдет, — покачал колпаком мастер. — Нам надо идеально.

— Попробуйте желтка чуть меньше, а горчицы капельку больше, — посоветовал я.

— Вы обедали, Ваше Величество? Могу предложить, как вы тут у себя говорите — на перекусон, рябчика под сливовым соусом и немного картошки-фри.

— Ох, Иван Палыч… Балуете вы меня. Как же устоять-то? Только и вы уж присоединяйтесь ко мне, пожалуйста. А где ваш волшебный коньячок?

В Канцелярию я вернулся часа через два. Иван Палыч — великолепный собеседник, а запахи у него на кухне… А еда… Если бы не государственная служба и мой ответственный характер, я бы там и заночевал.

У нас было тихо. Дед сидел за столом и штопал Тишкины штанишки на лямках. А может и Гришкины. Сами бесенята торчали в моём кресле за очередной серией «Том и Джерри», Дизель, разумеется, крутил ручку генератора, а Маша скучала на диванчике с книжкой в одной руке и большим персиком — в другой.

— Аристофан где? — спросил я у всех сразу.

— Ёлку украшать закончили, — дед слеповато прищурился, вдевая нитку в иголку, — а теперь чуть ниже по склону рыбацкие сети натягивают, чтобы пьяные гуляки до самого низа не скатывались. А на кой он тебе?

— Да не, просто спросил. А сети это они зря. Я же говорил — пускай катятся до ворот, а там бригаду поставим, сразу в тепло затаскивать будут.

— А если по другую сторону горы свалятся? — хмыкнул Михалыч. — Если всю гору спасателями окружить, то и падать некому будет ужо.

— О, верно. Недодумал я.

— На то у тебя, внучек и помощников столько. И даже самый умный мозг над ними поставлен.

— Это ты про себя, дед?

— Глупый вопрос, внучек, — дед перекусил нить и подхватил удобнее штанишки, — знамо про себя. Али есть другой кто?

— Таких как ты — во всем мире не сыскать, — искренне заверил я.

— Оттож, внучек.

— Машуль, а ты чего не в Лукошкино? Не разругалась случаем с Кнутом Гамсуновичем?

— Не разругалась, мсье Теодор, только как мне к нему попасть? Шмат-разум вы же мне не дадите? Или дадите?

— Не дам. Максимилиана запряги и вперёд.

— Только не сейчас, мсье Теодор. У нашего жеребца брачный период начался и приближаться к нему никому не рекомендую. Я-то не боюсь, но могут слухи пойти до самого Лукошкино, а там — Кнутик. Ну, вы же понимаете.

— Понимаю. Не совсем, конечно, но раз других вариантов нет, то побудь и на рабочем месте ради разнообразия.

— Всё равно никаких дел нет, — Маша сладко потянулась, — Пойду я спать тогда раз ни дел, ни пирожков…

— Ваше Величество, — в кабинет шагнул Гюнтер, — господин Клаус Стрингтенберг, нижайше просит аудиенции.

— Кто таков? — удивился я. — Первый раз такого слышу.

— Господин Стрингтенберг, известен ранее Вашему Величеству под именем Бриф энд Транк, — пояснил дворецкий.

— Енто тот хмырь, — вспомнил дед, — который Кощеюшке из Ватикана костыль приволок, помнишь, внучек?

Ещё бы не помнить. Вельзевулу мы тогда из этого костыля славно засадили. А Транк этот всё шифруется, надо понимать. Когда Кощей мне его представил в первый раз, он еще каким-то псевдонимом прикрывался. Личность скользкая, но полезная. Вот только он с Кощеем дружбу водит, а вовсе не со мной. И чего его принесло?

— Зови этого Транка-Стрингтенберга, — кивнул я Гюнтеру.

Маша передумала спать и, заняв позицию около компьютера, звонко щелкнула когтями.

Я кивком её поблагодарил, хотя не думаю, что есть какая-то угроза, да и рыцари-зомби вон они, в коридоре дежурят.

В кабинет вкатился упитанный мужчина в стильном европейском костюме. Он самый.

— Господин Захаров, — поклонился новоиспечённый Стрингтенберг, — или правильно — господин… э-э… Кощей?

— Кощей — для официальных приёмов, — кивнул я в ответ. — Как жизнь молодая, господин Стрингтенберг?

— Вашими молитвами, — хихикнул он. — Не смею… э-э… отнимать время у вас, дорогой господин Захаров, сразу перейду к делу. Пару месяцев назад я совершенно за копейки сумел купить передвижной цирк сразу со всей труппой и реквизитом.

— Цирк? Надо же… А я думал тут только скоморохи есть.

— В просвещенной… э-э… Европе цирк — вполне распространенное развлечение, вот я и решил… э-э… господин Захаров, привнести культуру и в вашу, простите, варварскую страну.

— Ишь окультуренный какой, — фыркнул дед, — мыться бы сначала научились хотя бы раз в году в своих Европах-то.

— Здравствуйте, господин… э-э… Михалыч! Это всё частности. И сами цирковые выступления мне нужны только… э-э… для прикрытия основной операции.

— Ничего не понимаю, — развёл я руками. — Что за операция?

— Вкусные конфетки, господин Захаров, — раскатисто засмеялся Стрингтенберг. — Настолько вкусные, что попробовав один… э-э… раз, никто уже и прожить без них не сможет! Выгодное дельце, скажу я вам, готовьте мешки для денег!

— Э-э… В смысле — наркотики что ли? — поразился я. Неужели эта отрава и тут существует?

— Я этого не говорил, — запротестовал этот наркобарон, — просто особенные конфетки. А от вас, дорогой… э-э… господин Захаров, мне нужно лишь разрешение работать в ваших владениях. Разумеется, что определённый процент будет регулярно отчисляться в вашу… э-э… казну.

— Сожалею, дорогой… э-э… господин Стрингтенберг, — в его же манере ответил я, — только операции подобного масштаба, увы, не в моей компетенции. Вам придётся подождать с полгодика возвращение царя-батюшки.

— Никаких проблем, господин Захаров, сроки меня вполне устраивают. Я сейчас пришёл лишь для… э-э… предварительного соглашения.

— Договорились, а пока у меня есть к вам встречное предложение: а не дадите ли тут у нас несколько представлений вашего цирка?

— Увы, господин Захаров, в ваши жуткие морозы никакие представления невозможны.

— А если мы вам предоставим один из наших дворцовых залов?

— Боюсь, наш шапито не поместится ни в одном зале.

— Вот что, господин Стрингтенберг, погостите у нас пару дней, а мы, возможно что-нибудь и придумаем.

Когда толстяк в сопровождении Гюнтера выкатился из Канцелярии, дед скривился, приготовился сплюнуть, но вовремя одумался и проворчал:

— Не люблю я чевой-та ентого щёголя. Польза от него есть, да больно склизкий он, ненадежный.

— Не, ну наркотики, а? — я никак не мог успокоиться. — Только этой гадости на Руси и не хватало! Фиг ему, а не наркобизнес, правильно, деда?

— Верно, внучек. Мы уж по старинке, кистенем да топором себе на хлебушек заработаем, как от дедов-прадедов повелось.

— Ну, тоже не лучший вариант, — поморщился я, — но куда честнее этой отравы. А вот цирк классно бы запустить, а деда? Поставили бы шатёр на поляне перед воротами. И придворным с ребятишками радость и для казны польза не малая.

— Перемёрзнут они там внучек. Видел я енти цирки в Европах. Бабы там полуголые скачут, да и мужики в одежонке хоть и нарядной, но тонюсенькой. Да и придворных поморозим-то.

— А может, отопление можно прокинуть временно? Трубы там с горячей водой или еще как?

— Виторамуса потирань, внучек.

— О, точно! Голова ты у меня, деда!

— А то! Иди спать, внучек. Утром и сбегаешь в хранилище.

* * *

— Бабий бунт, Ваше Величество, — степенно произнёс Гюнтер, входя в Канцелярию.

— Чего?! — я чуть не подавился бужениной.

— Чавой-то они с раннего утра не поделили-то? — удивился Михалыч.

Утро было не самым ранним, часов десять уже и мой громадный бутерброд с бужениной, солёными огурчиками и очередным тестовым майонезом поглощался мной вовсе не в качестве завтрака. Дурной я, что ли такое на завтрак есть? Эдак и желудок испортить можно. Просто легкий перекус между вторым и третьим завтраком.

Разбудили-то меня совершенно беспощадно, впрочем, как обычно — в шесть утра ультразвуковым ударом визжащих косточек Дизеля по моим многострадальным барабанным перепонкам. И тут же визгу добавили бесенята, требуя включить им четвертый сезон эпического мультика «Войны клонов». Да еще и Маша, устроившись на диванчике, точила свои когти напильником да с таким скрежетом… Спас дворец от разрушения, а сотрудников от гибели злой и неминуемой — Михалыч, вовремя подсунув мне под нос две свиных отбивных с жареной картошкой. Повезло. Им, в смысле — всем этим нарушителям царского сна. В другой раз вот не поспеет дед, а он же старенький у меня, и разнесу на фиг всю Лысую гору в приступе праведного гнева! Царь я или не царь?!

Пардон, это я из-за майонеза немного в печали. Ну не получается и всё тут. Вроде бы уже всё, поймали крокодила за хвост, а всё равно что-то не так. То ли горчицы мало, то ли хвост весь в иле.

— Что там еще случилось, Гюнтер? — вздохнул я, откусывая от бутерброда с другого края.

— Побоище в тронном зале, Государь. Придворные женского полу не поделили что-то.

— И что им надобно? — с другого края бутерброд был немного вкуснее и для сравнения я опять впился в надкушенную начальную сторону.

— Я не стал туда заходить, Ваше Величество, — пожал плечами дворецкий.

Ну да, я уже оговорил — идиоты во дворце давно повывелись. В ходе эволюционного отбора.

— Ну, ни минуты покоя, — я вздохнул. — Деда, давай чайку быстренько и пойдём, посмотрим.

Большие двери тронного зала были закрыты и для надёжности подпёрты статуей Зевса, слившегося в сладострастном экстазе с грустной коровой. Толпа придворных всех мастей стояла тут же в полной тишине, старательно прислушиваясь.

— Что слышно? — подошел я поближе.

Придворные дружно поклонились и так же дружно пожали плечами.

— Ну а чего тогда стоим? Чего бездельничаем? Работу вам найти?

Через десять секунд у двери остались только мы с дедом, Гюнтер, да десяток черных рыцарей, сопровождавших меня повсюду.

— Ну, открывайте, — скомандовал я рыцарям. — Только произведение искусства потом не забудьте в галерею вернуть.

Рыцари оттащили зоофила Зевса в сторону и распахнули створки дверей.

— Да-а-а… — протянул я, заходя и оглядываясь. — Картина маслом. Еще не «Апофеоз войны», конечно, но «После побоища…» Васнецова, уж точно.

— Что енто ты там бормочешь, внучек? Заклинание какое?

— Я говорю — ни хрена себе, а, дед?

— Воистину, ни хрена, внучек. Одни бабы.

— Ну и это тоже, только я больше об эпической картине.

По всему залу в самых живописных позах валялись придворные дамы всех мастей, происхождения, окраса и социального положения. Недалеко от меня одна из массивных девочек Иван Палыча, намертво вцепилась зубами в ягодицу разнаряженной особы, которая, в свою очередь, стискивала толстыми ладонями тщедушную шейку какой-то кикиморы. С другой стороны из кучки женских тел высотой в мой рост, высовывалась сиротливая рука с длинными зелеными ногтями. Дамы валялись и в грустном одиночестве и слившись в объятиях, причем, далеко не любовных. И — тишина. Я и не знал, что у нас при дворе столько дам.

Сверху раздался шелест и к нам на кожаных крыльях, тяжело спустилась Маша с очаровательным синяком под глазом и тремя красными полосами от ногтей на щеке. И это — наша Маша?! Которая из самых глобальных битв выходила без царапинки?!

— Машуль?

— Да пошли вы, мсье Теодор… — она отвернулась и устало поплелась по коридору, покачиваясь из стороны в сторону.

— Деда?

— Да я и сам одурел, внучек… Что же енто тут произошло?

— А я вот вам сейчас всё-всё расскажу! — в центре зала несколько дам разлетелись в стороны и растрёпанная, в порванном платье Елька взвилась над ними, победно уперев кулачки в бока. — Енти дуры сцепилися тут, вот что произошло!

— Это мы и сами видим, Ель, а из-за чего?

— Так из-за тебя же, царь-батюшка! Как кинулися друг на дружку, как давай космы друг другу драть! Я одной по зубам — хрясь! Другой с ноги по уху — бамц! Третью за косу хватаю и…

— Стой-стой, Елька! Ход событий я в принципе себе представляю, но хотелось бы понять причину конфликта.

— Так я ж и говорю — из-за тебя, отец родной!

Дамы по всему залу начали приходить в себя и с ойканьем, стонами и повизгиванием, стали шатаясь подыматься, держась друг за дружку.

— Да я-то тут при чем?! Елька, нормально объясни, из-за чего конфликт произошёл?

— Так ты же, батюшка, давеча приказал мне конкурс на лучшую Снегурочку провести! Я и провела… Так что никакой моей вины в ентом нетути!

Дамы, немного придя в себя, сбивались в группки и шушукались, поглядывая на меня.

В зале понемногу нарастал шум. Знаете, как летом гроза находит, а гром где-то издалека ворчит, бурчит себе что-то под нос, как Аристофан после пьянки, а потом гул чуть громче, и ещё… и ка-а-ак…

— Тикаем, внучек, — вдруг дёрнул меня за рукав Михалыч.

— А?

— Бежим, Федька! — дед схватил меня за руку и потащил по коридору, а вслед за нами уже неслась неуправляемая толпа милых дам, отпихивая друг дружку и успевая заехать соседке по спринту в ухо.

Рыцари-зомби были снесены в одно мгновение, Гюнтер взлетел на любимую корову Зевса, крепко уцепившись за рога, а мы с дедом неслись по коридору и я очень жалел о съеденном бутерброде и в тысячный раз дал себе зарок завязывать с мучным и жирным и в стотысячный раз пообещал самому себе с завтрашнего утра начать пробежки вокруг Лысой горы.

— Шма-а-а-ат, — хрипел дед на ходу.

— А-а-а! — согласился я, жадно глотая воздух.

— Шмат-ра-а-азум! — Михалыч на ходу исхитрился отвесить мне успокаивающий подзатыльник.

Я схватился за карман. Ура, тут коробочка, не потерялась!

— Шма-а-ат-ра-а-азу-у-ум, — заорал я, перепрыгивая через кучи мусора, — к Витора-а-амусу. Живо-о-о!

В Виторамуса мы врезались с разгону и втроём покатились по его кабинету.

— Мать! — сказал дед.

— Ё-о-о! — согласился я.

— Уф-ф-ф, — выдохнул кладовщик, придавленный дедом.

— Спаслись, внучек, — удивленно протянул дед. — А я уж думал всё, хана нам. — И вдруг взъярился на меня: — Вот чтобы завтра же к Варьке сватов заслал, понял ли?! Ить помру же, а с внуками так и не потетешкаюсь…

— Ой, дед…

— Ваше Величество, — пожилой бес поднялся, осматривая со всех сторон пенсне, — чем могу помочь?

— Да мы на счет отопления цирка к тебе заглянули, — нервно хихикнул я, а дед фыркнул, а потом захохотал.

Старенький он у меня, нервишки уже ни к чёрту.

* * *

Разогнала бабий бунт Аргиппина Падловна, вышедшая из бухгалтерии на шум.

Тучки золотой не было, а вот утёс из нашей главбухши получился отличный.

Когда дамы с визгом врезаясь в неё, разлетались в стороны, как кегли, Агриппина Падловна терпеливо стояла, дожидаясь девятого вала, а потом, когда дамы снова уютно разлеглись на гранитном полу, только и сказала:

— Снегурочка у нас уже есть.

Просто, спокойно, солидно. И всё, вопрос со Снегурочкой был улажен. Ну а правда, это ведь там, в мире, закостеневшем от многовековых традиций, Снегурочкой подрабатывала тщедушная внучка Деда Мороза, а в нашем прогрессивном царстве кто бы еще лучше всех справился с этой ролью, как не наша дорогая Агриппина Падловна?

И не спорил никто. Ну, нету у нас дураков давно уже, снова повторюсь.

О цельногранитной бухгалтерше нам рассказывала Елька, когда мы с Михалычем усталые доплелись до Канцелярии и рухнули на лавки у стола.

— Верка из прачечной как подлетит к тётушке, да как головой её в живот — на! А тётка — хоть бы хны, стоит себе потолок рассматривает, а девки так и сыпютси в стороны, когда в тётку врезаютси! А я такая, хватаю Таньку из лекарни, над головой размотала и тоже — на прямо в тётку Агриппину, а та даже не колыхнулась, только бровью своей начальственной повела, да мне пальчиком погрозила!

— Всё, Ель, мы поняли, спасибо.

— А потом Шуршиндра из Иван Палыча девок, ка-а-ак схватит скелета там одного, да как давай за мной гонятьси!..

— Елька! Да замолчи же ты наконец!

— Да как же молчать-то царь-батюшка?! Емоции же наружу так и рвутьси, так и рвутьси!

— Убейте её кто-нибудь…

— Молчу, батюшка. Да только…

— А-а-а!!!

— Да что же вы так орёте, мсье Теодор? — поморщилась Маша, прижимая медный пятак к фингалу. — То Кощей орал, теперь вы дурных привычек нахватались. Никакого покоя…

— Маш, а вот ты чего в Снегурочки полезла, а? Тебе-то оно зачем?

— Я как все хочу быть, мсье Теодор. Что я — хуже других?

— Ты, Машуль, у нас лучше других. Но если хочешь как все — иди, вон, расчищай место от снега под цирк. Как раз твои оппонентки из несостоявшихся Снегурочек на улице пашут в качестве наказания.

— Фи на вас, Теодор, — Маша гордо поднялась и ушла в свою комнату.

— Царь-батюшка, — запрыгала на месте Елька, — я тоже побегу тогда! У меня там и хор вместо ля си бемоль тянет, и на подарки надо конфеты в фантики накрутить и…

— Стой-стой. Молодец. А потянешь еще одно задание, Ель? Надо с цирком помочь. Ну, проследить, чтобы всё нормально было, Виторамусу с его колдовскими штучками подсобить.

— Да не вопрос, батюшка! — чуть не до потолка взвилась кикимора. — Ты только свистни, отец родной! Только пальчиком своим белым на проблему укажи! Только устами своими сахарными… Ой!

Дед просто взял Ельку, развернул и отвесил хорошего такого пенделя по направлению на выход.

— От, егоза, — с восхищением покачал он головой. — Кого хош до сердечного инфаркту доведет.

Облом, как перманентное явление, или Один ум хорошо, а Кощеев лучше

Через день заработал цирк, давая по три представления в день. Копеечка в казну падала хоть и небольшая, но регулярная. А уж как радовались придворные…

Мы с дедом, разумеется, тоже сходили порадовать себя невидалым зрелищем. Опять же — себя показать, да на людей поглазеть. Зрелище оказалось так себе на мой вкус, себя мы показали во всей красе, а на придворных любоваться скучно — я на них и так ежедневно во дворце любуюсь.

Снег на лужайке расчистили, Виторамус применил какой-то или какие-то артефакты, я даже не вдавался в подробности, и теперь на три шага вокруг шатра зеленела трава, пробивались наши традиционные чертополох с лопухами, и даже наглые бабочки изредка пикировали на цветущий репейник. Зрители, войдя в лето, тут же скидывали прямо на землю тулупы, шубы и прочую защитную одежду и устремлялись к входу в цирк, сжимая в кулаках заранее подготовленные монетки. На отсутствие гардероба никто не жаловался, даже наоборот, после выступления вокруг горы одежды вспыхивали легкие бодрящие стычки и потасовки.

Циркачи старались, ничего сказать не могу, но, как мне показалось — они скорее репетировали и притирались друг к другу, нежели давали полноценное представление. Но публика была в восторге, а это — главное. Позавидовав ловким акробатам, полюбовавшись на легко одетую девушку с мячами, пофыркав над местным фокусником — нашёл место, где чудесами удивлять, мы с дедом покинули это заведение.

На полпути в Канцелярию, меня перехватил Гюнтер:

— Ваше Величество, комната для царя-батюшки готова, можно запускать.

— Понял, молодцы. Деда, идем домой, обсудим всё еще раз напоследок.

Обсуждать-то особо было и нечего, просто немного боязно как-то. Готовились-готовились и вот, пора. А вдруг что не так пойдет?

— Обязательно пойдет, внучек, — кивнул дед. — А как иначе-то? У нас завсегда так.

Я что, уже вслух разговаривать начал? Нездоровый факт, надо над этим поработать.

— Вот накаркаешь, Михалыч — всю вину на тебя свалю.

— Да кто бы сомневалси, внучек, — вздохнул дед.

— Дизель, дружище, твой выход. Подобрал ты нам ответственного скелета из своей среды на замену батюшке Кощею?

— Клац-клац!

— Ну, так показывай.

Фиг их разберет… Скелет, как скелет, они все на одно лицо. Я обошел вокруг вытянувшегося по стойке смирно высокого скелета:

— Готов к подвигу, боец? Не сдрейфишь? Всё тебе Дизель объяснил?

— Клац!

— Повторю на всякий случай — висишь, скучаешь, раз в час умеренно кандалами звенишь. А ближе к лету мы за тобой вернёмся.

— Клац!

— Ну, значит, договорились.

— Покушать Кощеюшке захватим, внучек? — вздохнул дед. — Небось, твой коньяк-то он сразу выжрал…

— Зачем, деда? Он уже через полчасика тут пузо набивать будет… Так, господа-товарищи, становимся поплотнее… Шмат-разум, а перенеси-ка меня с дедом и этим бравым скелетом к царю-батюшке в темницу его мрачную!

Знакомая вспышка и мы опять в полной темноте.

— Ваше Величество, вы тут? — прошептал я.

— Вышел он до ближайшей лавки за хлебушком, — хихикнул хриплый голос сбоку.

Я поспешно зажёг фонарик в кольце:

— А мы, Ваше Величество, за вами! Вон и дублёра уже привезли с собой.

— Я ж тебе говорил, Федька… — начал было Кощей.

— Всё схвачено, Ваше Величество, даже и не беспокойтесь!

— Не перебивай царя! — рявкнул Кощей.

— Да тише ты, — замахал руками на Великого и Ужасного Михалыч, — чего разорался-то? Сейчас вот стража прибежит, выдадут всем на пряники.

— Ваше Величество, а мы вам комнату специальную приготовили, — поспешил похвастаться я. — Защищенную! Соль между стенами насыпали в качестве антиколдовского экрана, так что можете спокойно возвращаться.

— Сам с солью-то придумал? — хмыкнул Кощей.

— Сам, всё сам, — влез дед. — И придумал, и соль мешками с моря-окияна на собственном горбу таскал, и стены строгал ручками своими белыми! Орёл у нас Федька, весь в меня!

— Молодец, Статс-секретарь, хвалю. Только не годится.

— С чего бы это, Ваше Величество? — удивился я. — Мы и эксперимент провели — отлично соль магию экранирует.

— Магию, может и отлично, — кивнул Кощей, брякнув кандалами, — а вот только я во дворце появлюсь, никакая соль от фон Дракхена не защитит. Слуг его, которые вокруг горы шпионят, соль обманет, слабые они, а вот его самого не обмануть, уж поверь.

— Уверены, Ваше Величество? — было очень обидно за такой разработанный план. Да и сил в него было вложено много.

— Оборзел ты, Федька, — вздохнул царь-батюшка. — Волю почувствовал, государю грубишь, слову моему царскому не веришь. Казню я тебя, так и знай.

— Ты на волю-то сначала выберись, — фыркнул Михалыч. — Казнитель какой нашелся… А вот, развернёмси мы сейчас с внучеком, да домой отправимси, фигами помахав тебе на прощание, а?

— Подожди, деда, — остановил я, закипающего Михалыча. — А что же делать тогда, Ваше Величество? Может, вместо соли другое что приспособить?

— Ничего ты не придумаешь, Статс-секретарь. Умишка и знаний не хватит.

— Ну, так вы придумайте раз такой умный, — обиженно протянул я.

— А я давно придумал, да только вы Лиховида мне сломали. Как теперь его заставить работать?

— Облом, — протянул я. — Но вы, Ваше Величество, всё же не сдавайтесь. Придумаем что-нибудь.

— А мы батюшке и покушать ничего не захватили, — огорчился дед. — Ладно, сейчас быстро смотаимси туды-сюды, покормим страдальца.

— Подзакусить не помешает, — кивнул Кощей. — И коньяку того не забудьте, что в прошлый раз приносили.

— Ваше Величество, — коротко поклонился я, — вы всё же не отчаивайтесь, я что-нибудь придумаю.

— Ты, Федька сильно не напрягайся-то, а то лопнешь. Кто мне тогда деловую переписку вести будет? Не беда — поскучаю тут до весны, о вечном подумаю, а там уже и официально на рывок пойду.

— Нет уж, Ваше Величество, — твёрдо заявил я, — Новый год будем вместе встречать!

— По древнерусскому календарю, мусульманскому али китайскому? — фыркнул Кощей.

— По-нашему, Ваше Величество.

* * *

Вернувшись в Канцелярию, дед сразу погнал бесенят на кухню, а сам стал собирать очередную корзинку царю-батюшке. А я загрустил. Вот уже казалось, пять минут и вернется Кощей во дворец, а в итоге — фигушки мне. Столько хлопот, затрат, усилий и всё фон Дракхену под хвост. Эх…

Лёгкий скрип. А, это же скелет, дублёр Кощея. Я повернулся к нему:

— На колено! За мужественность, за бесстрашие, за героизм в борьбе за дело освобождения царя-батюшки, жалую тебя, храбрец, гордым именем… э-э-э… Кеша! В честь батюшки Кощея! Встань, Кеша! Иди, отдохни, боец, но не расслабляйся — скоро опять в бой!

Скелет, совершенно ошалевший от оказанной ему чести, пошатываясь, вывалился из кабинета, а Дизель, высунув руку из генераторной, показал мне большой палец. Эх, кабы мои проблемы так легко решались…

Минут через двадцать вернулся дед с пустой корзинкой, отдал мне Шмат-разум да пошел заводить самовар. Однако кушает наш царь-батюшка. За несколько минут умять такую корзину? Это знаете ли даже вечно голодающей Маше не под силу. Разоримся мы на таких перекусах.

Умный он, угу… А чего тогда ничего дельного не насоветует?! Я-то в колдовстве, как в балете разбираюсь, а Кощей мало того что минимум пару тысяч лет на практике колдовство применяет, так еще и университет магический закончил, сам хвастался как-то. Высшее образование, это вам не курсы юного пиротехника. Вот бы и озаботился своим спасением! А то, Феденька впахивай тут, ломай мозги, как хакер сайт Пентагона, а он там на цепях, как на качелях качается да коньяк мой попивает!

— Не ворчи, Федька, — вздохнул Михалыч, — только нервы себе да мне истреплешь и опять придётся алкоголем лечиться.

— Я что, опять вслух размышляю? Жуть-то какая… Был бы Штирлицем — спалился на первом матюке.

— Кем-кем, внучек?

— Потом расскажу, деда. Есть у нас герой такой народный… Что делать будем, а?

— Поворчал, внучек? Успокоился маленько? Пар выпустил? Ну, давай тогда, как ты любишь всех пугать на совещаниях — рассуждать логически.

— Наливай, дед, — согласился я.

— Подставляй кружку.

— И коньячку в чай, плесни половинку, деда.

— Перебьёшси, внучек. Праздновать пока нечего, а горевать, так и вообще не стоит. Пей чай, родимый, не капризничай.

— Вот всегда так… Царю пятьдесят грамм зажали, ну что это такое?! Ладно, давай, рассуждай логически… А хоть сгущенку от нервов мне можно?

— Я так думаю, внучек, — дед подвинул ко мне оладики и миску со сгущенкой, — у нас сейчас два пути. Или спасать Кощея-батюшку или ну его на хрен.

— Угу, логично. Я — за первый вариант. Только как?

— А вот енто — уже второй вопрос, внучек. Коли с первым-то определились, можно и к второму переходить.

— Тебя дед, только в президиум усаживать на торжественные совещания. А ближе к делу если?

— А не знаю, внучек.

— Спасибо, деда.

— Не за что, внучек.

Вот и поговорили.

— Давай, деда, созывать Канцелярию на очередной глобальный совет. Может, вместе придумаем что.

— Не гони лошадей, Федька. Дай мозгам отдохнуть хоть чуток. А там, глядишь, и сама идея всплывёт, как твоя Морисента из царства своего морского прямо в твои объятия бесстыжие.

— И вовсе она не моя… — начал я, но перебил справедливое негодование шум из-за дверей.

В коридоре кого-то били.

— Деда, глянь, что там?

— На фиг надо, внучек. Ещё попаду под горячую руку…

Выбитая дверь влетела в кабинет, едва не задев кресло с бесенятами, и в проёме показался разгневанный Калымдай с волочащимися сзади двумя чёрными рыцарями, ухватившими его за пояс.

— Вот так, значит, Федор Васильевич? — он сурово глянул на меня, не обращая внимания на висящую сзади помеху. — Так, да?

— Феденька, ты на поминки себе оркестр хочешь или просто хор? — деловито поинтересовался дед.

«Отпустить», — мысленно скомандовал я рыцарям и вздохнул:

— Калымдай, дружище, сядь, а? Давай поговорим, обсудим.

Рыцари отвалились от полковника, поднялись и вышли в коридор, а Калымдай вздохнул и впечатал кулак в ладонь:

— Поговорим.

— Гюнтер! — заорал я и кивнул Калымдаю, указывая на лавку.

Спасибо Кощею-батюшке, основавшему Военную академию, где курсантам усиленно вбивают все премудрости субординации. Жив пока, слава всем богам.

— Ваше Величество? — Гюнтер возник в кабинете, неодобрительно покосившись на валявшуюся на полу дверь. — Вызывали?

— Гюнтер, не в службу, а в дружбу — организуй-ка нам бутылочку водки повкуснее, огурчиков солёных, да сала с черным хлебом.

— И я принёс бы, — обиделся Михалыч.

— Не сейчас, деда, ладно? Хочу полковника нашего официально встретить.

— Эх, Федор Васильевич… — протянул Калымдай, опускаясь на лавку.

Мы опрокинули сразу по стакану, захрустели огурчиком, так и не глядя друг на друга, а я пощелкал пальцами мол, Гюнтер, голубчик, сгоняй еще за одной бутылкой.

Голубчик убежал на кухню, а я повернулся к полковнику:

— Я же, как лучше хочу.

— Угу.

— Тамарка по тебе убивается…

— С Тамаркой я сам разберусь.

— Ага.

— Угу.

Вот и поговорили. Налили, выпили, закусили. А вот, ветчина мне всё же больше сала нравится. Я уж не говорю про сгущенку.

— Знаешь, Калымдай, а давай по-простому. Нравится тебе Тамарка?

— Ну.

— Ну а чего, тогда?

— А ничего.

— Угу.

— Ага.

Содержательно.

— Ну и женись, фига там, — я разлил по стаканам. — Гюнтер, ну куда ты смотришь? Заканчивается бутылка, каждый раз напоминать надо? Царь я, блин, или не царь?

— Царь, блин, — вздохнул Гюнтер и ушел на кухню.

Завидно ему, что ли? Так мне не жалко — я и ему налью.

— Деда, вот скажи… А ты почему не пьёшь? Брезгуешь с нами выпить? Так неси стакан!.. Нет, ну ты глянь, Калымдай на этого старого эпикурейца — компания ему не подходит видать, бороду от нас воротит!.. Эх, жизнь… А вот ты, Калымдай, братан, ну вот чего ты на меня накинулся? Я разве чего плохого придумал? Женись, дружище, дело тебе говорю! А там и мы с Варей обженимся, будем семьями дружить…

— Эх, Федор, блин, Васильевич… Да разе я против?..

— Ну а чего тогда?

— Да нельзя же так — из-за спины действовать, Федор Васильевич!

— Во благо, — я поднял вверх палец, — можно. Гюнтер… вот же имечко… наливай! И себе плесни, не побрезгуй. Во. Ну, за дам!

Мы пойдём другим путём, или Гениальность — это навсегда

Разбудил меня Дизель. Кто бы сомневался. Ой-ёй… Это же сколько мы вчера выпили? Судя по разламывающейся голове, дрожащим рукам и пустыне Гоби во рту — много. Ну, вот зачем, а? Хотя, с другой стороны, вон как с Калымдаем вопрос хорошо решился. И не в обиде никто. Кажется. И на свадьбу он согласился и… Ой, мы же вчера еще к Агриппине Падловне пошли, официально руку и сердце Тамаркины просить… Нет, это они пошли, а меня несли рыцари-зомби. Ага, точно, так всё прикольно раскачивалось и пол и стены… А тошнило меня потом где? А, не важно.

— Очухалси? — в спальню вошёл дед. — И чего же ты так вчера нажралси-то, а внучек?

— Антипохмелин принёс?

— А кто мне давеча зарекалси, ни капли больше зелья колдунского? — хмыкнул дед, выуживая из кошеля заветную склянку.

— Ой, дед, потом с моральными нотациями, ладно? Ну, давай-давай уже…

Свет, искры, взрыв локального масштаба и Моё Величество ощупывается себя и довольно улыбается. Классное средство! Но теперь уже — точно в последний раз.

— Деда, а что там у бухгалтерши вчера было? А то я подзабыл маленько — всё дела, дела…

— Иди ополоснись, внучек, да за стол, — зашаркал в кабинет дед. — Там и поговорим.

Завтрак сегодня был умеренный, но вполне себе такой питательный. Яичница с ветчиной, отварная картошка с зеленью и маслом, пара запечённых куриных окорочков, солёные помидоры, лопающиеся и истекающие соком, стоит только надкусить кожуру, ну и там, уже на закуску — бутерброды, немного жареной рыбы и всякая прочая мелочь. Наших никого не было, и я спокойно принялся за десерт. В кои-то веки не надо оглядываться по сторонам — как бы кто не увёл из-под носа сгущенку.

— Ну, давай, деда, рассказывай, чем вчера поход в бухгалтерию закончился.

— А свадебкой и закончилси, внучек.

— В смысле? Уже обженили их? Надеюсь, Тамарку с Агриппиной Падловной не перепутали?

— Ну тебя, Федька… Лишь бы ехидничать, да к словам цеплятси. Вот не дам больше оладиков!

— Правильно. Худеть буду.

— Я тебе похудею! Ешь давай!

Оказывается вчера всё прошло хорошо. Калымдай кинулся в ножки бухгалтерши, хотя я лично думаю, что просто упал от избытка чувств и алкоголя. Дед забил ей голову народными прибаутками соответствующими моменту, бухгалтерша и согласилась. Так сопротивлялась, угу, так сопротивлялась… Уговорили всё-таки.

— А когда свадьбу решили провести, деда?

— Да как ты решишь, внучек, так и обженим их.

— Нет уж, за Калымдая я больше решать не буду. Кстати, а где он?

— Да опять своих убивцев вокруг Лысой горы гоняет, — хмыкнул дед. — Позвать что ли?

— Сам придёт, — отмахнулся я. — Сейчас сгущенку учует и сразу же…

— Разрешите, Фёдор Васильевич? — шагнул в кабинет Калымдай.

Дед хихикнул и зашаркал к буфету за посудой для полковника, а я щедрым жестом указал на стол:

— Садись, Калымдай, налетай, пока не остыло.

Он хмыкнул, обведя взглядом опустевшие миски, но все же сел, а дед уже спешил назад, откормить за казенный счет нашего милитариста.

— Всё в порядке, Калымдай? — я принял из лапок Тишки сигару. Или Гришки. Надо им на штанишки опознавательные знаки нашить.

— Умгум, — кивнул полковник вгрызаясь в громадный бутерброд с окороком.

Хм-м-м… у нас и окорок есть? Был.

— Когда свадьбу устраиваем?

— Когда скажете, Федор Васильевич. А по мне бы так чем раньше, тем лучше.

— Ну и давай тогда перед Новым годом. А то начнутся праздники, уже не до свадьбы будет. Деда, возьмешь на себя организацию свадьбы?

— Только умоляю, дедушка Михалыч, — Калымдай потянул к себе помидорчики, — давайте без этих диких обрядов и гуляний две недели.

— А с невестой ты, внучек, обговорил? — усомнился дед. — А ить она уже пир на весь мир себе намечтала?

— Свадьба будет быстрая и короткая, как удар саблей, — отрезал Калымдай.

— Но — торжественная, — поспешно влез я. — Иначе нам Агриппина Падловна та-а-акое устроит…

Все меланхолично покивали мол, да, с бухгалтерией лучше дружить.

— Деда, сколько нам времени на подготовку надо?

— Нам, внучек?

— Ну не одному же тебе пахать, деда. Мне тоже придется контрольно-наблюдательные функции выполнять.

— Давайте уж побыстрее, дедушка Михалыч, — попросил Калымдай. — Чтобы отмучиться поскорее. Одним ударом — раз и навсегда.

Я вскочил, едва не проглотив сигару. Идея! Сел. Так-так, не спешим, думаем…

— Ага, — сказал полковник, наблюдая за мной.

— Весь в меня, — прошептал Михалыч и вздохнул: — Хана спокойной жизни.

— Да когда она у нас была, дедушка Михалыч? — вздохнул и полковник. — Тут успеть бы оладики докушать…

— Калымдай! — ткнул я пальцем в его сторону.

— Слушаю, Федор Васильевич.

— Бойцы твои как?

— Хоть сейчас.

— Отлично. Деда, — я перевёл палец на Михалыча, — собирай всю нашу банду, да Гюнтера с Виторамусом покличь.

— Всё сделаю, внучек. Сейчас же с Лукошкино свяжусь — девиц наших высвистаю.

* * *

После обеда, едва приступив к десерту, я обвёл всю Канцелярию и приглашенных Виторамуса с Гюнтером строгим взглядом:

— Пришла пора, дорогие мои соратники, решить вопрос с Кощеем-батюшкой раз и навсегда.

— Решил-таки наконец-то сам править, внучек? — оживился дед. — А с Кощеюшкой что делать думаешь? Камешек пятипудовый ему на ноги и — в море-окиян, под охрану царицы твоей ненаглядной?

— Не смешно, деда, — отрезал я, не обращая внимания на хихиканье сотрудников. — Пойдём фон Дракхена воевать. И никаких мне тут паник, понятно?! Никаких, Машуль, бегств в Турцию или Австралию! Все работать будем!

— Все тут и погибнем, — вздохнула Маша.

— Отставить панические настроения. Все проблемы вашего, а теперь — и моего времени в том, что задачи решаются по старинке. Как деды-прадеды завещали, ха! А взглянуть на проблему с другой стороны не пробовали? С боку зайти?

— Под юбку заглянуть, — покивал Михалыч.

— Ну и под юбку — образно говоря! Да вы сами посмотрите. Вот царь наш батюшка надумал летом участкового извести да меня сюда и вытащил. Ну, вы все в курсе. А неужели какие-то сложности — тех же ребят Калымдая послать на устранение Ивашова?

— Я могу с пацанами сходить, босс, — подскочил Аристофан. — К вечеру уже обратно будем.

— Во-во я именно про это!.. Нет, Аристофан, никуда идти не надо и убивать тоже пока никого не надо… Или вот Олёна, когда уморить участкового надумала, ведь не стала самые простые средства применять. Хотя у неё в подручных три беса были, да и самой не сложно участкового в переулке подкараулить с её-то боевыми навыками. Нет, Олёна пошла сложным путём: яблоки ядовитые подсунуть. А итог?

— Почти всё получилось, батюшка, — пожала плечами бесовка. — Если бы вы с дедушкой Михалычем не намудрили с ядом, лежал бы сейчас голубь мой сизокрылый в промороженной наскрозь землице и рыдала бы я над его могилкой с утра до ночи… Кажный денечек бы о нем горевала, места себе не находила, а потом бы взяла ножик вострый и прям там на могилке-то его, любушки моей, вот прямо взяла бы и себя…

— Горе-то какое, — вздохнула Маша, смахивая слезу.

— Вот ить, как бывает в жисти-то… — погладил Михалыч Олёну по голове.

— Прикажете траурную церемонию провести, Ваше Величество? — скорбно спросил Гюнтер.

— Вот же, блин! — Аристофан громыхнул кулаком о стол. — В натуре, Олён, ну не реви, а? Ну хочешь, я сам тебя зарежу, реально?

— Вы… вы чего?! — заорал я. — Все же живы! Очнитесь!

— От ты, Федька… — смущенно протянул дед. — Наплёл тут. Довёл старика до расчувствования нервов. От паразит, а?

Все так же смущенно согласились, что да, я — паразит, только Аристофан всё же заверил Олёну, что он, блин, завсегда тут в натуре и ежели чё…

— Я с вами сам скоро зарежусь, — проворчал я. — Нет, Аристофан, спасибо, помощь не нужна… А можно я дальше мысль продолжу? Спасибо… Я всё это веду к тому, что надо попробовать по-новому на задачу взглянуть, понимаете?

— Конкретно, босс, — выпятил на меня глазки бес. — Типа поконкретней, а?

— Ну, вот смотрите. В деле освобождения Кощея мы что делаем?

— Фигнёй страдаем, босс.

— Ну не так категорично, Аристофан, но в целом, результат именно такой. А всё потому, что действуем шаблонами, а надо — выдумкой.

— Вот ты и надумал, внучек, — покачал бородой дед, — ни много, ни мало, а фон Дракхена забороть. Вот так просто пойти и забороть.

— Вот именно! Это же сразу решение всех проблем! И не надо тут перемигиваться, Калымдай! Не сошел я с ума! Да погодите же вы, дослушайте сначала! Вот скажите, а с чего это вдруг все взяли, что порешить этого Змея — такая уж большая проблема, а? Нет-нет, погодите возражать и возмущаться, а просто вдумайтесь — какие есть реальные факты для такого вывода?

— Он очень большой, мсье Теодор, — дёрнула Маша плечиком.

— И что? Мамонты тоже большие были и где они сейчас?

— Прошлым летом якуты в Лукошкино двоих приводили на продажу, — хмыкнул дед. — Так и увели обратно — больно волосатые, бабы и коровы их пугалися.

— Серьёзно? Надо же… Ну я не о том сейчас. Я о том, что надо нам… Что, правда, мамонты тут живут?

— Тут давно не живут, Федор Васильевич, — вставил Калымдай, — а вот в Сибири полно их.

— Ну покажите потом, жутко интересно… Так вот, я о том, что любую зверюгу задавить можно. Ну, вон в наших сказках вечно богатырь то дракона, то Змея мечом своим волшебным на колбасу рубит, верно?

— Нет у нас, внучек ни богатыря, ни меча подходящего.

— Во-о-от! — я поднял палец вверх. — Я именно про это и говорю. Если Змея одолеть надо, то способ единственный — мечом по башке! А почему другие методы умерщвления не продумать, а? Есть еще один способ в сказках, но крайне редкий — подсунуть дракону отравы какой или перца в шкуре овцы или коровы. И всё. И я уверен, что на фон Дракхена если и ходили битвой, то только лоб в лоб, с мечом наперевес.

— Думаешь, травануть змеюку? — наморщил лоб дед.

— Как вариант, — кивнул я. — Но не обязательно. Я к тому, что методов умерщвления очень много придумали, но если есть дракон, то должен быть и мужик с мечом и всё, больше никакие способы даже в теории не рассматриваются.

— В ваших размышлениях, Федор Васильевич, есть своя логика, — кивнул Калымдай. — Только…

— Только?

— Уж очень здоровый этот гад.

— А это — второй пункт, — заулыбался я. — Вот откуда ты, Калымдай, знаешь, что этот Змей здоровый? Сам его видел? Тётка Матрёна на базаре сказала? С чего бы это мы должны слухам верить, да еще древним, в сказках описанных?

— Предлагаете разведку провести, господин генерал?

— Именно. Сейчас гадать и какие-то планы разрабатывать бесполезно. Надо заслать разведгруппу, а по итогам её доклада и будем уже решать. Хотя… Кое-какие аспекты и сейчас продумать можно. С большой вероятностью Змей там не маленький и в лоб мы его атаковать не будем, значит надо прикинуть другие способы, ну, то же отравление или колдовское воздействие... Виторамус, покопайся у себя в хранилище, может быть и попадётся что-нибудь.

— Разведгруппе надо будет колдовское прикрытие организовать, Федор Васильевич, — задумчиво протянул Калымдай. — Давайте исходить из худшего варианта, что Змей и сам магией владеет. Тогда он в своём доме запросто любого постороннего учует.

— В натуре, не каждого, — хмыкнул Аристофан. — Мои пацаны реально куда угодно незамеченными проберутся.

— Во! Позитивное мышление! Молодец, Аристофан. Собирай тогда свою банду…

— У меня отряд, босс.

— Да хоть большевистская подпольная ячейка! Обговори детали с полковником — он у нас спец в этом и давай, вперёд на разведку.

— Понял, босс, сделаем без базара.

— Калымдай, на тебе — подготовка бесов. Только без твоего этого фанатизма. Гонять их по лесам с полной выкладкой не надо, а просто разъясни, что именно вызнать, как, да на что внимание обратить.

— Понял, Федор Васильевич. Пошли, Аристофан к твоим бойцам.

— Машуль, Олёна, вы можете быть свободными сегодня. Шмат-разум не дам, добирайтесь в Лукошкино на Максимилиане, а лучше — потерпите, тут останьтесь, мало ли что.

— Государь, — встал Виторамус, — могу вам сразу предложить против Змея молот бога Тора и колдовское копьё Гунгнир, принадлежавшее папаше Тора — Одину.

— Что это у тебя сегодня скандинавские наклонности прорезались? Ты не шпион у нас? Ладно, шучу. А вот совсем не смешно, Виторамус, что ты идеи не понял. Не надо нам никакого оружия, понимаешь? Не будем мы в открытую во чисто поле биться выходить. Ты ищи какой-нибудь артефакт, который, ну, например… уменьшит Змея до размеров телёнка или в дуб его превратит. Понятно? Иди и внимательнее будь, а то сгущенки лишу.

— А мне что прикажете, Ваше Величество? — встал Гюнтер.

— Покопайся в Кощеевых бумагах. Вдруг он записи какие по фон Дракхену делал, что могут помочь нам.

Когда все разбежались из Канцелярии, Михалыч вздохнул:

— Ить как лихо ты, Федька всех в работу впряг, только пятки засверкали. Небось и для меня что-то придумал?

— А то! Тащи сгущенку, деда, пока этих дармоедов нет.

* * *

— Деда, а вот должно быть тут у нас, я имею в виду не столько Лысую гору, сколько Русь вообще, какое-нибудь универсальное средство в помощь нам против Змея, а?

— Лом, внучек.

— Да ладно, Михалыч, я же серьёзно.

— Лом — это всегда сурьёзно, внучек… Ладно-ладно… Это какое же к примеру?

— Не знаю. Ну, сказочное, местное. Что у нас там? Репка, Колобок. Золотая рыбка…

— Нерест у неё, Федь. Говорят, второй год, как пошла в загул, так всё никак не очухаетси от любовного дурмана.

— Ну что там еще? Ворона и лисица? Не, это из другой оперы… Ну ты смотри — все сказки из головы вылетели!

— А енто, внучек, всё от…

— …недоедания. Я знаю, деда.

— А тебе, что надо внучек? — задумался дед. — Прибить Змея, али заколдовать его?

— Да и то и то нормально. Заколдовать, конечно, прикольней… Достал этот козёл уже, все мозги спиралью закрутились.

— Козёл, внучек, дело говоришь.

— Угу. Вот и сижу тут голову ломаю, причем, заметь, деда — исключительно в одиночестве. Все разбежались, а я тут единственный, кто… Что, Михалыч? Что ты рукой у меня под носом машешь?

— Козёл.

— Ну, спасибо, дед, — обиделся я. — Вот и ешь теперь сам свои оладики, а мне даже и не подсовывай.

— Да тьфу на тебя, Федька! — рассердился Михалыч. — Я говорю — в козла ентого Змея превратить. Дать водицы ему испить из копытца козлиного.

— О? Э-э-э… Извини, деда, не понял сразу. Хотя ты сам тут виноват — никак мысли излагать нормально не научишься… А что, такая водичка реально существует?

— В натуре, внучек, — хмыкнул дед. — Только зима сейчас, где её найти?

— Ну а кто такими штуками заведует? Раз вода — водяной что ли?

— Скорее — леший, Федь.

— Ага, ну с этим кадром мы знакомы. Давай, Михалыч, хотя бы просто поговорим с ним, хуже не будет.

— Одевайси, внучек. Сюда-то его не затащишь, искать придётся.

Вот за что я не люблю зиму — за то, что напяливать на себя много одежды приходится. Нет, тепло, конечно, я не против, только лень. Вязаные носки, валенки, тёплые штаны поверх джинсов, свитер, шуба, да меховая шапка, да еще и варежки.

— Капризный, ентот паразит, леший-то, — бормотал Михалыч, подавая мне одежду. — Словить его можно, да сюда пред очи твои грозные представить, да только обидится он, ни за что помогать не станет.

— Ничего, прогуляемся по морозцу, воздухом свежим подышим. Кстати, захвати пару сигар, деда, может на холоде они не такие противные будут.

— Всё, — дед хлопнул меня по груди, — готов добрый молодец. Хоть Деда Мороза иди воевать, не замёрзнешь.

— Ну, пошли тогда. Сейчас Шмат-разумом быстро к лешему и перенесёмся… О, блин… Коробочка-то у меня в джинсах! Напялил на меня сто одёжек, дед, вот как я теперь её достану?

— Ну что ты всё ворчишь, Федька? Хочешь — Гюнтера позову? Он быстро, что надо у тебя нащупает, — противно захекал Михалыч. — А может и не быстро, а не торопясь, с наслаждением.

— Да ну тебя… Ага, вот он! Шмат-разум, а перенеси-ка нас с дедом прямо к лешему!

В лесу было холодно, бело и мёртво. Мы стояли на небольшой полянке почти по пояс засев в сугробе, старательно пыхтя, пытаясь выбраться из него, выдыхая клубы пара. Деревья все в снегу, голые ветки, ни листочка, ни птички, ни даже захудалого ёжика. Очень неуютно.

— И как они тут живут? — проворчал я, пытаясь утоптать сугробы в хоть небольшую площадку.

— Зимой-то, внучек? — пропыхтел дед и задумался. — А, не знаю. Живут как-то. Оно тебе надо, Федь?

Я достал сигару, прикурил, затянулся и закашлялся. На морозе сигары вкуснее не стали. Трубку себе завести что ли? Ладно. Я прокашлялся и заорал:

— Леший! Ау! Господин-товарищ Леший, а покажитесь нам!

С веток посыпался снег, будто и так мало его тут. Возмущенно каркая, взлетела ворона и всё. Тишина.

— Вот же… А ведь где-то тут он, деда, раз Шмат-разум нас сюда перенёс.

— Погодь, внучек, — дед покопался в своём безразмерном кошеле и, вытянув большую бутылку с мутной жидкостью, взболтнул ею над головой. — Леший, пить будешь?

— Здорово, Михалыч, — раздался хриплый голос у меня за спиной.

Прямо по сугробам, не проваливаясь в снег ни на сантиметр, к нам торопливо шагал, держа в руке стакан уже знакомый мне человек-еловая шишка.

Кстати, а почему нет такого Супер-героя? Человек-еловая-шишка! Ну, звучит же! Мог бы как белочка по ёлкам скакать, да врагов кедровыми орешками отстреливать… А, ладно, потом идею запатентую, а сейчас — дело.

— Сигару, господин Леший? — я протянул ему табачное изделие. — Только имейте в виду — Минздрав категорически предупреждает…

— Чавой-та? — Леший ловко выхватил сигару и подставил стакан под бутыль. — Лей-не жалей, Михалыч! Холодина-то какая!

— Я говорю — мы по делу, — поморщился я от мощного выхлопа сивушного перегара.

— Всегда по делу, — проворчал Леший. — Эх, хороша-то отрава! Плесни еще, Михалыч!

— А дело у нас такое, — дед взболтнул самогон, полюбовался им на свет, и завёл руку с бутылью за спину, — водичка нам нужна из козлиного копытца.

— Из копытца? — задумался Леший. — Наливай, обсудим, подумаем.

— Давайте сначала подумаем, а потом уже и наливай? — предложил я.

— Молодой ишо советы тут давать, — запыхтел Леший, — да в разговоры мудрых людёв вмешиватьси.

— Леший, спешим мы, — дед побулькал самогоном за спиной. — А самогон весь твой будет, не переживай. Для тебя и принесли, уважить решили…

— Так, так, — довольно закивал головой шишкообразный.

— Только не в подарок, — охладил его дед, — а в плату за услугу.

— Вот же… — огорчился Леший. — Зима же, Михалыч! Ну где я тебе под снегом сейчас енту отраву сыщу? Давай бутылку, а к весне подходи — самое смачное копытце тебе подберу.

— Ой, не заливай мне только! — фыркнул дед. — А то у тебя запасов всяческих мало. Точно ведь есть водичка-то где-то в тайном схроне запрятанная… Но раз сейчас тебе лень, хорошо, весной придём, уговорил. А пока… Давай, внучек, выпьем за друга нашего Лешего! Пусть не кашляет тут в лесу зимнем, не икает от коры дубовой, не мерзнет от ветра лютого! Пусть стоит и любуетси, как мы енту заразу сейчас на двоих и уничтожим!

— Э-э! Погодь, Михалыч! — завопил Леший. — Шутка енто! Осталась у меня капелька козлиной водички… Только далеко отсюда, не замёрзнуть бы… Плесни чуток на дорожку, Михалыч.

Леший протянул стакан, но дед хмыкнул и достал еще одну бутыль из кошеля:

— А вот принесёшь, да не капельку, а крыночку, и забирай обе бутылки. Только поспеши, Леший — как бы на морозе самогонка твоя не замерзла!

— Да и нам для сугреву по сто грамм не плохо бы… — задумчиво протянул я.

— Бегу-бегу! — заорал Леший. — Только без меня не пейте, ироды!

* * *

— Ваше Величество? — в Канцелярию зашёл Гюнтер. — Вызывали?

Я с мороза отпаивался горячим чаем, а пока дед побежал к Иван Палычу на кухню, испытывать полученное от лешего зелье, вспомнил о непосредственных обязанностях. Надо же и ими когда-то заниматься.

— Как у нас тут обстановка, Гюнтер? Что нового? Проблемы?

— Всё в порядке, Ваше Величество. Проблем нет, только лёгкие хлопоты. Приблудился очередной Иван-дурак, требовал вас, Государь. Непременно решил в честном бою сойтись.

— И откуда он зимой взялся? — удивился я. — Не сезон же на дураков.

— Говорит — заблудился. С ранней осени дорогу сюда искал, вот только сейчас к Лысой горе и вышел.

— Дурак какой-то…

— Истинно, Государь. Напоили его чаем, дали сала, хлеба в запас и вывели его на дорогу в ближайшую деревню. Ближе к лету теперь его ждать будем.

— Ну и правильно. Ещё что?

— Прибыло посольство из Орды, но мы сами справились, Ваше Величество.

— Шамаханы? А чего им теперь не так?

— Никак нет, Государь, из Золотой Орды. Предложили очередной раздел земель. Всё, что на запад от Лукошкино — нам отходит, а восточные земли — к ним.

— Совсем оборзели… Гони их в шею.

— Уже, Ваше Величество. Головы отрубили всему посольству и обратно отправили.

— Вот, как? Ну, ладно, пусть раз уже отрубили не обратно же пришивать? Ещё?

— Всё, Государь. Приготовления к празднику идут полным ходом. Подарки, еду и алкоголь закупили. Ёлки украшены, придворные в нетерпении ожидают праздника и всячески восхваляют Ваше Величество за мудрость и доброту.

— Угу. Кощей про доброту услышит — убьёт.

— Именно так, Государь. Я могу идти?

В Канцелярию вошел Михалыч, ведя на веревке козлёнка, на спине которого верещали, подпрыгивая Тишка и Гришка:

— Во, внучек! Енто и не козёл вовсе, а — гусь! Работает отрава! Только Иван Палыч себе немного отлили, хотят какое-то невероятное блюдо из козлятины приготовить.

— Себе отлил? Где же мы сейчас нового повара найдём?

— Да тю на тебя, Федька. Похихикай мне ишо, похихикай, — беззлобно проворчал дед и кинул веревку бесенятам: — Скачите на кухню, сдайте козла Иван Палычу и назад. И, смотрите мне, пострелята — туда и обратно чтоб! Пиво на кухне не клянчить, в прачечную не бегать, в тазах по мыльному полу не кататься! Подножки придворным из-за угла не ставить! Максимилиану самогон в ячмень не наливать — и так шибко умный, а то совсем нас занудством одолеет. Ну, марш, паразиты!

— Сейчас ты их научишь, дед, — хмыкнул я.

— Да их и учить нечему не надо — сами всё умеют, — отмахнулся дед. — От Аристофана нет новостей?

— Пока нет. А булавочной связью я пользоваться пока не хочу — как бы колдовство фон Дракхен не почуял.

— Подождём, внучек, — кивнул дед.

Операция «Серенький козлик», или Хитрости эволюции

— Нет, Елька, сначала пусть дети хором позовут Снегурочку, а потом уже вместе будут звать Деда Мороза, — устало отбивался я от неугомонной кикиморы, с удовольствием окидывая в сотый раз взглядом ёлочку в тронном зале.

— Никак невозможно, батюшка! — подпрыгивала в своей обычной манере около меня Елька. — Дед с внучкой должны торжественно под фанфары выйти в зал, а все присутствующие падают на колени и хвалят руководство!

Эх, нет Интернета… Так бы скачал за минуту кучу сценариев детского утренника и никаких проблем. А тут — самому всё придумывать приходится.

Поручил своему новогоднему комитету сценарий набросать, прочитал — чуть не поседел. То, что все через слово падают на колени и славят царя-батюшку, это еще полбеды, а вот попробуйте догадаться, что мои затейники придумали на призыв «Ёлочка, зажгись!»? Правильно. Пожарной инспекции на них нет. А конкурсы? Стрельба из лука по живым мишеням, нормально? Причем, в качестве мишеней на выбор были предложены:

А) Милицейская сотня из Лукошкино;

Б) Бояре во главе с Горохом;

В) Тишка да Гришка — потому что в них фиг попадёшь, а значит, дедушка Михалыч не сильно ругаться будет, заодно и на призах сэкономим;

Г) Гюнтер — потому что противный и всё равно одноглазый;

Д) Девочки Иван Палыча — потому что пирог с капустой зажали для комитета;

Е) Царь-батюшка Федор Васильевич — потому что у него амулет защитный есть и вообще — достал своими придирками.

Спасибо, я вас тоже всех люблю.

— Нет, Елька, так не пойдёт, делай, как я говорю. И не спорь с царём!.. Встань, не надо каждый раз на колени падать и через раз вполне довольно… И монстриков снимите уже наконец с ёлки, я же предупреждал — украшения только игрушечные.

— Федор Васильевич! — к нам быстрым шагом приблизился Калымдай и прошептал мне на ухо: — Аристофан вернулся.

— Всё, Елька, продолжайте без меня, — наказал я кикиморе, — да фантазию свою разбушевавшуюся умерь — праздник для детей делаем, попроще всё должно быть.

В Канцелярии Михалыч откармливал Аристофана, а тот видимо настолько оголодал, что забил рот едой по максимуму и на мой немой вопрос только поднял большой палец.

— Всё ништяк, босс, в натуре, — перевёл дед.

Калымдай приготовил лист бумаги, стащил карандаш у меня со стола, а я, сгорая от нетерпения, принял от деда кружку чая и стал нервно размешивать в нём смородиновое варенье.

— Всё ништяк, босс, — подтвердил дедов перевод Аристофан, торопливо проглатывая последние куски. — Там змеюка реально большая и страшная, но во дворце у него в натуре бардак. Думаю, ты, босс, типа прав — можно этого гада конкретно замочить.

— Уф-ф-ф… — выдохнул я с облегчением.

— Давай подробно, в деталях, — затребовал Калымдай.

Своими подземными путями двадцатка бесов легко добралась до Стеклянной горы и не менее легко проникла внутрь. Магией бесов заметить сложно, поэтому во дворце Змея они прогуливались спокойно, почти как под Лысой горой.

— Там в натуре одни только скелеты в слугах, — Аристофан жалобно взглянул на Михалыча и был тут же вознаграждён за доблесть и оперативность жареной курицей, — типа как наши скелеты, босс, только тупее. Мы сперва от них ныкались реально, а потом допёрло, что они без приказа сами конкретно ничего делать не будут.

 — А люди, монстры?

— Никого, босс. Реальный бардак. Да там и скелетов-то рыл тридцать на весь дворец наберётся.

— А сам фон Дракхен что из себя представляет?

Оказалось, что наш главный враг — существо крайне странное и загадочное. Пребывал он по совершенно непонятным причинам то в облике молодого мужчины — «такой, типа немчура в хороших шмотках», то в облике непосредственно Змея — «прикинь, босс, он типа то здоровенный, в тронный зал наш хрен поместится, а то типа как наш Горыныч, поменьше конкретно».

Образ жизни — такой же неопределенный. Поел-поспал, причём в разных обличиях, полетал с часок над горой, вернулся, пошёл к любовницам — «у него типа там две шмары есть, он к ним и бегает по очереди, босс». Кто такие — неизвестно, но Дракхена встречают с радостью. Или извращенки какие-то чокнутые или околдованы.

По планировке замок из себя представлял запутанное многоэтажное жилище. Шесть этажей в горе и еще четыре — под ней.

— Там внизу у него котельная, босс, у-у-у… Дедушка Михалыч, а дай еще хлебушка к ветчине… Прикинь, босс, три громадных печи, на телеге в каждую легко въехать, а жаром пышет так, что и подходить реально страшно. А во всем замке от них жар, как в Африках, что нам Тамарка тут врала, только бегемотов нет, зато типа крокодилов — куда не плюнь.

— Не понял… Что еще за крокодилы?

— Да фиг их знает, босс, мы имён не спрашивали. Наплодил небось Дракхен себе наследничков, конкретно. Их там реально много, штук триста или пятьсот…

— А, точнее? — сурово спросил Калымдай. — Триста или пятьсот… Ничего себе разброс в цифрах!

— Не наезжай, полковник, — проворчал бес. — Хрен их там сосчитаешь. Крутятся, носятся как паршивцы Михалыча… То есть, я хотел в натуре сказать — как наши канцелярские Тишка да Гришка, — тут же поправился Аристофан, поймав недовольный взгляд деда, — только наши симпатичные такие пацанчики, а там уроды конкретные всех мастей… Дедушка, а можно вареников к чаю? С блинами и бутербродами.

— Как бы они нам помехой не стали, — огорчился я. — Несколько сот зубастых тварей нам всю операцию сорвать могут.

— В натуре, зубастые, — кивнул Аристофан, — только конкретно тупые. Кусок мяса такому покажи и он за тобой до Лукошкино бежать будет, типа слюнями истекать.

— Этим можно воспользоваться, Федор Васильевич, — кивнул Калымдай и повернулся к бесу: — А чем же фон Дракхен такую ораву-то кормит?

— Там в подвале мимо целого этажа, горячие трубы типа в обход идут, — бес обмазал блин мёдом, завернул в него вареник и щедро обмакнул полученную кулинарную конструкцию в сгущенку. — Пол-этажа мороженым мясом забито, а скелеты местные раз в день оттуда в натуре жратву крокодилам и таскают. Там намного еще хватит, босс. Мы туда сунулись, но пацаны мясо есть побрезговали — не понять кого там конкретно заживодёрили, а мы же, босс, человеченку почти и не едим.

— Бр-р-р… — меня передёрнуло. — Не веселое там местечко, как я посмотрю.

— Не, нормально, босс, — пожал плечами Аристофан. — Коридоры, ну типа посерёдке которые, они большие, везде факелы, светло, тепло. В натуре приятное местечко.

— А мы тут с Михалычем, зелья раздобыли, — похвастался я. — Водичку из козлиного копытца. Вот её-то Дракхену и подсунем. В борщ плеснём или в компот.

— Знатная отрава, босс, в натуре знаю такую, — кивнул бес. — Только тут типа проблема. Там в замке реально кухни нет. Этот тип махнёт рукой, побормочет что-то и на столе конкретно и бухло и жратва появляются. Шикарно устроился гад.

Я отдал Аристофана Калымдаю на растерзание и тот сразу принялся его пытать, выспрашивая детали, а сам быстро делал пометки карандашом. Бес вздыхал, морщил лоб, почёсывал рожки, но старательно отвечал на вопросы.

Я отошёл к Михалычу и спросил, понизив голос:

— Что думаешь, деда?

— Может получиться твоя затея, внучек, — пожал плечами дед. — Только страшно.

— Ага, есть такое, дед. Но надо, — я повернулся к полковнику: — Калымдай, отдаю Аристофана тебе. Придётся тебе, как кадровому военному брать на себя разработку плана атаки на фон Дракхена. Как думаешь, когда черновой вариант набросать сможешь?

— К вечеру будет готов, Федор Васильевич.

— Давай тогда к утру, а я пока соберу всех наших, завтра и засядем за твой план.

— Ох и полетят от тебя щепочки, полковник во все стороны, — хмыкнул дед.

— Ничего, дедушка Михалыч, — улыбнулся Калымдай, — отобьёмся.

* * *

Расширенное заседание Канцелярии началось часов в одиннадцать. Кроме всех наших я велел позвать Гюнтера, Виторамуса и скелета Кешу. Просто на всякий случай.

— Увы, Федор Васильевич, виноват, — смущенно начал Калымдай, — в общих чертах план разработан, а как доходит до деталей, так хоть плачь.

— Дать платочек, мон шер Калымдай? — тут же проявила себя ехидная Маша.

— Лучше водки реально, — буркнул Аристофан.

— Михалыч, — внёс и я конструктивное предложение, — ты рассказывал, что бесенята тебе какой-то шикарный медный половник где-то спёрли?

— И вовсе не спёрли, а нашли, — обиделся за своих питомцев дед. — Шли себе по коридору, а он там и лежит себе тихо в уголочке. На полочке в кухне. Бардак у тебя, Федька во дворце — такими полезными вещами народ разбрасываетси…

— Ну конечно — нашли, — перебил я деда. — Так вот бери этот половник и как кто не по делу выскажется, сразу лупи по башке. Скажешь — я разрешил. Понятно, Машуль? Аристофан?.. Давай, Калымдай, расскажи пока что есть у тебя, а о деталях вместе подумаем.

План был простой и поэтому, на мой взгляд, имел шанс на успех. Учитывая магическое чутьё фон Дракхена, усиленное родными стенами, главными диверсантами предстояло опять стать бесам.

— Рекомендую сразу же заменить местных скелетов на наших, — излагал свой план полковник. — По данным разведгруппы можно предположить с большой уверенностью, что Змей со своими слугами ментальной связи не имеет и раздает приказания голосом. Следовательно, подмену заметить не должен.

— Дизель, есть на примете несколько десятков проверенных бойцов? — спросил я для проформы, отлично зная, что скелетов можно быстро набрать и несколько сотен.

— Клац-клац!

— Молодец. Давай дальше, Калымдай.

— На гуляющих по дворцу крокодилов и прочих змеев мы пока внимания обращать не будем, а вот после удачного завершения операции, заманим их вниз, на этаж с мороженым мясом, там их и запрём.

— Там в натуре и передушим? — опасливо косясь на половник в руке деда, спросил Аристофан.

— Не сразу, — покачал головой Калымдай. — Возможно, в дальнейшем они могут пригодиться. Кощей-батюшка уж потом пускай сам решает… Я со своими бойцами буду ждать сигнала снаружи — если войдём во дворец вместе с бесами, нас сразу Змей учует. Так что зайдём уже после того, как фон Дракхен будет обезврежен. И как раз с этим и возникла проблема.

— Кто бы сомнева… — начала было Маша, но заметив шагнувшего к ней Михалыча, прихлопнула ротик ладошкой.

— Проблема в том, — продолжал Калымдай, — что фон Дракхен никого не подпускает к еде. Создаёт её и напитки колдовским способом и тут же всё это пожирает. Никаких промежуточных звеньев, которые мы могли бы использовать для подмешивания отравы в пищу — ни кухни, ни слуг. Бесы, разумеется, тоже не смогут так близко подобраться незамеченными.

— А нельзя ли что-нибудь колдовское использовать? — предложил я. — Вон у Олёны была же шапка-невидимка.

— Сомневаюсь, Государь, — подал голос Виторамус. — Невидимость это одно, а вот от самого колдовского предмета очень сильные астральные возмущения идут и даже маг среднего уровня их сразу заметит.

— Плохо. Значит, ни на какие артефакты нам рассчитывать не приходится, так что ли?

— Увы, Государь, — Виторамус по своей привычке протёр платочком пенсне, — даже на далёком расстоянии, но находясь во дворце, колдовской предмет будет сразу обнаружен. Поэтому мы даже говорушками пользоваться не можем.

— А кто кроме бесов сможет к Змею незамеченным подобраться? — я обвел взглядом сотрудников. — Маша? Можно облачком тумана обернуться и подлететь к нему незаметно?

— Обернуться можно, — кивнула Маша, — только моё присутствие от фон Дракхена всё равно не скрыть. А потом, как вы себе это представляете, мсье Теодор? Проникну-то я туманом легко, а вот чтобы какие-то действия производить, мне необходимо обычный облик принять. Не скажу же я этому вашему Змею: «Монсеньёр Дракхен, а не соблаговолите вы отвернуться на секундочку, силь ву пле, пока я вам яду в бокал плесну немного?»

— Ну да, согласен, — вздохнул я. — Права ты, Машуль… А кто еще сможет? Скелетам повод нужен чтобы близко подойти, а попробуй, придумай такой повод… Ну, какие будут идеи?

Идей было много, но все абсолютно бредовые. Я даже перечислять их вам не буду. Единственно более-менее разумное предложение, хотя и крайне пораженческое, выдвинул дед:

— Да ну его ентого Дракхена… Кощеюшка вернётси — пущай сам с ним разбираетси.

Спасла положение Олёна. Во время обсуждения она сидела молча, внимательно слушая, а уже потом, когда в Канцелярии повисла гнетущая тишина, спокойно предложила:

— А давайте я к Змею открыто приду? Я же у него частая гостья одно время была, — девушка слегка покраснела, видимо вспомнив свою мимолётную слабость, когда предлагала фон Дракхену свои услуги. — Прикинусь, будто опять ему в услужение набиваюсь, да и с собой кого-нибудь якобы в подарок прихвачу. Да вот, хоть Машеньку, например. Змей до девок охочий, небось новой-то наложнице обрадуется.

— Мерси, подруга, — горько протянула Маша, а все задумались, переваривая идею.

— А что, — медленно протянул Калымдай, — в целом мысль хорошая.

— Ничего хорошего я не вижу! — категорически заявила наша вампирша. — И вообще, я слышала из многочисленных источников, что фон Дракхен интересуется полными дамами…

— Так ты же всё время жаловалась, что растолстела тут с нами, — перебил я Машу.

— Я образно, мсье Теодор! Исключительно для лучшего понимания вами проблемы! А так, — она втянула живот и щёки, — фофем-фофем фуфая!

— «Совсем-совсем худая»! Я понял, босс! — перевел наш местами сообразительный бес.

— Вы, мсье Теодор, лучше нашу великолепную бухгалтершу Змею отдайте! — предложила Маша, но вдруг поникла и вздохнула: — Знаете, как страшно?..

— Эх, внучка, — Михалыч погладил вампиршу по голове, — конечно знаем. Ажно поджилки трясутси… А надо.

— Ты блин, это, — Аристофан похлопал Машу по руке, — мы же там рядом будем, в натуре.

— Спасибо, рогатенький, — вздохнула Маша. — Только толку там от вас… Ну, хорошо. Только на поминках спойте что-нибудь весёлое.

— Машуль, ну перестань, всё будет хорошо, — я попытался подбодрить Машу. — У нас же всегда всё получается!

— Потому что мы — Канцелярия, босс! В натуре?

— В натуре, Аристофан, правильно. Ну, если этот вопрос решили… Калымдай, что там дальше по плану?

— А всё, Федор Васильевич. Как Змей козлёночком станет, тут уже и я со своими парнями в замок зайду. Оборону там организуем на всякий случай и начнем зачистку делать.

— Так это, босс… — Аристофан поднялся. — Мы пойдём в натуре?

— Что, прямо сейчас? — опешил я.

— А чего тянуть, Фёдор Васильевич? — пожал плечами Калымдай. — Ваш Дизель сейчас подберёт нам тридцать скелетов во главе с Кешей, да и начнут Аристофановы бойцы нас к Стеклянной горе партиями и перебрасывать.

— Ну-у… ладно. Хорошо. Давайте… — протянул я и вдруг до меня дошло: — Эй, стоп! А я?! А нам с Михалычем что делать?

— А ты, босс, у нас типа командир, — пожал плечами Аристофан. — Типа здесь сидишь и пальчиком реально так шевелишь мол, бесы — туда, скелеты — сюда, Машка — живо в койку к Дракхену… Ой! Я же шучу в натуре, Маш!

— Действительно, Фёдор Васильевич, — серьёзно кивнул Калымдай, — вам, как главнокомандующему не гоже самому войска в бой вести. Осуществляйте тут общее руководство, а как операция закончится, мы вас вызовем по говорушке, а там, в замке уже и встретим.

— Как-то нехорошо это… — начал я, но меня перебил дед:

— Сиди уж, Федька. Какой там из тебя вояка? Только мешатьси под ногами будешь, да телохранителей себе требовать.

— Да ну тебя, дед… Всё равно так не честно!

— Вам, Фёдор Васильевич, самое сложное достанется, — успокоил меня Калымдай, — ждать нас, да волноваться за исход операции.

— Ладно… Только волноваться я не буду — вы же у меня орлы! И орлицы, Машуль, конечно же. Всё у нас получится.

Врал я, конечно. Волновался да еще как! Бегал по кабинету из угла в угол, пока Михалыч немного не успокоил подзатыльником. Всё равно как-то не хорошо всё это. Мои сейчас там воюют, да не абы с кем, а со знаменитым Змеем! А я тут прохлаждаюсь. А может рвануть к ним? Шмат-разум у меня — секунда и я уже там.

— Вот я сейчас кому-то тем самым половником и заеду, — угадал мои мысли Михалыч. — Сиди уж, внучек, жди. Воевать — дело дурное, много ума ить и не требует. А вот ждать-дожидатьси, маяться от неизвестности, это трудно, Федь. А только чем зазря себе и мне нервы мотать, ты бы лучше подумал, внучек, а как ты в ентой горе стеклянной всё обустраивать будешь после победы?

О, кстати, действительно есть над чем подумать.

— Дизель!

— Клац-клац!

— Вот что, дружище, надо мне в долгую командировку отправить с сотню скелетов. Подберешь надёжных?

— Клац-клац!

— Молодец. Давай тогда сейчас и беги да приводи их сюда — пусть в коридоре ждут…

— Клац-клац?

— Нет, Дизель, даже и не проси — ты нам тут нужен.

— Клац-клац…

— Понимаю, дружище, но вот такой уж мир несправедливый… Виторамус, не уходи, есть идея одна… Гюнтер, организуй мне ведро самогона попроще, — я выложил на стол коробочку с Шмат-разумом. — Чую я, придётся бедолаге сегодня попахать. Надо его дозаправить хорошенько.

— Балуешь ты его, внучек, — проворчал Михалыч. — И бутылки бы хватило.

— Михалыч — жмот! — гулко донеслось из коробки.

— Я не жмот, — строго ответствовал дед, — я — экономный. Понимать надо.

* * *

— Фёдор Васильевич, — внезапно раздался у меня в голове голос Калымдая. Я даже подскочил: — Ну?! Что?! Как вы там?!

— Всё в порядке, — коротко доложил он. — Потерь нет, операция прошла успешно, ждём вас в тронном зале замка.

— Ура, дед, — тихо сказал я, сам еще не веря победе. — Поехали.

Ух, какая суматоха поднялась вокруг меня! Дед начал спешно загружать две корзины припасами, я метнулся к столу за красным фломастером, Виторамус семенил за мной, умоляюще протягивая очередной артефакт, завернутый в тряпицу и накладную на подпись. Бесенята возбужденно верещали, подпрыгивая в моём кресле, а обиженный Дизель нервно клацал челюстью и кивал черепом.

— Не возьмёте ли меня с собой, Ваше Величество? — уловил минутку Гюнтер. — На случай, если придётся успокаивать наложников фон Дракхена. Зачем нам паника? А так я успокою милых напуганных мальчиков, позабочусь о них…

— Гюнтер, да сказали же — там две девицы только в наложницах, — отмахнулся я. — Мальчиков вообще никаких, успокойся.

— Мужлан он, этот ваш фон Дракхен, — вздохнул Гюнтер. — Я останусь, пожалуй, столько хлопот еще предстоит…

Наконец, закончив все приготовления, мы вышли в коридор где нас поджидала сотня ответственных товарищей в лице дворцовых скелетов.

Я достал коробочку:

— Шмат-разум, осилишь перенос меня с Михалычем, Виторамуса и сотню скелетов на Стеклянную гору?

— А то, хозяин! — счастливо икнулось из коробочки.

— Сейчас ента морда пьяная, как занесёт нас… — начал было дед, но умолк, обреченно махнув рукой.

— Давай тогда Шмат-разум, переноси всю вышеперечисленную компанию в главный коридор перед тронным залом!

Рябь, вспышка и мы стоим в главном коридоре… нашего дворца.

— Ещё и повезло, внучек, — хмыкнул дед. — А мог бы и в замок какого-нить людоеда африканского занести, от бы побегали тогда!

— Шмат, твою ж дивизию, разум! — встряхнул я коробочку. — Самогон прокисший был? Ни капли теперь на задании!

— А чё, хозяин? — забормотал голос. — Чё не так-то?

— В замок фон Дракхена, на Стеклянную гору, дубина, а не в наш дворец! Живо давай, нас там уже заждались, небось.

Я специально попросил перенести в коридор, а не сразу в тронный зал — хотелось оглядеться немного. Коридор был просто огромен. Станции московского метрополитена просто рыдают в тряпочку от зависти. Мрачновато, на мой взгляд, всё вырублено прямо в скале, но гладко отшлифовано, повсюду на стенах факелы, а в целом — очень даже впечатляюще. Только жарко. На отоплении фон Дракхен точно не экономил.

В зале была целая толпа. Около трона стояли кучкой бесы во главе с Аристофаном, девчонки хихикали и перемигивались с Калымдаем, а его ребята выстроились в две шеренги, образовав живой коридор от дверей.

— А где оркестр и красная ковровая дорожка? — хмыкнул я, шагнув в зал.

А все они вдруг разразились аплодисментами. Так и продолжали хлопать, пока я не добрался до трона, влез на него с ногами и поднял руку, призывая к тишине:

— Завязывайте хлопать, я то-то тут причём?.. Ну-у… Молодцы! Вот, молодцы и всё тут! Мы, ребят, сделали сегодня великое дело и ваш подвиг будут вспоминать еще многие столетия, прославляя вашу храбрость, хитрость, ловкость и верность царю-батюшке и Отечеству! Ура! — Дождавшись, когда стихнут радостные вопли, я продолжил: — Только праздновать будем позже, а сейчас нам надо закрепиться на захваченных позициях, наладить местный быт под себя, освободить Кощея-батюшку, а вот тогда… Ух и напразднуемся же!

Поорав еще немного, все разбежались по замку, а у трона остались только командный состав в моём лице, ну и прочие приближенные лица. Скелеты притащили стол, на который Михалыч ту же стал выгружать припасы и мои оголодавшие товарищи с энтузиазмом накинулись на еду, смеясь и возбужденно переговариваясь. Дав им немного перекусить, я в нетерпении заёрзал на троне:

— Вы хоть расскажите, как вам Змея удалось побороть, интересно же…

— Ой, что было, батюшка! — засмеялась оживленно Олёна. — Я пред фон Дракхеном предстала, а Машеньку же на цепи за собой тащу…

— Реальный такой прикид, босс, — перебил её Аристофан. — Кожа, ошейник, цепь… Гламурненько в натуре!

— Я дракону-то и говорю, — Олёна неодобрительно покосилась на Аристофана, — мол, батюшка, а я с подарочком к тебе и Машеньку к нему подталкиваю. Он нашу девочку-вампиршу как увидел, так козликом и заскакал вокруг и никакого зелья не надо!

— Брутальный кавалер, — подтвердила Маша. — Только на голову скорбный.

— Он тут же Машку и хотел в натуре залюбить, — заржал бес.

— И ничего смешного, рогатенький, — вздохнула Маша. — Тебе смешно, а он уже накинуться собирался. Как бы бросился, как бы схватил руками своими сильными, как бы прижал… Эх…

— А я ему и говорю, — продолжила Олёна, — мол, батюшка, такой подарок и обмыть бы надо, горло с дороги промочить, да рабыню новую алкоголем успокоить. Он сразу три кубка и сотворил, да винища бутыль целую.

— Вкусное, небось было, — вздохнул Аристофан, — такой конкретный дух по залу шёл…

— Вкусное, — подтвердила Олёна, показав бесу язык. — Пока Змей нам подробности ночи любви в лицах показывал, мы с Машенькой ему в кубок зелья-то и плеснули. Вот и всё, батюшка.

— Он заорал так конкретно, босс, когда хлебнул винца-то, — добавил бес. — Я думал, реально оглохну. А потом бабахнуло и всё, типа нет больше змеюки.

— А где сам Змей-то? Вы бы хоть показали какой из него козлик получился… Ну, чего вы хихикаете? Показывайте, давайте.

Аристофан подошел к небольшой, незаметной двери, распахнул её и ухмыляясь проорал, подражая Гюнтеру на официальных приёмах:

— Его бывшее охрененное благородие! В натуре!.. Эй, животное, выходи давай конкретно.

Я затаил дыхание и невольно напрягся, а из проёма двери вышел покачиваясь из стороны в строну… пингвин!

— Твою ж мать… — протянул дед. — Енто что еще за животинка такая?

Ну да, натуральный такой пингвин, совсем не высокий, в метр где-то. Он шёл характерной раскачивающейся походкой, похлопывая себя крыльями по бокам, вот только вместо классической пингвиньей головы на длинной шее торчала маленькая драконья голова.

Подойдя к трону, пингвин огляделся и возмущенно пропищал:

— Вы чего, гады?!

Как потолок не обвалился от нашего хохота, до сих пор понять не могу. Чудо, наверное.

— Ах, так?! — пискляво заорал бывший Змей. — Да я вас сейчас!..

Он вдохнул глубоко, напрягся, выкатил глаза и выдохнул в меня тонкую жиденькую струйку черного дыма.

— Давай на спор, — предложил я, доставая сигару, — у кого больше дыма будет?

— Вы чего наделали?! — снова запищал фон Дракхен. — Всех убью! Сожру, выблюю и снова сожру!

— Бе-е-е… — протянула Олёна.

— Фу, как вульгарно, — наморщила носик Маша.

— Виторамус, — наклонился я к хранителю, — можно проверить его на предмет колдовских сил? А то шваркнет сейчас файерболлом и еще чем неприятным…

— Минуту, Государь.

Виторамус подошел к Змею… к змеепингвину, точнее, достал из кармана коробочку с солью и густо посыпал ею фон Дракхена. Драконья голова с удивлением следила за его манипуляциями, а потом слизнула соль со своего плеча и с явным удовольствием проглотила.

— Ещё давай! — потребовала она.

— Никакой магии, Ваше Величество, — поклонился бес.

— Вот и отлично! Аристофан, гони его в камеру какую-нибудь, да охрану понадежнее приставь, мало ли что.

— Енто как же из такой змеюки, вот такая несуразица получилась? — задумчиво протянул Михалыч, глядя вслед уводимому бесами фон Дракхену, смешно переваливающемуся со стороны в сторону, нелепо хлопая крылышками.

— Эволюция, деда, — пояснил я. — Плюс — постоянное магическое вмешательство.

— Хочешь без сгущенки остаться?

— Есть птичка такая, деда, — торопливо начал объяснять я, — пингвин называется. Летать не может, зато плавает классно. Обитает очень далеко от нас. А со Змеем, думаю тут понятно. Птицы же от динозавров произошли, вот в процессе превращения Змея в козлика и произошло смешение генов, да и то, что Змей колдовством пропитывался многие века постоянно, тоже свою роль сыграло. Вот и получите такое чудо.

— Да и хрен с ним тогда, — махнул рукой дед. — И так хорошо.

— Ладно, — вздохнул я. — За работу. Маша, Олёна, разберитесь с пленницами, пожалуйста. Если проблем не будет — организуйте их доставку по домам.

Девчонки кивнули и, перешёптываясь по своему обыкновению, вышли из зала.

— Кеша! — махнул я скелету. — Подыщи-ка мне верного и ленивого скелета.

— Клац?

— Ну, такого, который может год проваляться и с места не сдвинуться.

— Клац!

— Калымдай, надо будет тут оставить отряд небольшой на всякий случай, ну и смену ему организовать.

— Уже сделано, Федор Васильевич.

— Молодец. И еще, — я поманил его поближе и зашептал: — Казну нашли? Надо срочно организовать охрану, а то, как бы бесы наши…

— А чё сразу — бесы, босс?! — взвился возмущенный мастер подслушивания. — Да мы ваще в натуре, только одним глазком и глянули конкретно!

— Хана казне, — хмыкнул дед.

— Да без базара, босс, ты чё?! Мы чё, сявки какие у своих тырить?! По горсточке золота взяли и всё!

— Вот и надо охрану ставить, — кивнул я. — Калымдай, организуй.

В зал, цокая по гранитному полу, вбежали два скелета.

— А, Кеша. Иди-ка сюда. За прошлые и будущие заслуги, награждаю тебя верный наш скелет, почетным знаком. — Я вытащил фломастер и нарисовал на его лбу большую красную букву «К». — Вот, носи с гордостью! Всем говори, что это имя твоё, но на самом деле, это тайный знак, обозначающий Кощея нашего, батюшку, которого ты скоро освобождать будешь.

Кеша счастливый до невозможности, поклонился и подтолкнул ко мне другого скелета:

— Клац!

— Ага, вижу. Вот что, молодец, есть у нас для тебя особо важное и ответственное задание. Отличительный знак на лоб ты прямо сейчас получишь, а вот имя заслужить надо.

— Клац-клац-клац! — защелкал счастливый скелет.

— Тише-тише, — я вывел у него на лбу знак бесконечности. А что? Загадочно, символично и вообще прикольно. — Знак этот означает вечную борьбу нашу за лучшее будущее и в перспективе — построение нашего царства на всей Земле. Гордись, боец!

Мог бы скелет расплакаться от счастья — точно бы зарыдал.

— Теперь слушай задание. Сейчас наш хранитель заколдует тебя, сменив личину на большого дракона. А ты будешь лежать тут в зале и спать. Ворочайся, вздыхай, храпи и больше ничего. Лежать так тебе придется долго, может быть целый год. Справишься, боец?

— Клац-клац-клац!

— Ну, иди родимый к Виторамусу, начинайте преображение.

Я повернулся к Калымдаю:

— Я сотню скелетов привёл — в помощь твоим ребятам если что. А так, пусть тут за порядком следят, чистоту поддерживают, да прохожих отпугивают. А местных скелетов оцени — если нормальные ребята, пусть остаются нашим в помощь, ну а нет…

— Сделаем, Фёдор Васильевич.

— Ну, тогда пошли казну смотреть.

— Дельная мысль, внучек! — оживился Михалыч. — Наконец-то из тебя государственный ум попёр! Бегу-бегу, сейчас только корзинку прихвачу.

— Кошеля тебе шестипудового мало? — проворчал я, но дед, сделав вид, что не услышал, чуть ли не вприпрыжку побежал за корзинами.

* * *

— Это — казна?! — протянул я потрясенно.

Зал, ну, может быть, чуть-чуть меньше тронного был завален драгоценностями. Посредине высилась гора золота почти до потолка, с которой во все стороны лавинами и ручейками скатились монеты, целые слитки, камешки, разнообразные украшения и столько еще всякого драгоценного барахла, что просто глаза разбегались. Да и сами глаза приходилось постоянно щурить от света факелов. Не то чтобы они ярко светили, но лучики, отражающиеся от горы золота, просто резали глаза.

— Чур — я первый! — заорал я и с разбегу ласточкой нырнул в золотую гору. — У-у-у! Больно, блин!

— Государственный ум, — вздохнул Михалыч и пристроился с краю с корзинками.

— Аристофан, Калымдай, — скомандовал я, — выдать своим бойцам премию, только настрого им укажите, чтобы язык за зубами держали. Деда, позаботься о наших канцелярских и девчонкам их долю не забудь.

— И Тишке с Гришкой в натуре, — фыркнул Аристофан и едва увернулся от золотой тарелки, запущенной в него Михалычем.

— Позабочусь, внучек, даже и не переживай, — ласково протянул дед, горстями сгребая в корзинку монеты.

— Аристофан, а слабо тебе сверху съехать и не упасть? — Калымдай протянул бесу большой, золотой поднос.

— Обижаешь в натуре, — оскалился бес, выхватил поднос и полез на вершину горы.

— Ставлю червонец на Аристофана, — заявил я.

— Спасибо, босс! В натуре оправдаю! — донёсся голос издалека. — Эх, залётные-е-е!!!

Как профессиональный сноубордист, Аристофан ловко скатывался с горы золота, огибая выпирающие кувшины и рукояти мечей, но почти уже в самом низу, радостно вереща, он вписался в большой ларец и кубарем покатился по полу, веером разбрызгивая во все стороны монеты.

— Червонец, господин генерал, — протянул ладонь Калымдай.

— Эх, Аристофан… — я нагнулся, подобрал с пола монету и протянул полковнику. — По миру меня пустишь.

— Ща, босс! Первый раз несчитово! Где поднос?

Оставив их резвиться, я кивнул Михалычу:

— Пошли, деда, бухгалтерию порадуем. Пусть присылают сюда специальную счетную бригаду, да переносят золото к нам.

— Да чего тебе ножки свои утруждать, внучек? — дед закончил забивать золотом свой кошель и с трудом подтащил ко мне корзинки. — Давай сюда Шмат-разум, а сам пойди отдохни Феденька, намаялси небось. А я уж сам смотаюсь туды-сюды пару раз, а потом всю бухгалтерию как есть сюда приведу.

Я только махнул рукой. Дед не успокоится, пока запас на будущее не сделает. Ладно, не обеднеет Кощей от пары корзинок. Даже пары десятков, если знать нашего деда.

Дом, милый дом, или Надо, Федя, надо

Я лежал на диване, рассматривал вьющийся хитро завёрнутыми струйками дым от сигары и размышлял. Ну да, люблю я это дело иногда — подумать, не надо удивляться. Часто — даже совсем неплохо получается. Сейчас я еще раз продумывал план похищения из тюрьмы Кощея. Получалось так, что всё было готово к этой операции. Пингвино-змей у нас во дворце, Стеклянная гора обезврежена и там везде наши бойцы, готовые к любым неожиданностям. Комната, экранированная солью давно готова. Кеша здесь, в коридоре с ноги на ногу переминается от нетерпения. Шмат-разум после переноса ценностей из замка фон Дракхена в нашу казну тоже уже у меня. Что я забыл?

— Деда, а ты с цепями сам справишься? Может из мастерских кого возьмём?

Михалыч только фыркнул от возмущения.

Ну а что? Там же не только замки, наверное, которые дед как семечки щёлкает, цепи же тоже как-то в стене закреплены? А ладно, я деду верю. Раз сказал, сделает — можно не сомневаться. Ага, вот. Надо царю-батюшке какую-нибудь одежду прихватить — его же на Кешу напялим.

— Гюнтер!

— Вызывали, Ваше Величество?

— Организуй Кощею-батюшке какую-нибудь одежду попроще. Халат, что ли… Тащи живенько сюда, а то скоро уже пойдём за Кощеем.

— Даже не верится, — вздохнул Гюнтер. — Неужели уже сегодня вечером я буду подавать ему ужин?

— Сплюнь. И Аристофана по голове три раза постучи.

— Я лучше о стол, Государь.

— Ничего мы не забыли? Ванну набери Его Величеству. Перекусить немного.

Гюнтер только фыркнул мол, без сопливых разберемся, и умчался за одеждой.

Ну, вот и конец моему царствованию. Сегодня вечером я опять стану простым скромным начальником одного из многочисленных отделов при дворце. А все эти дворцовые хлопоты, заботы, всё теперь по боку. Новый год отпразднуем и совсем свободен буду. Стану к Варе через день ездить, а то и вообще в отпуск уйду, погощу у неё хоть пару недель.

— Пошли, внучек? — прервал мои мечты Михалыч.

— Ага, давай собираться. Сейчас Гюнтер одежду для Кощея притащит и можно отправляться… Кеша! Зайди!

В кабинет ворвался бравый скелет и вытянулся по стойке смирно.

— Готов, Кеш? Не передумал? Смотри, если обнаружат тебя раньше времени — уничтожат.

— Клац!

— Понял. Молодец. А вот и Гюнтер. Ну, деда, бери свои инструменты и поехали.

В темнице всё было по-прежнему. Хотя с чего бы тут что-то должно измениться? Темнота, тихий лязг цепей и скрипучий голос Кощея:

— Одолел-таки, Федька Змея?

— Здрасте, Ваше Величество. А вы откуда знаете?

Он только фыркнул.

— Давай Михалыч, — я включил фонарик на кольце и стал светить деду.

Дед внимательно осмотрел и ощупал цепи и принялся за работу.

— Казню я тебя, Федор Васильевич, — качнулся Кощей на цепи, — как есть казню.

— Это вы можете. Даже не сомневаюсь. А за что? Интересно всё-таки…

— Я столько сотен лет с фон Дракхеном бился и никак одолеть его не мог, а тут ты пришел, раз-два и прибил гада. А что люди теперь скажут? Мол, совсем Кощей слабый стал, а?

— Ну, во-первых… Погоди, деда, давай я с этой стороны зайду — тебе удобнее будет… Я говорю, во-первых, Ваше Величество, не убил Змея, а просто обезвредил, я же не живодёр вам какой. А во-вторых, это и не я вовсе, а Канцелярия. Вы же всю Канцелярию казнить не собираетесь?

— Всю — нет. А тебя, как начальника — запросто.

— Воля ваша, я к несправедливости мира давно привык. Да и вас прекрасно понимаю. Заскучали вы по злодействам и казням тут, вот и отрываетесь на первом попавшемся. А чего, кстати, не на Михалыче?

Дед хихикнул, Кощей фыркнул, а Кеша тихо клацнул.

— Ладно, Федька, живи пока. Я еще проверю как ты там без меня правил. Небось премий понавыписывал себе да сотрудничкам своим, а?

— За дело, Ваше Величество, только за дело. А как не поощрить хороших работников? Они же от вас к Гороху сбегут.

Цепи ослабли, Кощей опустился на пол и тут же ухватился за стену.

— Ух ты, ослабел-то я как… — удивленно протянул он.

— Ничего, батюшка, — дед взялся за замки. — Отожрёшьси дома, накопишь силушку былую, да пойдёшь опять мечом направо-налево махать.

— И пойду, — кивнул Кощей. — Работа такая... Курить хочется.

— Потерпите, Ваше Величество, — вздохнул я. — Сами же знаете, что тут нельзя курить — охрана учуять может.

— А всё равно хочется, — капризно протянул Кощей.

— А ну стой не дёргайси! — прикрикнул Михалыч. — А то мы тут с тобой до самого Нового года провозимся.

— А кстати, Новый год, — прищурился царь-батюшка. — Что это ты там затеваешь, Федор Васильевич, да еще и за казённый счёт?

— Порадовать ваших поданных хочу, Ваше Величество. Трудятся они себя не жалея, надо бы и им праздник малый устроить. Пусть отдохнут денёк, выпьют за ваше здоровье и через недельку снова за работу. Всем же только польза от этого. И, кстати, вовсе и не за казённый счёт праздник. Ну, почти.

— Хитришь ты, Федька, — хмыкнул Кощей. — Ладно, во дворце разберемся. Но если что…

— Знаю-знаю: или сожрёте, или казните, или ваш меч — моя голова с плеч.

— Не перебивай царя, — привычно проворчал Кощей. — Ну, долго еще, Михалыч?

— А всё, Кощеюшка, — дед осторожно положил цепи на пол. — Раздевайся, родимый.

— Вы хоть отвернитесь, — пробурчал царь-батюшка.

Кеша на стене в цепях, да в царской одёжке выглядел натуральным Кощеем. Кто нашего Великого и Ужасного, так как я хорошо не знает — ни за что не отличит.

— Хороший мальчик, — сказал Кощей, надевая на голову Кеши свою корону. — Смотри, не потеряй — это моя любимая. Ну не скучай, боец. Вернешься — медаль дам. И орден в придачу.

— Давай, Кеша, держись тут, — кивнул я скелету и вытащил из кармана джинсов коробочку. — Эй, Шмат-разум, а перенеси-ка меня, Михалыча, да Кощея-батюшку прямо в его комнату тайную, от врагов скрытую.

— Звиняй, хозяин, — донеслось из коробочки, — никак не могу. И за ведро самогона тоже не смогу, — сразу определил он серьёзность своей позиции.

— Во блин… — я растерянно повернулся к деду, — влипли… А чего это вы хихикаете?

— Уволю я тебя, Федь, — хмыкнул Кощей. — Вот теперь — верю, что ты не сам ходил фон Дракхена воевать.

— Ты же сам солью комнату велел обложить, внучек, — прошептал дед.

— Блин. Это всё нервы, Ваше Величество и хроническая усталость… Шмат-разум, переноси нас в библиотеку.

— Под Лысой горой, — торопливо добавил дед. — А то занесёт нас сейчас в Александрийскую…

— Так её же вроде сожгли, деда? — успел спросить я, перед тем как разлететься на молекулы. А откуда-то из глубин мироздания едва слышно донеслось:

— Енто не я, внучек…

* * *

Никакой торжественной встречи царя-батюшки во дворце, конечно же, не было.

Только Гюнтер и взмокший от волнения фиолетовый начальник библиотеки.

— Ваше Величество, — буднично поклонился Гюнтер, будто и не расставался с Кощеем и распахнул дверь в тайную комнату. — Сюда извольте.

Кощей огляделся, потянулся и вдруг выбросив руки вверх, замер. По его телу побежали крохотные искорки, спиралями скатываясь вниз.

— Ух… — довольно вздохнул Кощей. — Вот я и дома.

Не глядя больше ни на кого, он вошёл в комнату, а за ним юркнул и Гюнтер. Дверь закрылась и мы остались одни.

— Всё, деда?

— Всё, внучек. Пошли отседова… Бывай, Емельяныч, — дед хлопнул местного начальника по фиолетовому щупальцу и зашагал к выходу.

— Хоть бы спасибо сказал… — пробурчал я, поспешая за дедом.

— Скажет еще, внучек, — хмыкнул на ходу Михалыч. — Устанешь «пожалуйста» говорить.

— Ну и ладно. Вечером сдам ему дела и свободен как герой песни «Арии».

— Конечно, внучек, — протянул дед. — Мечтай Федька, пока можешь.

— А чего не так?

Дед только отмахнулся.

В Канцелярии за обеденным столом расположились Маша с Олёной, а напротив них — Калымдай с Аристофаном.

Бесенята, увлеченные «Утиными историями» даже не обернулись на скрип двери, а вот Дизель высунул череп из генераторной, не переставая вращать ручку. Я кивнул ему мол, всё в порядке и он коротко клацнув, исчез, прикрыв за собой дверь.

— Смотри, внучек, — фыркнул дед, — пока мы с тобой на ответственном задании головами рискуем, царя-батюшку спасая, они тут уже самогоном наливаютьси!

— Коньяком, дедушка Михалыч, — томно поправила Маша.

— Типа за успех, босс! — Аристофан отсалютовал мне стаканом.

— Мы по чуть-чуть, — смутилась Олёна.

— Нервы, — виновато вздохнул Калымдай.

— Да на здоровье, — отмахнулся я. — Заслужили, можно и расслабиться. Всё равно дел у нас больше нет. Хм-м-м… Странно как-то звучит, а? У нас и вдруг никаких дел.

— Давай к нам, босс, — Аристофан взялся за бутылку, но я помотал головой.

— Не хочется чего-то, Аристофан.

— Ты реально заболел, босс, — взволновался бес. — Тебе выпить надо срочно в натуре.

— Не, спасибо. Сейчас Кощей-батюшка отдышится, в ванной отмокнет, да пойду дела ему сдавать. А вот потом можно будет немного и накатить.

— Мы подождём, босс, — самоотверженно кивнул бес.

— Пей, не надо ждать, — я присел на лавку. — Деда, чайку бы, а?

— Со сгущеночкой, внучек? — засуетился Михалыч и тут же сам себе ответил: — С ей, проклятой.

— Чего это ты так на сгущенку ругаешься? — удивился я.

— А для порядку, внучек, — отрезал дед. — Я с тобой к Кощеюшке пойду, так и знай.

— Пойдешь, конечно, — хмыкнул я, — как же без тебя. А чего ты дергаешься, деда?

— А не знаю, — дед устало опустился на лавку, но тут же снова вскочил и зашаркал к буфету за кружкой. — Ить и правда дела у нас закончилися и что-то мне не спокойно от тишины.

— Дедушка у нас без приключений жить не может, — хихикнула Маша и решительно протянула свой стакан Аристофану.

— Ты особо на коньяк не налегай, Машуль, — попросил я. — Мало ли что…

— Да ентой вампирше чтоб напитьси, ведро такого коньяка надо, — хмыкнул дед.

— Да кто же мне столько нальёт? — загрустила вдруг Маша. — А душа просит, погода шепчет, интуиция так прямо в голос кричит!

— Какая душа у вампира? — фыркнул дед.

— Да уж какая ни есть, а моя, дедушка Михалыч, — обиделась вдруг Маша.

— Маше больше не наливайте, — попросил я. — Машуль, ты хоть морковкой, а закусывай всё же.

* * *

— Его Величество Фёдор Васильевич с господином Михалычем! — торжественно провозгласил Гюнтер, открывая дверь в новый кабинет царя-батюшки.

Сам царь-батюшка сидел в любимом кресле за письменным столом и тиранил фон Дракхена. Кивнув нам, Кощей строго указал пингвину костлявым пальцем на коврик у дверей:

— Место! Место, кому сказал!

Пингвин не шевелясь тупо и грустно смотрел на него.

— Вот паразит, — пожаловался нам царь-батюшка, — вот только что слушался, а сейчас опять делает вид, что не понимает… Место! Место кому говорю!

— А тефтельку дашь? — пропищал Дракхен.

Кощей кивнул и пингвин заковылял к двери. Став посреди коврика он выжидательно посмотрел на дрессировщика.

Кощей взял тефтельку с тарелки, покрутил её в пальцах и кинул пингвину:

— Ап!

Дракхен вытянул длинную шею, ловко поймал лакомство в воздухе и счастливо зачавкал, пуская слюни.

— Во-о-о… — одобрительно пробурчал царь-батюшка, — хорошая собачка.

— Аз есмь Змей! — пискнуло с коврика. — Дай тефтельку!

— И куда в тебя только влезает? — Кощей кинул еще одну: — Ап!

Когда и эта тефтелька была благополучно проглочена, Кощей добродушно повернулся к нам:

— Ну чего стоите? Берите стулья и наливайте.

— Угощайтесь, Ваше Величество, — я поставил на стол прихваченную из Канцелярии бутылку коньяка.

— Тебе налить, Федь? — ласково спросил Кощей. — За стаканом сбегать?

— Да сидите уж, Ваше Величество, — вздохнул я. — Сам налью.

— Оборзел Федька, — удовлетворенно кивнул царь-батюшка. — Заматерел, наглости и гонору нарастил. Ну, вылитый царь!

— Работа такая, — я принёс стаканы себе и деду и взялся за бутылку. — Давайте, Ваше Величество за ваше здоровье.

— Да чего ему сделается, — отмахнулся Кощей, с любопытством принюхиваясь к густой струйке, льющейся в его стакан. — Откормлюсь пару месяцев и за дела возьмусь… Так где, говоришь ты такой коньяк урвал, Статс-секретарь?

— Ничего я такого не говорил, — пробурчал я. — А коньяк это благодарные придворные преподнесли за благополучное разрешение проблемы.

— Ну, будем — царь-батюшка опрокинул в себя коньяк, прислушался к ощущениям и покачал головой: — Хорошо живешь, Федька. Мне такой коньяк ни разу придворные не подносили. Да и вообще не подносили никакого.

— Работать хорошо надо, — наставительно сказал дед, прикладываясь к стакану. — Хор-р-роший коньяк! Душевный…

— А я что ж, по-твоему, плохо работаю? — удивился Кощей.

— Ты пей, Кощеюшка, пей, батюшка, — хмыкнул дед. — А кто как работает, разе енто нам судить?

— Оборзели, — повторил Кощей. — Наливай, Федька.

— Ваше Величество, — я нацелился горлышком бутылки на его стакан, — давайте снимайте уже с меня царские полномочия. Никаких моих сил канцелярских уже нет.

— С чего бы это вдруг? — удивилось Его Величество. — Гюнтер! Лимончику нам сообрази!

Дворецкий, будто читая его мысли, чопорно вошел в кабинет, держа в руке поднос с тарелочкой тонко порезанного лимона, присыпанного сахаром.

— А вот, кстати, Гюнтер, — остановил Кощей дворецкого, уже собиравшегося уйти на свой пост за дверью, — ну-ка поведай мне, как тут Федор свет Васильевич правил от моего имени?

Ну, всё, конец мне. Сейчас Гюнтер за всё отыграется. Но на моё удивление дворецкий спокойно сказал:

— Хорошо правил, Государь, достойно. Имя Вашего Величества старался не запятнать, о державе заботился, о слугах не забывал. Проявил себя грамотным руководителем, не раз помог разрешить катастрофические государственные кризисы.

— Морально устойчив, — ошарашенно пробормотал я, — истинный ариец. Не женат.

— Чего? — отвлёкся от удивленного созерцания Гюнтера царь-батюшка. — Что говоришь-то?

— Я говорю, Ваше Величество, что один бы я не справился. Вот кстати — заметили повязку на глазу у вашего дворецкого? Угу. Если бы не самоотверженность Гюнтера, фиг бы мы Лиховида одолели.

— Кукушка хвалит петуха… — начал было Кощей, но осёкся, услышав ехидное хихиканье Михалыча. — Ладно, сами тут разбирайтесь, кто из вас кукушка…

— Ты, батюшка, даже не сумлевайси, — дед покосился на пустую уже бутылку и повел носом в сторону Кощеевой, стоящей на столе, — Федька с твоим заданием отлично справился. Нет, мы, конечно помогали ему и делом, и советом мудрым, присматривали, направляли, но всё остальное — он сам.

— Ишь какой у меня работник-то славный, оказывается, есть, — восхитился Кощей и подтолкнул бутылку деду. — Даже самому теперь стыдно, как я тут без него правил, да дров наломал.

— Ну чего вы, Ваше Величество? — насупился я. — Я же старался.

— Старался, — серьёзно кивнул Кощей. — Вижу, ценю. И не только старался, Федор Васильевич, а и вполне успешно дела мои вёл. Наливай, Михалыч, выпьем моего, хоть и плохонького коньячка за царя нашего Фёдора Первого.

— Да ну вас, Ваше Величество, — я обреченно опрокинул в себя коньяк. Ха, а мой-то и правда, лучше! — Давайте уже заканчивать, да пойду я в своей Канцелярии царствовать.

— Это ты размечтался, Федь, — Кощей влил в себя из своего стакана, почмокал сухими губами и повторил мои мысли: — А твой-то и правда, лучше! Вот где справедливость, а, Михалыч?

— Я вам сейчас весь оставшийся велю принести, — успокоил я царя-батюшку, — только на какие это мечты вы намекаете?

— Слышишь, как излагает, Михалыч? — одобрительно фыркнул Кощей. — «Велю». Пару месяцев назад сам бы побежал, а сейчас велит он.

— Я старался, — скромно потупился дед.

— Успокойся, Федька, — погрозил мне пальцем Кощей. — Никто у тебя до поры до времени трон отнимать не будет. Царствуй на здоровье. Благодарить не надо.

— Не понял… В смысле — царствуй, Ваше Величество? А вас мы тогда зачем из тюрьмы вытаскивали?

— Во, паразит, — восхитился царь-батюшка. — Нет, ты слышал, Михалыч? Это он меня из тюряги освободил, не потому что на волю выпустить хотел меня любимого, а чтобы работу царскую с себя сбагрить!

— От оно тебе надо, Кощеюшка, до мелочей докапываться? — пожал плечами дед. — Для чего, почему?.. Ты ж на воле, чего еще тебе надо? Давай лучше ишо по коньячку.

— Прохвосты вы оба у меня, — вздохнул Кощей и достал из ящика новую бутылку. — На, разливай… Сопьюсь я тут с вами совсем…

— Ваше Величество, — взмолился я. — Я совсем запутался. Что это у вас за намёки такие странные?

— Совсем и не странные, да и не намёки вовсе. Я тебе прямо говорю, Федор Васильевич — продолжай дальше царствовать.

— Ну, занафига, Ваше Величество?! Вы же здесь! Дракхен вон, на коврике скучает. Чего вам еще надо-то?!

— А хвалился-то Михалыч, какого великого царя тут воспитал, — покачал головой Кощей, — а он даже простых вещей не понимает…

— Ну и объясните, Ваше Величество, — обиделся я. — Чего я такого не понимаю.

— Ишь надулся, как наша бухгалтерша на аудитора, — хмыкнул Кощей и посерьёзнел. — Ты, Федь мыслишь сегодняшним моментом, а надо и подальше заглядывать, на полгода, год. На свободе я да в силу еще не вошёл. Дракхена ты победил, молодец, да только слуги его по всему нашему царству разбросаны, выслушивают, вынюхивают. А как прознают, что Змей у меня в плену, а сам я слаб ещё так и жди беды. Да и Гороху с твоим дружком-участковым, зачем раньше времени про мою волю знать? Пусть радуются пока, а в нужный момент уже я их сам порадую. Нет, Федь, сидеть мне в этой комнате безвылазно пока. Буду выходить на часок-другой ноги размять да за тобой приглядеть и сразу назад — за соль прятаться.

— Это я что-то не подумал, — виновато протянул я. — А давайте вы царствовать отсюда будете, а все приказы через Гюнтера передавать, а?

— Я ему про мозельское, а он мне про портвейн, — вздохнул царь-батюшка. — Работай, Федор Васильевич, не ленись. А то живо велю башку снести, царь я или не царь?

— Сложный вопрос, Ваше Величество, — хихикнул я.

— Уел тебя Федька, батюшка? — захекал дед. — Эх, наливайте что ли! Выпьем за царей наших единокровных!

— Каких таких единокровных? — оторопел Кощей. — Ты что несёшь, Михалыч?

— Да енто для красного словца, батюшка, — отмахнулся дед, — уж больно красиво звучит! Наливай, Федька!

В общем, деда в Канцелярию пришлось мне переть на себе. Ну, до ближайших скелетов, если честно, а потом просто контролировать процесс транспортировки.

С царем-батюшкой мы расстались мирно. Я повздыхал, но всё же согласился с его доводами. Придётся еще царём попахать. Ладно, ничего не поделать. Дед поддерживал меня категорически. Как и Кощея. И фон Дракхена с Гюнтером. Нализавшись, дед стал сентиментальным и всё просил Кощея подарить ему пингвина мол, мы сейчас с внучком пойдем к Виторамусу и тот нам быстренько найдёт зелье для оборота Дракхена в собачку. А ужо на той собачке и Тишка с Гришкой кататьси смогут и… Ну и так далее, по привычной схеме.

В Канцелярии нас так и не дождались и разошлись. Остался лишь Аристофан, да и тот с трудом оторвал голову от тарелки с квашеной капустой, поднял приветственно стакан, опрокинул в себя и снова рухнул в капусту. Вот такая у царей жизнь — и выпить не с кем.

Ах эта свадьба, или Ни за что, блин, не женюсь

— Не пойду! — категорически заявил я. — Лучше сразу здесь прибейте.

— Надо, внучек, — вздохнул дед. — Больше-то и некому…

— Вот пусть Калымдай сам и идёт, а я еще пожить хочу немного. Я даже сам ещё не женат!

— Нельзя нашему бравому полковнику идти, мсье Теодор, — терпеливо вздохнула Маша. — Ну, вы же сами понимаете. Убьёт его мадам бухгалтер, а какая же свадьба без жениха?

— А меня пускай убивает, да? Не жалко.

— Не, босс, не убьёт, не переживай в натуре, — замахал лапами Аристофан. — Ты у нас — фартовый, тебя бухгалтерия любит конкретно.

Я отбивался от предложения погибнуть героической и верной смертью уже с час. Подготовка к свадьбе Калымдая и Тамарки шла полным ходом, но процесс остановился на вопросе о масштабности свадьбы. Калымдай просил церемонию провести в минимальном объеме, как можно скромнее мол, быстро оженят их, посидим нашей тёплой компанией в Канцелярии и вперед — выполнять супружеский долг, вот и вся свадьба, да и Тамарка была не против. Я его понимал и поддерживал. Деду лишние хлопоты тоже были ни к чему, Аристофан был согласен на всё, лишь бы потом налили. В натуре. А вот девчонки настаивали на традиционной свадьбе со всеми причитающимися элементами и обрядами. Ну, там, карета, запряженная шестёркой бесов, выкуп невесты, где мне отведена роль жмотливого покупателя, подвенечное платье с Тишкой да Гришкой, несущими шлейф за невестой и непременно одетые во фраки, ну и прочий женский бред. Абсолютно нереальные фантазии, зато красивые и романтические, ах, шарман, блин.

Но и это не было проблемой. Тут как Калымдай по столу кулаком врежет мол, мужик он или не мужик, так оно и будет. Проблемой была Агриппина Падловна, наша дорогая и всеми любимая, чтоб её аудиторы съели. По её скромному, но единственно верному мнению, свадьбу надо было устроить с размахом, масштабом, приближенным к мировому катаклизму. Закатить такой праздник, чтобы все волки и зайцы в лесах от Лысой горы до Лукошкино, передохли от зависти. Чтобы все европейские короли и императоры валялись с инфарктом, а их королевы и императорши, долго пинали бесчувственные тела каблучками, завывая от досады, что упустили такого славного жениха как Калымдай. И финальным актом свадьбы на сто первый день праздника, было бы церемониальное сожжение Лукошкино и прилюдная кастрация Гороха, как дань богам плодородия. И это я не утрирую, не преувеличиваю. Я — преуменьшаю.

А отговорить Агриппину Падловну от этих грандиозных замыслов должен был я, представляете? А я легко представляю: — Здрасте Агриппина Падловна! А я к вам по вопросу проведения тихой маленькой свадебки… Бум! Бах! И могучий голос нашей бухгалтерши: — Следующий!

Нет уж, сами идите отговаривать.

— А я тебе оладиков напеку, внучек. Со сгущенкой!

— На поминки? Сам кушай деда, а я не пойду… Аристофан, хочешь самогону?

— Не пойду, босс, даже не проси в натуре.

— Ну и я не пойду.

Всё, тупик.

— А енто чё такое-то?! — влетела в Канцелярию Елька и запрыгала на месте от возбуждения. — А я Гюнтера сейчас встретила! А он говорит мол, всё говорит! Мол не будет свадьбы! А это как так?! А как же я тогда замуж выйду, поперёд Тамарки?! Давайте свадьбу!

— У-у-у… — тихо взвыл я. Нам еще только этого голосящего кошмара не хватало.

— На-ка, внучка котлету, вмешался Михалыч. — Пожуй, родимая, только не ори тут.

— О! Елька, а давай ты к тётушке сходишь? — оживился я. — Там-то и вопрос пустяшный — надо свадьбу по нашему сценарию провести, а не по бухгалтерскому.

Елька выплюнула откушенный кусок котлеты, аккуратно положила его в центр стола, скрутила нам фигу и смылась. Дисциплинка, однако. Царю в его собственном кабинете фиги крутят, ну что это такое? А может упиться в хлам? И пусть тогда без меня разбираются.

Пораженческое настроение прервал Гюнтер:

— Ваше Величество, Его Величество требуют Ваше Величество на срочную аудиенцию.

— Развели величеств… — раздраженно пробормотал дед. — Вставай, Федька, чего расселся? Давай-давай, Величество, шагай к другому Величеству!

Да с удовольствием. Лучше к Кощею в пасть, чем к Агриппине Падловне в лапы.

Дверь в библиотеку распахнулась, едва мы с дедом подошли к ней. Не-а это не нас тут так встречают. Просто фиолетовый Емельяныч придерживал щупальцем дверь, пока пара скелетов выносила разрубленного на три части монстрика. Вернулся царь-батюшка и сразу в труды и заботы окунулся, неугомонный наш.

— Его Величество… — торжественно начал дворецкий, распахивая дверь в соляную комнату.

— Да ладно, Гюнтер, — перебил его я. — И так всё понятно.

— Протокол, Ваше Величество, — вздохнул он, но посторонился, пропуская нас внутрь.

Царь-батюшка стояли посреди кабинета, с удовлетворением рассматривая лезвие длинного черного меча.

— А Федька! Здорово, Михалыч. Ну, присаживайтесь смутьяны, али сразу на колени падайте чтобы головы вам смахнуть сподручней было.

— И вам не хворать, Ваше Величество, — я подвинул стул поближе к столу и со вздохом опустился на него. — А чего это вдруг мы смутьяны?

— А вот это мы сейчас и выясним, — Кощей обошел стол и уселся в кресло. — И чего, и почему, и как вы вообще до бунта докатились.

— А у нас бунт? — удивился я. — Михалыч? Ты что-нибудь заметил?

— Ну что ты к словам придираешься, внучек? Неуважение царю высказываешь. Сказали тебе — бунт, вот и не противьси. Мало ли какая вожжа царю-батюшке под хвост попала.

— Спасибо, Михалыч, — хмыкнул Кощей. — Что у вас там за свадьба такая, что всю Лысую гору с утра трясёт?

* * *

— Не пойду! — категорически заявил Кощей. — Лучше сразу здесь прибейте.

— Ну, Ваше Величество, — заныл я. — Ну вникните в проблему. Ну а кому еще идти кроме вас? На вас-то она руку не подымет…

— Угу, не подымет… — Кощей почесал лоб. — А чего Калымдай не сходит? Или, вон, Аристофана зашли, а я ему от щедрот наших ведро самогона презентую.

Отвечать необходимости не было — разговор шел по кругу уже час.

— Вурдалачку свою пошли, Федька, — в десятый раз предложил царь-батюшка. — Она же живучая, зараза.

— Не пойдет она, — в десятый раз вздохнул Михалыч. — Самому придётся, Кощеюшка…

— Не пойду.

— Ну, хорошо, — я поднялся. — Давайте втроём пойдём. Решать-то вопрос всё равно надо.

Кощей помолчал немного и тоже поднялся:

— А пойдём. Только рыцарей моих с собой захватим.

Рыцари-зомби, кстати теперь разделились на два отряда: двадцатка охраняла царя-батюшку, а десяток сторожил меня. Чтобы не убежал. Чёрный юмор. Самому смешно. Угу.

А идти никуда и не пришлось. Дверь распахнулась и в кабинет вначале влетел Гюнтер, потом два часовых рыцаря, а вслед за ними уже вплыла с грацией сибирского мамонта, наша незабвенная главбухша.

— Вашество, — кивнула она Кощею, — Федька, Михалыч. — Бухгалтерша развернулась к нам необъятной кормой, склонилась над фон Дракхеном и засюсюкала: — А кто енто у нас такой маленький? А кто енто у нас такой хорошенький? А ну-ка, скотинка, посмотри, что тебе тётя Граппа принесла! — она запустила руку в необъятное декольте и, выудив большую кость, помахала ею над распахнутой пастью змеепингвина: — А ну-ка, животинка, скажи тёте «Гав!»

Фон Дракхен молчал, провожая взглядом летающую над ним кость.

— А кто будет упрямиться, — не отставала он него бухгалтерша, — того тётя сначала по попе отшлёпает, а потом и из ведомости на довольствие вычеркнет. Ну, змеиная твоя мордашка, скажи «Гав!»

— Гав, — покорно пропищал фон Дракхен, не сводя взгляда с косточки.

— Хорошая собачка, — кивнула главбух и, отдав ему кость, развернулась к нам.

Мой выход.

— Агриппина Падловна, это вы?! Не узнал — богатой будете! А я смотрю — дама какая-то жутко симпатичная, да вроде знакомая… А-а-а, понял — вы опять похудели? Действительно, не узнать. Эдак неделька-другая и придётся к вам специального слугу приставить, чтобы объяснял встречным придворным кто вы такая. Разоримся мы на вас, Агриппина Падловна. Но красота того стоит!

Уф-ф-ф… Я мысленно показал Кощею язык. Если что — теперь меня убьют последним.

Главбухша кокетливо опустила маленькие глазки, заулыбалась, но скоро опомнилась и грохнула толстой папкой о стол:

— Вызывал, батюшка? Пошто старую женщину гоняешь через весь дворец?

— Это вы — старая?! — взвился я, но меня перебил Кощей, бросив на меня недовольный взгляд:

— Что ты, Агриппинушка, никто тебя не вызывал, мы вот как раз сами собирались к тебе сходить.

— А мне Машка Федькина сказала, что зовёшь мол, отчёт за время Федькиного царствования предоставить.

Ну, Маша, фиг тебе, а не мешок яблок. Правильно я с ним время тянул, теперь ни за что не отдам!

— А, кстати, — оживился царь-батюшка, — ну-ка расскажи мне, как Федька чуть моё царство по миру не пустил. Как он тут премии себе да дружкам своим выписывал, как денежки мои проматывал без счёта.

— Тебе в цифрах, Вашество или коротко? — бухгалтерша открыла папку и взяла верхний листочек.

— Давай коротко. В цифрах подробно озвучим, когда приговор ему объявлять будем.

— Ну ежели коротко… — Агриппина Падловна прищурилась, разглядывая цифры на листе, — то если приход за время Федькиного правления считать за сто процентов, то расходы составили одну тысячную того же, растудыть его процента.

— Не понял, — вскинул брови Кощей. — А мне тут докладывают, что деньги из казны разлетаются как стая ворон от Горохова перегара.

— Так и есть, батюшка, да только приход в казну идёт неизмеримо больший. И уж ежели совсем честно, — бухгалтерша с осуждением взглянула на Кощея, — куда как больший, чем при твоём правлении, Вашество.

— Вот как? — царь-батюшка опустился в кресло и полез за сигарой. — А как же это он умудрился так… Стоп. Не надо. Оставь бумажки — сам почитаю, проверю, а пока у нас к тебе дело есть важное, дорогая ты наша Агриппина Падловна! Вот Федька как раз тебе всё и расскажет, — злорадно ухмыльнулся Кощей.

Зараза. В очереди для кандидатов на звание невинно убиённых, я переместился на первое место.

— Агриппина Падловна, — я горестно вздохнул, — вопрос у нас возник крайне неприятный. Это по поводу свадьбы в частности и безопасности Его Величества в целом.

— А шо такое? — насторожилась главбухша.

— Ой, да что же вы стоите, Агриппина Падловна, — засуетился я, оглядываясь по сторонам. Стулья выглядели очень хлипкими на фоне глобальной фигуры нашей дамы. — Ваше Величество, вот вам стульчик, пересядьте, пожалуйста. А я ваше кресло пока нашей дорогой Агриппине Падловне отдам, вы же не против?

Кощей скрипнул зубом, но радостно заулыбался, закивал головой и сам подтащил кресло главбухше, а пока она втискивала в него свой зад, украдкой показал мне кулак.

А я что? Я же и ничего, я просто как лучше хочу.

— Ты шо? — главбухша задумчиво посмотрела на меня, — свадьбу отменить задумал?

— Да вы что?! — взвился я, Михалыч закатил глаза, собираясь упасть в обморок, а Кощей от возмущения подпрыгнул, звякнув короной на лысом черепе. — Как вы такое подумать могли?! Свадьбе — быть! Это даже не обсуждается!

— Ладно, — выдохнула бухгалтерша. — Живите пока.

— Агриппина Падловна, — я перекрестился, сплюнул три раза, скрутил фигу, потыкал ей во все стороны, всё это — мысленно, конечно, — дорогая Агриппина Падловна! Я вам честно и без обмана скажу. Такая ситуация сложилась, что никак нам нельзя закатывать пышную свадьбу Калымдаю и вашей Тамарке. Всё, теперь убивайте меня, но я вам как родной всё как есть выложил. Другому кому — такого бы наплёл… Вон и Михалыч подтвердит… А вы для меня — святая. Почти родная мать. Вот я и говорю честно и откровенно: будет громкая свадьба — конец тогда царю нашему батюшке, а потом и нам всем вместе с дворцом и Лысой горой. Почему? Если хотите я расскажу вам, только дела это шпионские, политические и начались они за сто лет до моего появления тут. Да и не суть это. Главное — никак нельзя нам светиться в глазах врагов. Есть, конечно, вариант — перенести свадьбу на лето, а лучше — на осень, но уж очень молодым жизнь ломать не хочется. Они такие счастливые ходят, за ручки держатся, друг с друга глаз не сводят, а мы им вдруг всё и обломаем. Наверное, не стоит свадьбу переносить, как вы думаете, Агриппина Падловна?

Уф-ф-ф… Чего это я тут наплёл? Хотя, если жив пока, значит, всё правильно делаю.

— Свадьбу переносить не будем, — коротко и мощно сказала главбухша.

— Вот и я им говорю, — закивал я, тыча пальцами в Кощея с Михалычем, — нельзя свадьбу переносить и всё тут! Мы лучше лишний подарок молодым оформим, чем такую любовь на корню загубим! Верно же, Агриппина Падловна?

Бухгалтерша угукнула и задумалась, а Кощей с дедом переглянулись и так лаково улыбнулись мне, что я машинально полез в карман, проверить на месте ли Шмат-разум. Нет, дед убивать меня не будет, дедушка у меня хороший, внучека любит. Навешает подзатыльников и всё. И Кощей убивать не будет. Но царскими подзатыльниками я точно не отделаюсь.

— И шо ты, Федька, предлагаешь? — настороженно взглянула главбухша.

— Я? Я — ничего. По мне бы, так закатить пир горой, но нельзя. А вот ответственные товарищи, предлагают провести свадьбу тихую, но очень торжественную и тут я с ними согласен.

— Вашество? — бухгалтерша перевела тяжелый взгляд на Кощея.

— Скромничает Федька, — отечески улыбнулся мне царь-батюшка. — Это, Агриппинушка, всё его рук дело. Сам задумал, сам разработал, доклад предоставил. Мы тут с Михалычем посовещались, побранили его, конечно за самовольство и самодурство, но в целом идею одобрили. А уж окончательно — тебе решать, золотце ты наше.

— Ну, если Федька придумал, — золотце тяжело поднялось с кресла, — так тому и быть. Пока ты, Вашество по тюрягам прохлаждался, Федька тут с умом правил, казне большой прибыток принёс, верю я ему. А свадьба… Жаль, конечно, да ить не в свадьбе дело.

Что и всё? Уговорили? А столько дрожали, дёргались…

Я взглянул на мило мне улыбающихся Кощея с Михалычем и резво вскочил:

— Агриппина Падловна, а позвольте я вам дверь открою? Да и провожу вас. Нет-нет, даже не возражайте — это такая честь для меня! Вот сюда, пожалуйста. Осторожнее, на пингвина не наступите, поскользнётесь еще, не дай боги!

Едва сдержавшись не показать язык царю-батюшке, я выскользнул из кабинета, ухватив под руку нашу главбухшу. Погуляю с часок, а эти два старых садиста к тому времени и успокоятся.

* * *

Дворцовый народ с энтузиазмом принял весть о свадьбе. Только вчера мы уговаривали бухгалтершу устроить скромную свадьбу, а сегодня весь дворец уже трясло как Аристофана после масштабной попойки.

Кухня работала круглосуточно с привлечением помощников из других отделов. Иван Палыч, взмыленный, но гордый, одной рукой выравнивал крем на свадебном торте, другой держал за штанишки трепыхающихся в воздухе Тишку и Гришку, укоризненно выговаривая Михалычу:

— Ну, мон шер Михалыч, сделайте уже милость — избавьте кухню хотя бы на сутки от ваших воспитанников! Едва я начал наносить крем на другую сторону торта, как ваши питомцы слизали крем с этой.

Михалыч смущенно крякнул и погрозил пальцем бесенятам:

— Ужо паразиты вернемси в Канцелярию, будет вам и кремом по заднице и тортом по рогам!

Паразиты обиженно заверещали, знаками показывая, что они только хотели помочь, да и вообще шли мимо по важным хозяйственным делам, а тут их схватили, оклеветали и все кулинарные неудачи решили замаскировать, бесстыдно оболгав маленьких ангелочков.

Иван Палыч возмущенно вручил ангелочков Михалычу и те сразу же залезли ему на плечи и яростно запищали в уши, тыкая пальцами в шеф-повара.

— Дорогой мой мсье Аристофан, — развернулся Иван Палыч к нетерпеливо топчущемуся рядом бесу с большой бутылью мутного самогона, — поверьте мне на слово, что пропитывать торт нужно коньяком или ромом. И добавлять самогон в крем тоже не надо. И в качестве украшения мы вашу бутыль сверху ставить не будем. И вообще, — шеф-повар увидел меня и просиял: — Фёдор Васильевич, ну хоть вы объясните этим добровольным помощникам, что я сам прекрасно справлюсь с подготовкой свадебного стола!

— Достали, Иван Палыч? — посочувствовал я.

— Не то слово, — вздохнул он, откладывая лопаточку для крема. — Стоит только отвернуться, как все эти специалисты тут же начинают вносить изменения в блюда. Вот, ваша мадмуазель Марселина, к примеру, всего полчаса назад была замечена в выковыривании из салата с куропатками этих самых несчастных куропаток. Ей, видите ли, мясо нельзя, а салатика очень хочется, вот она и решила заменить птицу на репу. На репу! Представляете?! А час назад коллеги вашего Аристофана притащили на кухню связанного дворецкого, ну этого славного малого — Гюнтера. Его, оказывается, необходимо поместить в торт, чтобы в разгар пиршества, он выскочил из него на радость жениху, — Иван Палыч наклонился ко мне и спросил шёпотом: — А что, наш бравый мсье Калымдай он тоже того… имеет определенные склонности к мужскому полу?

— Ну что вы, Иван Палыч, — я показал Аристофану кулак. — Это у бесов шутки такие оригинальные. А возможно, они надеялись на то, что вы еще не ставили торт в печь и решили насладиться воплями Гюнтера, запекаемого живьём. Бесы…

Шеф-повар вздохнул, а я развернулся к присутствующим:

— Кухня продолжает работу, а все остальные, не причисленные к кулинарным работникам, сейчас отправляются на чистку сортиров, как потенциальные бездельники. И никаких возражений! На кухне ошиваться у вас время есть, а поработать… Куда же вы, господа?.. Ну, вот Иван Палыч, — я проводил взглядом улепетывающих с кухни креативщиков, — работайте спокойно. А на случай подобных инцидентов, я сейчас пришлю вам пару скелетов с пищалями — будут охранять ваш покой.

— Премного благодарен, Федор Васильевич, — улыбнулся шеф-повар, — однако не спешите уходить. Попробуйте-ка, — он мазнул кусочек хлеба тонким слоем соуса, — очередной вариант вашего майонеза.

— М-м-м?.. — я закинул кусочек в рот и тщательно пережёвывал, стараясь вникнуть во вкус. — О! Иван Палыч, вы — гений! Ура! Наконец-то то, что нужно получилось! Ну, всё, будет у нас настоящий оливье на новогодний стол!

— Отлично, Фёдор Васильевич, я зафиксирую этот рецепт и будем действовать строго по нему.

В коридорах сегодня тоже было оживлённо. В обе стороны сновали придворные, суетливо таща, кто стулья, кто столы, а большинство просто неслось по каким-то особо важным делам. Даже меня пару раз чуть не сбили с ног. Ладно, прощаю. В тронном зале столы уже поставили буквой «П» и сейчас накрывали их скатертью и расставляли лавки. Нарядная ёлка, хоть и не очень подходила к свадебному пиру, но смотрелась торжественно и красиво.

— Батюшка! — будто из-под земли выскочила Елька. — А не гоже так! А плакатик мы повесили, а он таперя не тот! А енто же позор на весь мир, а особливо — на твою голову, кормилец!

Я оглянулся. Ну да, «С Новым годом!» совсем уж не к месту.

— Давай, Елька, рысью, снимай эту надпись и вешай новую. Напиши… Ой, да что угодно, лишь бы по поводу. Ну, там, «Поздравляем молодожёнов» или «Тамарка + Калымдай = сто детей». Давай действуй, короче.

Юная кикимора восторженно взвизгнула, закивала и унеслась, а я, еще раз окинув начальственным взглядом зал, направился к себе в Канцелярию.

В Канцелярии Маша с Олёной тихо хихикали, зарывшись в ворох каких-то ленточек, тряпочек, бантиков и прочих женских кошмаров. Даже знать не хочу, что это такое. Остальных не было, только бесенята возмущенно скакали по моему креслу, требуя мультиков, да Дизель сидел на диване, с любопытством листая журнал «Здоровье» за 1983 год, уж и не знаю каким чудом попавший в мой фургончик. А вот Михалыч, вопреки своему обыкновению, не суетился с чашками-ложками, а мрачно сидел за столом, подперев подбородок двумя кулаками.

— Ты чего, деда? — удивился я. — Блины подгорели?

Михалыч только покосился на меня, вздохнул и не ответил. Это уже серьёзно.

— Дед, да что случилось-то? Опять я чего накосячил и не заметил, а теперь всем разгребать придётся?

— Стал бы я горевать по пустякам, — отмахнулся дед. — К твоим огрехам я уже ить и привык, почитай кажный день за тобой подчищать приходитси.

— Ну, спасибо, — обиделся я. — А чего тогда такой хмурый, будто сейф вскрыть не смог?

— Щаз и ты хмурый будешь, внучек, — пообещал Михалыч. — Ты про подарки молодым не забыл?

— Ой, блин… Забыл, деда. Так не беда, думаю. Сейчас смотаемся в Лукошкино, да подберем что-нибудь.

— Что-нибудь, это ты Кощею-батюшке будешь на день рождения дарить, а полковнику нашему надо особый подарок подыскать.

— Согласен. Тамарке-то мы какую-нибудь безделушку откопаем из тех драгоценностей, что ты в замке фон Дракхена спёр, а вот Калымдаю… А что он любит?

— Воевать он любит. Тамарку любит. Кощеюшку обожает, — начал перечислять дед, загибая пальцы, — выпить и закусить не дурак, коней любить должён, как шамахан по крови…

— Стой, деда! Оружие! Давай ему поищем классный меч или лук какой навороченный?

Михалыч задумался на секунду, а потом просиял:

— Ну, весь в меня! От учу я, учу тебя днями и ночами, а только таперича вижу, что не зря я на тебя всю жизнь свою скорбную потратил!

— Да ладно тебе, деда… Давай одевайся тогда, пошли в Лукошкино.

— Не, внучек, ничего мы там хорошего не найдем. Нам же не абы какая железяка нужна. Нам надоть подарок достать такой, чтобы полковник наш зарыдал от счастья, а все вокруг в обморок попадали от зависти!

— А ты тут же и карманы всем обчистишь, — хихикнул я.

— Да тьфу на тебя, внучек! — отмахнулся дед. — Хотя мыслишь ты в правильном направлении.

— Деда, а где тогда такое оружие прикупить можно? Можно в Японию смотаться быстренько — ихние катаны, говорят, классные. Ты по-японски как, говоришь? А то я не очень.

— С чего бы енто нам подарки вдруг покупать? — удивился Михалыч. — Купить енто любой дурак сможет, а нам надо добыть.

— В смысле — украсть?

— В смысле, внучек, в смысле, — покивал дед. — Уважить полковника надо, расстараться, смекалку проявить, под пулями походить, от сабли вострой увернуться, прямо с плахи сбежать, из петли вывернутьси…

— Деда! Михалыч, ау?! — с трудом прервал я замечтавшегося деда. — Ты, конечно, как знаешь, а меня что-то такие перспективы не радуют. Поехали лучше в Японию или в Индию — там тоже вроде бы классное оружие делают.

— Увлекся, внучек, — смущенно протянул дед. — Но покупать мы ничего не будем! Нет в ентом ни шику европейского, ни удали нашей молодецкой!

— Ох, ну не знаю даже… А что тогда? Давай у Кощея его любимый меч… Ты чего бородой киваешь? Да я же пошутил! Дед, ты чего?! Да Кощей нас в порошок сотрёт, если мы у него меч стащим, а потом тот порошок с табаком смешает и скурит после завтрака!

Михалыч отмахнулся, а потом подмигнул и, наклонившись, зашептал:

— Пошли, Федька в оружейной у царя-батюшки пошарим!

— А у него и оружейная есть? Я только склады с оружием видел… А, ну в принципе должна быть, только я на неё почему-то ни разу не натыкался, даже не слышал про такую.

— А енто потому, внучек, — заговорщицки шептал дед, — что скрыта она ото всех, да защищена от любопытных и просто ворюг всяких.

— Да-а-а… — протянул я опасливо. — А может, ну её? Полезем, а она как шваркнет нас молнией или еще чем-нибудь.

— Не боись, внучек. Первым пойдешь и если тебя прихлопнет, то я уже пройду спокойно, да оружие добуду. Не останется полковник без подарка!

— Спасибо, дедушка, я тебя тоже люблю.

Должен сразу вам пояснить немного о местной морали и нравах. Украсть у царя — преступление, конечно. Но только в том случае, если поймают. А вот если не поймают, то уважение вам обеспечено. Фарт такой воровской, понимаете? Та самая удаль молодецкая. Причем, у своих красть нельзя. У короны — можно. Государственное, значит ничьё, то есть — общее. Знакомо, да? Так что, не связанные никакими морально-этическими запретами, мы с Михалычем пошли на дело.

— Деда, может не надо?

Мы стояли в тёмном закутке перед низенькой, массивной железной дверью. Добираться в этот потаённый уголок дворца, пришлось более получаса. Я бы сам ни за что не нашёл эту оружейную. Спасибо деду — он как гончая, принюхиваясь, прислушиваясь, а иногда и постукивая большим гвоздём по стенам, уверенно вёл меня к цели.

— Надо, Федя, надо, — хихикнул Михалыч.

Я по глупости показал как-то своим «Приключения Шурика» и теперь дед только и поджидал момента, чтобы с удовольствием процитировать это «надо, Федя», бр-р-р…

— Сейчас какой-нибудь проводок заденем и как взвоет сигнализация! — продолжал тихо паниковать я. — Кощей же прибьёт и на ордена наши, кровью и потом заработанные не посмотрит!

— А мы не будем ничего задевать, внучек, — сосредоточенно протянул дед, нагнувшись разглядывая замок. — Ага, знакомая конструкция. Давненько я такие не видел… Енто, внучек, сработал известный мастер, Поликарп Евстигнеевич, по прозванию Кувалда… — дед закопошился в своём кошеле, доставая какие-то хитрые железочки, крючки, отмычки. — Знатный мастер был. Ентому замку, Федь, ажно полторы тыщи лет, а посмотри — как новенький.

— Так давно? Надо же…

— Нам про Кувалду ишо в академии рассказывали, а с его работой я только лет через двадцать впервые столкнулси после выпуска, — дед присел на корточки и принялся ковырять замочную скважину своими железяками. — Талантливый мастер, ничего сказать не могу, — дед замер на секунду, потом поднатужился и замок громко щелкнул, — да только на любой хитрый замок, другой талант найдётси!

— Ну, деда, — я в восхищении развел руки в стороны, — даже слов подобрать от восторга не могу.

— Потом подберешь, внучек. Запишешь и мне отдашь в двух екземплярах… Пошли што ли?

Михалыч легонько толкнул дверь и та, тихо скрипнув, открылась на пару сантиметров, а я зажмурился — сейчас ка-а-ак долбанёт чем-нибудь! Не долбануло. Но защита сработала: дед, довольно улыбаясь, распахнул дверь и сделал шаг внутрь и тут же с дверного проёма в него метнулись зеленые светящиеся щупальца, оплели деда как домашнюю колбасу и приподняли над полом.

— Мать! — сказал дед.

— Мать! — согласился я с ужасом смотря на раскачивающегося на зеленых нитях деда.

— Чего смотришь, Федька?! — прохрипел дед. — Ныряй мимо ентих зеленых гадов внутрь!

— Чего-то не хочется, деда. А оно и меня схватит и будем мы тут вдвоём болтаться, как мухи в паутине. Я лучше к Кощею сбегаю, повинюсь, он тебя и освободит.

— Федька! Ныряй, кому говорю! Двоих ента зараза не удержит! Ныряй давай, пока оно меня пережёвывает!

— Оно тебя ест?! — взвизгнул я, оглядываясь в поисках чего-нибудь тяжелого. Да хоть вообще чего-нибудь. В отличие от обычного бардака в коридорах, в этом закутке не было ничего, кроме пыли.

— Да енто я к слову, внучек, не пугайси, — хмыкнул дед. — Давай, внучек, пролезай между веревками внутрь.

— Уф-ф-ф… Шуточки у тебя, — я присмотрел место, где щупальца находились наиболее далеко друг от друга, нагнулся и осторожно полез, перешагивая через отдельные отростки, стараясь не задеть ни один. Всё это сильно напоминало лазерную сигнализацию, ну, знаете, все эти пересекающиеся лазерные лучики, через которые надо пробраться, не тронув ни одного.

— Ты, внучек, будто Скайуокер по Звезде Смерти крадёшьси, — хмыкнул надо мной дед, — лезь, не бойся, оно не кусается.

— Да? — протянул я с сомнением и осторожно коснулся пальцем одного щупальца. И правда, не кусается и даже током не шибануло. Упругое и теплое. Ну, ладно, я брезгливо вытер палец о майку и уже более смело полез внутрь.

В оружейной было сыро, прохладно и совершенно темно. А где все эти факелы и горелки на треногах, которые обязательно присутствуют в вечно работающем состоянии по стенам и углам в любом порядочном подземелье или гробнице? Да уж, не Голливуд, недодумал тут царь-батюшка, антуража не хватает. Я включил фонарик на кольце и ахнул. Помещение было небольшим, ну так, комната десять на десять, но вся завалена грудами самого разнообразного оружия. Из большой кучи прямо передо мной высовывались рукояти мечей, сабель, торчали копья, высовывались изгибы луков. И таких куч было несколько, да и просто на полу совершенно бессистемно валялись всякие интересные штучки. На стенах оружие висело уже в более приличном виде, похожее на экспонаты музея. Глаза просто разбегались от этого изобилия.

Ухватив двумя руками рукоять меча, торчащего из кучи, я потянул его на себя. Здоровенный-то какой! И тяжелый.

— Попалось, чудище заморское?! — зловеще протянул я, замахиваясь мечом над головой.

Ну, попытался замахнуться, если честно. Выше пояса приподнять эту рельсу я не смог и с сожалением выпустил меч из рук и он, ехидно звякнув, рухнул обратно на гору оружия.

— О, а вот это мой размерчик! — я заметил висящую на стене шпагу. Натуральная такая, а-ля три мушкетера. Длинная, с рукоятью, защищенной округлой гардой, переплетенной металлическими пластинками.

— Господа, гвардейцы! — я как мог скопировал мушкетерскую стойку. — Я имею честь атаковать вас. Защищайтесь, канальи!

— Наигралси, внучек? — отрезвил меня голос деда.

— А? О, пардон, деда, увлёкся. Классная шпага, дед! Давай тоже возьмем? Я на ковер в Канцелярии повешу.

— Конечно, внучек. Пущай повесит до первого захода к нам Кощеюшки. А потом и ты рядом с ней висеть будешь.

— Вот всегда ты так, дед. Все мечты как партизаны поезда под откос пускаешь.

— Феденька, — ласково протянул Михалыч, — ты ежели нарезвилси, то поищи, паршивец около двери рычажок какой! Сколько мне еще тут висеть из-за тебя паразита?!

Я виновато повесил шпагу на место и направил луч фонарика на стену около двери:

— Тут никакого рычажка… А с этой стороны… Ого, ничего себе рычажок! Да это — рубильник какой-то на атомной электростанции!

— Вот и дёргай его, внучек, — проворчал дед, покачиваясь на щупальцах. — Сколько же можно над старыми людями издеватьси?

Ага, «дёргай». А если он не дёргается? А если я не Илья Муромец и даже не Алеша Попович? Пришлось подобрать боевой молот, точнее — молоток, и лупить им по рычагу, пока он не начал поддаваться и по сантиметру опускаться вниз.

— Уф-ф-ф… — сказал дед падая с полуметровой высоты, когда щупальца внезапно втянулись в косяк двери.

— А-а-а!!! — сказал я, устало роняя молоток прямо себе на кроссовок.

— Вот и славно, внучек, — подытожил операцию спасения дед. — Давай быстренько ищем подарок и пора дёру отсюдова давать. Мало ли какие тут ишо защитные ловушки. Может у Кощеюшки уже в башке колокольчик тренькает мол, грабят тебя, батюшка, высылай срочно рыцарей-зомби, порубить на кусочки воров удалых.

Тяжелые мечи, щиты, копья и булавы мы отвергли сразу. С луками, после недолгого спора, тоже не стали заморачиваться — мы оба особо в них не разбирались, а наобум выбрать дешёвку китайского производства не хотелось. В конце концов, Михалыч выудил из дальней кучи изогнутую саблю в ножнах. Рукоять, как и ножны, были отделаны драгоценными камнями, только не аляповато на показ, а строго так, солидно и в целом очень богато. Дед вытащил сверкнувший в луче фонарика клинок и лихо завертел им над головой. Лезвие со свистом разрезало воздух, дед задорно скалился, а я, хихикая, отступил на пару шагов:

— Где это ты на шамахана учился, деда? Ловко как саблей вертишь. Тоже в академии учили?

— Жисть и не такому научит, — Михалыч прекратил баловаться и эффектно закинул саблю в ножны. — Тикаем, внучек, пока не началось.

* * *

До начала свадебной церемонии оставалось еще три часа, когда в Канцелярию ворвалась Елька и запрыгала на месте:

— А батюшка царь! А горе-то какое! А что случилося-то! А я сейчас вам как скажу!.. Ан, нет, не буду говорить, а то вы все тут и откинетесь от ужаса! А будет нам тогда не свадебка, а самые настоящие похороны! А хорошо, что уже еда наготовлена — на поминки сгодитси!

Мы только вздохнули, уже почти привыкнув к Елькиной манере вести разговор и продолжили заниматься своими делами. Успокоится — сама расскажет.

— А что же вам не интересно? — удивилась юная кикимора, не переставая подпрыгивать. — Али всё равно, что с другом вашим приключилося? А он, бедненький сейчас небось… А вы! А он… А бедный, несчастный Калымдай! — взвыла она напоследок.

— Калымдай? — насторожился я. — А что с ним?

— А нету! — торжествующе развела руки в стороны Елька. — А украли его, кровинушку нашу! А налетели из-за угла в чистом поле, да на конях вороных, да схватили жениха нашего! А передать велели, что без выкупа и не отдадут-то! А вот так вот, батюшка! — Елька топнула ногой и картинно подбоченилась.

Маша с Олёной хихикнули, Михалыч сплюнул и пошаркал за тряпкой, бесенята, не отрываясь от мультиков, одновременно подняли над спинкой кресла лапки с вытянутыми большими пальцами. А я… А я вздохнул:

— Это что, какие-то местные обычаи — женихов красть?

— Да чего только не крадут, внучек, — тоже вздохнул дед. — Что плохо лежит — обязательно свистнут.

— Так вроде бы невест крадут или я что-то путаю?

— Готовь денежку, внучек, — снова вздохнул дед.

Пришлось раскошеливаться, куда же деваться? Пять бутылок самогона, копченый окорок и горсть меди просвистели мимо нас в лапы бесстыжих вымогательниц, но Калымдай через полчасика был честно возвращен нам, смущенно ухмыляющийся и слегка помятый.

Организаторов похищения узнать не удалось, а вот непосредственным исполнителем выступила наша незабвенная бухгалтерша. Она просто приподняла полковника за шиворот, заломила ему руку за спину и заперла в какой-то каморке.

— Я же не идиот, — смущенно улыбался Калымдай, на вопрос почему же он не вырвался и не убежал? — Агриппина Падловна у меня сейчас фактически за тёщу выступает. Пускай дамы порезвятся, от меня не убудет.

Пока дед наглаживал Калымдаю его парадный мундир, я отправился к царю-батюшке, уточнить детали свадебной церемонии. Ну не в курсе я совершенно, как тут свадьбы проводят. В Лукошкино, да и на всей Руси, в принципе понятно. Сваты пьянствуют, друг к другу ездят, выкупы там всякие и прочие обряды, а потом венчание в церкви и пир горой. А у Кощея как? Понятно, что ни о каком венчании и речи нет. Может быть, шамаханский шаман должен тут дискотеку зажечь со своими шаманскими плясками? Ничего, сейчас царь-батюшка мне всё разъяснит.

Не разъяснил.

Царь-батюшка находился в последней стадии сурового самогонного отравления. На полу кабинета, свернувшись калачиком, уютно похрапывала Елька в окружении четырех аккуратно поставленных вокруг нее знакомых бутылей самогона. Через пятую, наполовину пустую, на меня пристально всматривался глаз царя-батюшки, тогда как второй глаз был закрыт. Ароматы в воздухе плавали ещё те.

— Здрасте, Ваше Величество, — машинально пробормотал я.

— Брфрым фыбрумым врубым! — вежливо кивнул Кощей.

— И вам того же… Гюнтер!

В кабинет шагнул дворецкий и я вопросительно указал взглядом на царя-батюшку. Гюнтер вздохнул и развел руками. И никаких слов не надо.

— Гюнтер, через час уже церемония, хоть ты мне объясни, как у вас тут во дворце свадьбы проводят?

Гюнтер снова вздохнул, потыкал себя пальцем в горло и пожал плечами.

— Говорить не можешь?

Кивок.

— Мороженного обожрался?

Недоуменный взгляд и кивок в сторону Кощея.

— Аллергия на самогон, горло распухло?

Гюнтер указал пальцем на Кощея, потом на себя, а потом разыграл милую сценку «Отелло душит Дездемону за вегетарианский борщ».

— Царь-батюшка придушил?

Кивок.

— Ох, ладно, — знать не хочу какие у них тут развлечения со скуки. — Так что со свадьбой?

Пожатие плечами.

— В смысле — не знаешь? Никогда тебя на свадьбы не приглашали?

Кивок.

— Это за вредность или за противный образ жизни?.. Не надо, не отвечай. А кто про свадьбы знать может?

Гюнтер помотал головой.

— В смысле — никто? У вас тут что, свадеб не бывает?

Гюнтер облегченно вздохнул мол, дошло наконец-то и кивнул.

— Весело… Слушай, ну царя-батюшку хоть немного надо себя в чувство привести. Без него вообще никак. Займись, а?

Гюнтер кивнул в последний раз, а я в глубокой задумчивости вышел из кабинета, по пути машинально почесав гребень на голове змеепингвина, топчущегося на коврике у дверей.

— Деда, а как тут свадьбы… — ворвался я в Канцелярию и тут же осёкся, увидев заинтересованный взгляд Калымдая. Ну не расспрашивать же при женихе, как вообще свадьбы проводят? — Я говорю, свадьбы тут масштабные, наверное, бывают, да?

— Да кто их, внучек, — пожал плечами дед, близоруко щурясь, колдуя над иголкой с ниткой, — вот сегодня и посмотрим.

Жаль, инета нет. Уверен, что введи в Яндекс запрос типа «Как проводят свадьбы во дворце Кощея», я получил бы несколько миллионов ответов. А, ладно, что я — дурнее Яндекса? Разберемся по ходу действия.

* * *

Разбираться толком не получилось и именно из-за действия. А действовать пришлось быстро. В итоге, забегая вперед скажу, что свадьба получилась живенькая, весёлая, без всяких этих ужасных обрядов, которые так ненавидели мы с Калымдаем и на которых так настаивали наши девчонки. Главное — жених с невестой остались довольными.

Убитых тоже не было. По крайней мере, мне о таких не докладывали.

А теперь, дамы приготовьте платочки, кавалеры стисните зубы и кулаки — мы начинаем торжественную церемонию!

Которую, как оказалось, проводить было негде. Тронный зал-то уже заставили весь пиршественными столами, да еще и моя разлапистая ёлка посредине. Зато плакат почти на половину зала получился отличный, красивый и яркий:

«КАЛЫДАЙ В НАТУРЕ! ТАМАРКА ВАЩЕ НИШТЯК! СВАДЬБА БЛИН!»

Орфография у Аристофана хромает, конечно, но в целом душевно и с чувством. Всё равно переделывать некогда.

Царя-батюшку, не пожелавшего расстаться с остатками самогона в большой бутыли, водрузили на трон (на мой трон, кстати!) и он рассеяно пялился куда-то вдаль, раскачиваясь в такт песенке, которую мурлыкал себе под нос:

Волчик полюшком бежал,

Ай люли, ай люли,

Громко песенку орал,

Ай люли, ай люли,

Его зайчик повстречал,

Ай люли, ай люли,

Волчик зайчика сожрал,

Ай люли, ай люли,

Тут и песенке конец,

Ай люли, ай люли,

Вот какой я молодец,

Ай люли, ай люли.

Короче, батюшка был счастлив. Не будем ему мешать.

Началась церемония с торжественного входа в зал молодых в сопровождении родных, близких, друзей, ну и остальных придворных, которые смогли поместиться тут. Я, надев в связи с официальным событием свой плащ, резво побежал к трону, приподняв полы, напоминая самому себе монаха, опаздывающего к ужину. Забравшись на ступеньку трона, я замахал руками, показывая, что молодых надо вести сюда, обходя и ёлку и столы. Конечно, всё перепутали, жениха с невестой разделили и повели ко мне по разным сторонам ёлки. А ничего так — символично получилось. Типа сердца такие разделенные и вдруг встретились у царя-батюшки… Короче, именно такой романтизм мы заранее и запланировали, понятно?

Кощей, у которого, кстати, это был первый выход на публику после отсидки, на толпу не обратил никакого внимания и мне пришлось завести руку за спину и подёргать его за сапог. Царь-батюшка удивленно посмотрел на меня, заметил наконец-то толпу и помахал всем бутылкой. Придворные радостно взревели. Царь-батюшка милостиво покивал головой, встал, обвел бутылкой зал, потыкал ею же в молодых, крепко приложился к горлышку и рухнул обратно на трон. Одобрил, будем считать. И совершенно ясно, что вести церемонию придется мне — от Кощея толку сейчас никакого.

— Дамы и господа! — решился я, наконец. — Товарищи! Больше скажу — друзья!

Оратор из меня никакой, честно признаюсь.

— Сегодня я собрал вас здесь по особому поводу!

Только бы не ляпнуть мол, к нам едет ревизор.

— Мы собрались, чтобы соединить два любящих сердца и, следуя определенному алгоритму, создать новую ячейку памяти… пардон — общества!

Уф-ф-ф…

— Исходя из вековых правил, вынужден уточнить у молодых их намеренья. Итак, Тамарка, желаешь ли ты выйти за… Олёна, а ты чего ревёшь? Случилось что? Нет? От счастья? А, ладно… Только больше не перебивай меня… На чем я остановился? Ах, да. Тамарка… Да вспомнил я, вспомнил, хватить орать! Сейчас стражу позову! Ну-ка, заткнулись все быстро! Вот… Сбили… А, ну да. Тамарка, отвечай как на духу — хочешь ли ты выйти замуж за нашего славного полковника, великого героя, победителя страшного Манбангарола (потом расскажу кто это), короче, за Калымдая? А?.. Что?.. Ни фига не слышно… Ну, будем считать, что — да. Та-а-ак… Теперь — Калымдай… Да погоди ты, дай вопрос задать! По правилам же надо, по обычаям, которые нам от дедов-прадедов пришли! Итак, Калымдай, берёшь ли ты в жены Тамарку, присутствующую тут? Давай, теперь ори… Ага, понял. Ну, раз молодые не против, так и мы возражать не будем, верно? Ха-ха!

(Дружный смех, бурные аплодисменты).

Так, что там дальше? Ага, надо еще спросить, нет ли кого-то там, кто рискнёт жизнью и здоровьем и выступит с компроматом против жениха или невесты. Или как там правильно?

— Если среди присутствующих есть такой идиот, который имеет что-то против этой свадьбы в целом и против категорически одобрившей свадьбу Канцелярии в частности, пусть скажет сейчас или же пусть заткнётся и побережёт своё здоровье… Ну? Нет дураков?

— Я, батюшка! — вперёд вдруг протолкалась очень полная девушка с рожками на голове. Ага, бесовка. Я уже начал разбираться в местной нечисти. — Я против, Ваше Величество!

— А чего так? — удивился я. — Калымдай наделал тебе десяток детишек, а теперь от алиментов увиливает? Калымдай, проказник, ну-ка признавайся!

— Ни в одном глазу, Федор Васильевич, — пожал плечами полковник. — Я эту милую мадам первый раз в жизни вижу.

— Милую? — прошипела Тамарка?

— Мадмуазель, вообще-то, — томно протянула бесовка.

— Как звать тебя, мадмуазель?

— Василиса, батюшка.

— Угу. И с чего бы это ты, Василиса, выступаешь тут против этой свадьбы? Коротко и по существу.

— Замуж хочу, батюшка, — потупила глазки бесовка. — А давайте полковника на мне женим?

Пока придворные хохотали, а Калымдай с Агриппиной Падловной крепко держали Тамарку, порывавшуюся кинуться на Василису, я, отдышавшись и дождавшись когда все немного утихнут, предложил:

— Давай, красна девица по-другому сделаем. Сейчас ты молчишь в тряпочку, а еще лучше — удираешь подальше от греха и мести невесты, а потом, после праздников зайдёшь в Канцелярию. Подумаем, как тебе помочь.

Мне понравилась Василиса своей бойкостью и живостью, возможно, она может нам пригодиться в очередной гениальной операции. Кстати, заметили — даже во время праздника, не забываю о делах думать? Государственный ум, что есть, то есть.

— Всё? — поинтересовался я, когда Василиса изящным бульдозером разрезала толпу, быстро покидая церемонию. — Ещё сумасшедшие есть против свадьбы выступить?

Оказалось, что есть.

Пора на опушке у Лысой горы психбольницу строить. Довёл Кощей-батюшка своих подданных до душевного расстройства.

Вперёд выступил здоровенный детина, на пару голов выше меня, а судя по одеждам из шкур и опять же — маленьким рожкам на голове — шамахан.

— Моя приходить и Тамарка забирать! — проорал он, скидывая безрукавку из волчьей шкуры. — Калымдай кирдык сейчас будет!

Я с опаской оглядел обнаженного по пояс бугая, на показ поигрывающего мышцами. Какой же это шамахан? Это — Терминатор самый настоящий в исполнении Шварценеггера. Рядом томно вздохнул Гюнтер.

— А чего вдруг такие страсти? — решился поинтересоваться я. — Вы с Тамаркой давние знакомые что ли?

— Никагда нэ видэл! — отмахнулся терминатор. — Калымдай кирдык! Она мая будэт!

— Ну, суть претензий понятна, — вздохнул я. — Что скажите, гости дорогие? Храбреца с почестями похороним или в лес на радость волкам выкинем?

— Минуточку, Федор Васильевич, — Калымдай скинул китель, выставив на общее обозрение белую кружевную рубашку. — Дозвольте мне?

— А надо ли самому? — протянул я с сомнением, но тут меня за рукав дернул Михалыч и зашептал:

— Не лезь, Федька! Енто же игрища у них такие, шамаханские. Мордобой предсвадебный.

— Да? Вот же дикари. Ну, раз это понарошку… Ну, давайте тогда, разрешаю. Только не тяните, а то гости уже устали, покушать и выпить хотят.

Гости дружно закивали, а бойцам выдали по сабле и они стали на пяточке возле трона друг напротив друга. Замелькали сабли, выбивая тучи искр, бойцы закружились в пляске. Это было изящно, показательно, невероятно быстро и… очень скучно. Ну да, здорово, но эти двое бились с таким мастерством, что было невозможно уследить за их движениями. Просто смазанные полосы в воздухе, осыпаемые искрами. Я зевнул, Михалыч почесался, Кощей за спиной булькнул самогоном, Гюнтер снова вздохнул.

Минут через пять, народ уже откровенно заскучал. Кое-где над гостями вился дымок самокруток, дамы оживленно обсуждали наряд невесты, под ёлочкой кого-то пинали ногами. Живенький ритм свадьбы явно нарушился, а эти показушники без устали крутили финты, выписывали пируэты, бахвалясь своим мастерством. Да мы и так в Калымдае не сомневались. Похоже, у него комплекс неполноценности и он всячески старается его компенсировать вот такими показательными выступлениями. Пора, пора психушку строить…

— Гюнтер, сходи, разними их, — предложил я.

Дворецкий опасливо покосился на звякающие сабли и категорически замотал головой.

— Деда?

— Кто тут из нас царь? — проворчал Михалыч.

Ну, как всегда — всё самому делать приходится.

— Калымдай! — заорал я. — Хватит! Всё-всё, завязывайте.

Бойцы остановились, гости оживились и снова подтянулись к трону. Калымдай со своим спарринг-партнёром довольно улыбались, хотя оба были в порезах и царапинах. У полковника его щегольская рубаха была разрезана в двух местах и сквозь неё уже проступила кровь, а у терминатора кроме порезов на груди, алой полосой через всю щеку тянулся новоприобретенный шрам, но рожи их так и сияли от удовольствия. Дикари-с.

— Ваше Величество, — галантно поклонился терминатор и продолжил без всякого акцента: — Прошу прощения за задержку свадьбы во время этого представления, но умоляю не гневаться, а понять нас — традиции.

Так он еще и Калымдаев воспитанник, судя по манерам. Клоуны, блин. Ладно.

— Молодец, служивый, стань в строй… Э-э… к гостям, говорю иди… Хорошо, порезвились немного, а теперь продолжим. Продолжим, говорю! Ну-ка заткнулись все дружно и слушаем меня-батюшку!

Когда воцарилась тишина, я перешёл к заключительной части:

— По древним нашим традициям, даденым нам дедами-прадедами, правящий ныне монарх, то есть — я, — я смущенно шаркнул кроссовком, — волею, данной ему… блин, ну, мне, то есть… Короче, волею данной мне богами, а главное — Кощеем-батюшкой, я имею полное право соединить этот союз двух любящих сердец, чем сейчас и воспользуюсь.

— Наконец-то, — загалдели в зале, — давно пора! Жрать охота!

— Цыц! Итак, вот этой самой волей, данной мне вышеперечисленными лицами, объявляю нашего славного полковника Калымдая и очаровательную Тамарку, племянницу, кстати, нашей не менее очаровательной Аргриппины Падловны, мужем и женой! Давайте, целуйтесь. Ура!

— Ура! — заорали все, а Калымдай с Тамаркой принялись за поцелуйчики.

— Пожрём теперь! — радовались придворные.

— Нет, ты глянь, Свиридовна, как он к ней присосался, а!

— И не говори, Марусь, а мой-то, чмокнет разок в щёчку и сразу в койку тащит. Никакого романтизьму.

— Серёга, забей и мне место поближе вон к тому осетру, что рядом с бутылками лежит! А то, вона Мишка с евойнаю бандой уже тудыть нацелилси!

— Эй, Калымдай, ну куда ты руками полез?! Гля, Семёновна, так и шарит, так и шарит! Погоди, родненький до спальни, там-то уж и порезвишьси!

— Да не мешай, Григорьевна. Хоть посмотреть-то…

Я стоял, приветливо улыбаясь во все стороны и шипел сквозь зубы:

— Калымдай, завязывай! Тамарка, хватит же! Сейчас гости нас сожрут вместо закуски! Агриппина Падловна, ну хоть вы на них повлияйте! Ну что это за бесплатный сеанс немецкого порно?!

Наконец все утихомирились и расселись за столы. Не всем, конечно, хватило места в тронном зале, но и обиженных не было. Пиршественный стол продолжался в коридорах, не прерываясь, заворачивая на поворотах, проходя через малые залы и так по всему дворцу. Кощея беспокоить не стали, только поменяли опустевшую бутылку на новую, а через полчаса Гюнтер при помощи рыцарей-зомби, оттащили царя-батюшку в соляную комнату — нельзя пока ему долго вне её находиться. И понеслось.

Хоть я и старался есть поменьше, но блюд было так много, а еда смотрелась так аппетитно, что выдержать такого искушения слабое сердце несчастного, но гордого компьютерщика, не смогло. Сердце шепнуло желудку «Давай», тот взвизгнул от радости, мозг вздохнул и отключился, а руки и челюсти перешли в активный режим. Наконец-то!

И, кстати, тут некоторые злопыхатели, обвиняли меня в чрезмерном употреблении алкоголя. Так вот, на свадьбе я практически не пил! Я ел. Наш дорогой и любимый садист Иван Палыч расстарался так, что оторваться от очередного блюда, будь это хоть всегда горячо любимый мной шашлык или банальный запечённый целиком осётр, не было никакой возможности. Неудивительно, что через три-четыре часа, я осоловело сидел над серебряной миской с холодцом, лениво выковыривая из него морковку и устало подымал над головой играющий самоцветами золотой бокал, с всё еще первой дозой коньяка. Или дед подливал мне? Не помню.

Помню, что Михалыч с рыцарями подхватили меня и потащили из зала.

— Вы чего? — слабо отбивался я. — А тортик?

— Мы принесём вам, мсье Теодор, — успокаивающе икнула Маша, а Олёна только устало прикрыла глаза колечками из огурцов.

Понимаю. Смотреть на это изобилие было больно, а съесть хоть крохотный кусочек не было уже никакой возможности.

— Деда, давай по маленькой за молодых? — предложил я, когда меня тащили, огибая Аристофана, сидящего на табурете и наяривающего на балалайке «Мурку».

— Быстрее, — шипел дед на рыцарей. — Выносите царя-батюшку, пока не началось.

— А что должно начаться? — возмутился я. — Почему царь не в курсе?!

— Драка, внучек.

— Почему?

— По обычаю.

— А да, — понимающе покивал я и тут же всполошился: — Деда, они же мне тут ёлочку на фиг снесут!

— Не боись, Федька, — поднялась с лавки монументальная главбухша. — Я прослежу. А ты отдохни родимый… Ишь как красиво про мою Тамарку с евойным кобелём сказал…

Левый глаз упёрся в потолок и что-то там разглядывал с величайшим вниманием, зато правым я увидел, как в центр между столов вышла ухмыляющаяся двадцатка бесов, а им на встречу поднялись Калымдаевские спецназовцы. Сквозь кровь, брызнувшую из носов и пяточков, я заметил, что Агриппина Падловна грузно, но поспешно шагает к ёлочке, отсекая по пути огромными ручищами, сбившихся с пути истинного драчунов.

За ёлочку я больше не беспокоился. А вот десерт…

— Деда, ты напомни там про тортик, — попросил я, проваливаясь в сладкий сон, едва замечая, как Михалыч заботливо подтыкает мне одеяло. — И Дизеля выключи, пожалуйста…

Здравствуй, дедушка Кощей, борода из ваты, или Дети — это наше всё

— Надо, Ваше Величество, надо, — терпеливо убеждал я Кощея-батюшку. — Это же какой резко положительный имидж вы себе сделаете, прикиньте только! И вовсе не в том смысле положительный, что добрый, а в том, что народ ваш, и так безмерно вас любящий, ва-а-аще воспылает невиданным патриотизмом!

— Вот сам шутом гороховым и скачи вокруг ёлки своей, — устало огрызался царь-батюшка, с наслаждением прихлёбывая густой кофе из небольшого, искусно гравированного черепа какого-то незадачливого беса, попавшегося в недобрый час под руку неизвестному мне мастеру.

— Детей с самого раннего возраста надо воспитывать в почитании царя и Отечества, — назидательно произнёс я, принюхиваясь к кофе.

— Гюнтер! — проорал батюшка. — Чашку кофе Статс-секретарю! Или тебе коньячку плеснуть?

— На работе не пью, Ваше Величество, — отрезал я. — А за кофе — спасибо, с удовольствием.

Михалыч уговаривать царя-батюшку вместе со мной не пошёл мол, «покочевряжется и сам согласитьси», поэтому отдуваться за всех, как обычно приходилось мне одному.

Мы посопели друг на друга над горячим кофе и я решился на шантаж:

— Ну что ж, Ваше Величество, раз вы так категорически не хотите детишкам праздник устроить, придётся мне Деда Мороза звать.

— Так он тебе и придёт, — хмыкнул Кощей.

— Придёт. Аристофана попрошу, и он со своими и Калымдаевскими ребятами запросто его приведёт, — отмахнулся я чашкой и тут же взвыл от капелек кофе, упавших на джинсы.

Царь-батюшка ухмыльнулся, а потом задумался:

— Ну, эти да, могут и притащить Мороза… Да только это совсем не то будет.

— Вот и я о том же! — завопил я. — Одно дело какой-то там старый дед (прости меня, дедушка Мороз, я для ребятишек стараюсь), а другое дело — вы, наш Великий и Ужасный и горячо всеми любимый!

— А сам чего бороду нацепить не хочешь? — проворчал Великий и Ужасный. — Или, вон, Михалыча задействуй. Хочешь — Гюнтера одолжу на праздник?

— Не надо Гюнтера, — твёрдо заявил я. — А сам я такую ответственную роль не потяну — солидности во мне мало. Пока. А вот Михалыч, он запросто с таким делом справится, да и народ его любит. Только не в этом же дело, а исключительно в вас.

— И что мне делать нужно будет? — сдался Кощей.

— Ой, да там особо и ничего, — засуетился обрадованно я, — мы там с детьми поиграем, зажжём их хорошенько к вашему выходу… Нет-нет, это я в переносном смысле, не радуйтесь… Потом дорогая наша Снегурочка — Агриппина Падловна, вас позовёт, вы и явите всем облик свой ужасный, но благородный. Раздадите детям подарки, послушаете их выступление и всё. Делов-то Ваше Величество, на одну рюмку коньяка всего.

— Налить?

— Не-не, это так, к слову пришлось.

— А я выпью, пожалуй…

— Эх, ну давайте и мне тогда, Ваше Величество — больно смотреть, как вы тут в одиночестве спиваетесь.

Коньяк был так себе, сигары как обычно — вонючие, но пришлось пострадать ради царя-батюшки.

— Шубу вам надо, красную или синюю, — рассуждал я, попыхивая сигарой. — Бороду уже Елька сделала. Хотите примерить?

— Давай, — проворчал Кощей. — Не из блохастых каких котов шерсти надёргала?

— Баран, Ваше Величество. Ой, не в том смысле, что это вы — баран, ну что вы сразу за меч-то хватаетесь? Я говорю мол, шерсть баранья.

— Не по-царски как-то, — брезгливо покрутил он в руках белоснежную бороду с тесёмками.

— Хотите, бесов на Северный полюс зашлю, какого-нибудь белого медведя обстричь?

— Ну и как её цеплять? Гюнтер! А ну-ка, голубчик… Что ты хихикаешь, Федька?.. Давай, Гюнтер, цепляй это уродство на меня, великого.

— Уродство, Ваше Величество, не поспорить, — кивнул дворецкий, завязывая тесёмки на лысом черепе. — Лёгкая небритость куда как больше вам идёт. Вид такой сразу мужественный, брутальный…

— Тьфу, ты! Тащи зеркало и слюни подбери!

— Корону приладьте сверху, Ваше Величество, — напомнил я. — А что? Совсем даже неплохо. Эдакий, модернизированный Дед Мороз с нашим, местным уклоном.

Кощей покрутил бородой перед зеркалом, поморщился, еще раз сплюнул и вдруг задумался:

— А может и мне бороду отпустить, а, Фёдор? Небольшую такую, эспаньолку?

— Да кто вас знает, Ваше Величество, — пожал я плечами. — Вы ко мне в Канцелярию приходите, у меня программка одна есть, можно на вашу фотографию разные бороды прикладывать и посмотреть, как оно выглядеть будет.

— Оно?

— Изображение, — выкрутился я. — И, кстати, Гюнтер, в той программе не только бороды, но и прически и всякий макияж примерять можно. Губную помаду подобрать или там выщипанные брови приладить.

— Сами пробовали? — оживился дворецкий.

— Вот, воистину «тьфу ты», Ваше Величество, — отвернулся я к ухмыляющемуся Кощею.

— И когда мне лицедействовать придётся?

— А завтра, прямо с утра, в десять часов, Ваше Величество. На часок, не больше.

— Чего ради имиджу не сделаешь, — вздохнул царь-батюшка. — Иди, Федька, не мозоль больше глаза мои печальные, пришибу ведь ненароком.

— Ухожу-ухожу, — поднялся я. — Видите Ваше Величество, какой у нас прогресс? Раньше сожрать обещали, а теперь только… Всё, положите меч, уже ушёл.

* * *

— Елька! К ноге! — проорал я, в который раз любуясь нашей ёлочкой в тронном зале.

— А звал, батюшка? — поорала кикимора сзади.

— А звал, — поковырялся я мизинцем в ухе.

— А вот она я вся тута!

— А вижу. Аелька, блин. Всё готово к утреннику?

— А всё, батюшка! — Елька начинала загибать пальцы. — А платьице тётушке моей пошили, а кокошник я саморучно в Лукошкино спёрла! А детки песенку про ёлочку разучили! А ёлочка вот она — пред тобой, батюшка стоит, раскрасавица наша!

— А подарки?

— А иди, посмотри, батюшка! — кикимора схватила меня-батюшку за руку и поволокла за трон к небольшой дверце в подсобку. — А вот они все!

— Ничего себе, — я окинул взглядом гору свертков и пакетов, высотой с Кощея. — Ни в какой мешок не поместятся…

— А можно сюда бегать и таскать детишкам подарочки-то!

— Не, не очень как-то… О! Попробую у Михалыча его кошель безразмерный выклянчить на часок! А разноцветные шнурки, которыми подарки обмотали, это?..

— А как в воду глядишь, батюшка! — запрыгала от восторга Елька. — Белый шнурок — для девоньки подарок, а черненький — пацанчику малому!

— Кухня сладости на завтра готовит?

— А как же! А я сама бегала проверять, а вкуснотища-то, батюшка!

— Осталось детям что-нибудь после твоей проверки?.. Ладно-ладно, не завывай, шучу. Давай, работай и смотри мне тут!

Михалыча уговорить сдать кошель в аренду, оказалось вовсе не так сложно, как я думал. Всего три часа выклянчивания, уговоров, взывания к уму, чести и совести и дело в шляпе. Сдался дед перед массированным натиском всей Канцелярии, когда все мы стояли перед ним на коленях, жалобно протягивая к нему руки и завывая настолько натурально, что лукошкинские нищие вымерли бы от зависти, услышав нас. Дед плюнул, матюкнулся в последний раз, махнул рукой и, взяв с нас клятву о выплате ему ста золотых за аренду, ворча ушёл в свою комнату опустошать кошель. Ура.

Девчонки, как всегда хихикая куда-то тут же удрали, Аристофан пошёл укреплять нервы самогоном в казарму, Калымдай, отряхнув колени, отправился домой к своей ненаглядной Тамарке. Кстати, квартирку они себе урвали совсем рядом с нами — за два коридора. Я устало плюхнулся на диван, пытаясь сосредоточиться на завтрашнем празднике, однако звуки издаваемые колонками компа, никак не давали собраться с мыслями. Что-то очень знакомое… Ну, конечно — четвертый эпизод «Звёздных войн». Похоже, бесенята начали в который раз пересматривать сагу сначала. Ладно, пусть резвятся, вырастут — джедаями станут. Нет — ситхами, скорее всего.

* * *

Утро детского праздничного дня началось с моего личного кошмара. К нам в гости приехала Морская царица Морисента со своим царственным сынулей Моришуром. Нет-нет, царица была мне очень симпатична и как монарх и просто как женщина, вот только она оказалась уж больно любвеобильной, а в качестве объекта своих притязаний выбрала меня. Нет уж, хватит. Один раз я ей уступил исходя исключительно из государственных интересов и довольно.

Сплавив Моришурчика под опеку Ельки, я подхватил царицу под руку и потащил в библиотеку:

— Ваше Морское величество, — нашёптывал я по пути, — к моему величайшему стыду, должен всё же вам признаться, что я вовсе не тот, за кого себя выдавал.

— Даже так, господин мой Кощей? — кокетливо приподняла она брови?

— Ага, Ваше Величество. Не Кощей я. Ну, в каком-то смысле, в определённых ситуациях я выступаю от его имени…

— Не переживайте, дорогой мой Фёдор Васильевич, — ущипнула меня за задницу Морисента. — Я в курсе и надо сказать, меня это только радует.

— Увы, солнце моё, — вздохнул я, потирая джинсы в пострадавшей точке, — нам не суждено быть больше вместе, как это ни печально. Зато, у вас появилась возможность завести тесное знакомство с самым настоящим Кощеем! И скажу вам, — я понизил голос, — наш Великий и Ужасный, ого-го какой! В том самом смысле, ага.

Морисента была, как минимум заинтригована и, сдав её на попечение Гюнтеру, который с энтузиазмом принялся за все эти дворцовые ритуалы, я облегченно вздохнул и тихо хихикая, быстро рванул из библиотеки.

Один ноль, наши ведут.

Так, теперь генератор. Недавно я нашел в завалах всяких железок и кабелей, которые перетащил из фургончика в Канцелярию, десятиметровую светодиодную ленту. Да-да, отличная гирлянда, сам знаю. Жаль посмотреть схемы негде, а то можно было бы и мигать её заставить. Ну, ничего и так, думаю, отлично будет.

Двое скелетов под предводительством взволнованного Дизеля, потащили генератор в тронный зал, а сзади вышагивали мы с Михалычем, пытаясь на ходу распутать почему-то вечно запутывающиеся провода.

В тронном зале в одном из углов уже стояли столы с лавками, ожидающие набега юных голодных варваров, а посередине, возле ёлки, суетился новогодний комитет, правда, без горластой Ельки, чему нельзя было не порадоваться.

— Ща между рогов в натуре засажу! — орал взмыленный Аристофан.

— Попробуй только, — парировал Виторамус, — залеплю тебе рот колдовским способом и придётся твой любимый самогон, знаешь каким местом хлебать тогда?

— Что вы опять не поделили? — подошли мы поближе.

Скелеты стали запихивать генератор под ёлку, а Дизель засуетился около них, маша руками.

— Не, ну прикинь, босс! — заорал Аристофан, тыча пальцем в кладовщика. — Этот чмошник, в натуре хочет нас праздника лишить!

— Виторамус? — повернулся к хранителю колдовских штуковин.

— Слушайте его больше, Ваше Величество, — фыркнул бес, традиционно протирая платочком пенсне. — Аристофан, знаете ли, впал в детство и непременно требует, чтобы и его самого и его бандитов…

— Бойцы у меня! — взревел Аристофан.

…— непременно допустили поучаствовать в детском утреннике.

— В натуре!

— Ты чего, Аристофан? — удивился я. — У нас же свой праздник потом будет, там и оторвётесь.

— Ни фига ты, босс не понимаешь, — завыл боевой бес. — У мелких же реально Кощей за Мороза канать будет! А у взрослых — хрен конкретно!

— Аристофан, ну чего ты как маленький?

— А я может душой, блин еще типа маленький!

— Какая душа у беса?

— Да не суть, босс! Это же… блин, как её?.. ну как диск и Крым по-хохляцки?..

— Дискриминация? — угадал Виторамус.

— Во-во, братан, в натуре она!

— Да ты же опозоришься, Аристофан, — я попытался убедить беса, — среди детишек и такой здоровый дубина.

— В натуре, здоровый, это ты правильно сказал, босс. Ну, босс, а босс? — снова заныл Аристофан. — А я и стишок уже выучил. Из «Гамлета».

— Чего?!

— В натуре, босс, — слегка обиделся Аристофан. — Я же типа культурный теперь по самое не могу.

— Ох… Ладно, давай так сделаем — дозволяю тебе присутствовать на утреннике, только в сторонке, а как дело до конкурсов дойдёт, то выйдешь, прочитаешь свой… гм-м… стишок и всё. Только ты один, без своей банды, понял?

— У меня отряд, босс! — радостно закивал рожками бес. — Реально боевой… а, да хрен с ним! Согласен, босс, без базара!

— Внучек, — подшаркал к нам Михалыч, — я проводки твои скрутил, как ты показывал, можно проверять твою гюрл… гёрл… светильники твои, чтоб им пусто было!

— А батюшка! — в зал влетела Елька и волоча за собой совершенно ошалевшего Моришура, — а там уже народ с детишками собираетси под дверями! Запускать? А? Ну запускать же?

Я взглянул на часы:

— Ох, блин и правда, пора. Не успели мы проверить гирлянду, деда, ладно, будем надеяться, что всё в порядке будет.

— Будет-будет, — рассеянно закивал Михалыч. — Ну, всё, побежал я внучек, паразитов своих в костюмы новогодние одевать!

— Во фраки, блин, — хохотнул Аристофан и, увернувшись от подзатыльника деда, рванул занимать место поближе к ёлочке.

— Запускай, — махнул я Ельке. — Пусть лучше тут подождут немного, праздничной атмосферой пропитаются, а то сейчас нам двери в зал снесут на фиг.